Цикл «Аратта». Книги 1-7 - Мария Васильевна Семенова Страница 13

Ее прозвище было Высокая Локша. Немолодая женщина с прямой спиной, огненным взглядом и сурово сжатыми губами. Длинные полуседые волосы распущены по спине, на голове — расшитая речным жемчугом повязка, у висков покачивались подвески-уточки. Поверх длинной, богато вышитой рубахи Высокая Локша не носила юбки-поневы, как все женщины, только душегрейку и пояс с подвешенным к нему ножом, однако не только не выглядела нелепой, а напротив, все вокруг казались оробевшими в ее присутствии.

Высокая Локша была добродея — знающая женщина, настолько угодная речным богам, что достойна кормить их вареным мясом и теплой кровью. Еще она устраивала моления, лечила живых и провожала души в Дом Дедов. В деревне она бывала редко и только когда случалось что-то очень важное.

Резким движением Локша ткнула пальцем, указывая на Кирью:

— Вот она!

Борода Толмая, вождя рода Хирвы, уже поседела, но широкие плечи и зоркий взгляд говорили о могучей жизненной силе, которой далеко еще до истощения. Лучше его охотника не было в селении.

Весь прошедший день до заката ингри провозились в медленно отступающей ледяной воде, пытаясь спасти то, что могло уцелеть, огорченно глядели на вывороченные бревна городни и бранились между собой. Все ли было сделано как следует? Старший сын Толмая, силач Урхо, сокрушался, что бревна надо было вбивать глубже. Младший, дерзкий Учайка, спорил с ним, намекая на колдовство и порчу. Глава рода помалкивал, задумчиво глядя поверх голов на речку и темнеющий на дальнем мысу лес. Он ждал оттуда неприятностей — и дождался.

— А я первый сказал, что богов прогневили, — приглушенно прозвучал в толпе голос Учая.

— Так и есть, — громко произнесла в тишине Высокая Локша. — Нельзя призывать богов тому, кто ими не избран! Они за дерзость весь род карают.

Вытянутый палец ее взметнулся и уперся в оторопевшую Кирью.

— Как ты посмела взывать к богам, дева? Или ты посвященная добродея?

— Я не взывала… — начала Кирья и осеклась под пристальным взглядом ведуньи.

— А может, это я виноват? — выступил побледневший Мазайка. — Я глину под плотиной копал…

— Она, она, — уверенно повторила ведунья. — Я вижу. У нее отравленная кровь, или сами не чуете? Да что я спрашиваю, куда вам…

По толпе пронесся ропот. Кирья невольно съежилась под злобными, испуганными и неприязненными взглядами. Да и какие они ей сородичи? Даже Дядьки не смотрели на нее так недобро!

— Погоди-ка, ведунья, — выступил вперед Толмай. — Сейчас я ребят попытаю. Вы были утром на городне, когда нахлынула вода?

— Были, — признался Мазайка.

— И что там делали? Рыбу ловили?

Мальчик помотал головой.

— Я новую сойку лепил. Кирья рядом сидела…

— Просто сидела? — язвительно спросила Высокая Локша. — Не лги, отрок, я рыб спрошу, они мне правду расскажут!

— Это правда!

— Кирья, ты что скажешь? — повернулся к дочери Толмай.

Девочка мрачно промолчала.

— Что ты делала на плотине? — сурово повторил вопрос отец.

— Ничего дурного она не делала! — воскликнул Мазайка. — Только один раз…

Рука его сама дернулась к синей глиняной птичке, висящей на груди на кожаном ремешке.

— А ведь говорят — не свисти у воды, не дразни водяниц! — первым догадался Учай.

— Вот и выяснилось, — удовлетворенно кивнула Локша. — Она насвистела паводок! Верно говорю — на ней порча!

Тут уж все шарахнулись от Кирьи, как от заразной, чтобы ненароком, не приведи боги, не коснуться. Кроме Мазайки, конечно, — тот лишь крепче сжал ее ладонь.

А ведунья, повернувшись к Толмаю, властно сказала:

— Отдай ее нам, большак. Вода под священными ивами все очищает. Даже отравленную кровь…

Кирья попятилась, прижимаясь к Мазайке. Странное дело — еще утром она сама собиралась в кереметь и даже мечтала о том, как ведуньи примут ее к себе как одну из них. Но сейчас даже мысль о том, что добродея заберет ее и будет каким-то колдовством отмывать ее «отравленную» кровь, внушала ей ужас.

— Батюшка, не отдавай меня, — прошептала она, умоляюще взглянув на Толмая.

Вождь рода Хирвы нахмурился. Самоуправство добродеи в его селении не очень-то ему нравилось — пусть у себя в керемети распоряжается! Тем более речь шла о его дочери. Он заметил и быстрый взгляд Мазайки, брошенный в сторону леса, и то, что в руке мальчик все еще держал свой звериный манок… Толмай поднял голову и поглядел на восход, где, скрытые ночной тьмой, высились поросшие соснами крутые Лосиные Рога. День и ночь там, на самой вершине, нездешние голоса поют славу Варме, Господину Ветру…

— Дай-ка мне ту свистульку, — велел он Мазайке.

Тот послушно снял с шеи синюю сойку.

— Посветите мне! — Большак перевернул птичку и указал добродее на знак вихря у нее на брюшке. — Вон оно!

— Что там? — сварливо спросила ведунья.

— Ты была права, знающая. Тут нужно слово богов. Но не в керемети. Водяницы тут ни при чем. Мы отведем детей в Дом Ветра, к Ашегу, жрецу Вармы.

Мазайка переглянулся с Кирьей. Того не легче!

— А сейчас домой пошли оба, — произнес Толмай. — Мазай, у меня заночуешь. А утром вместе пойдем к Лосиным Рогам.

Вскоре все побрели обратно, шушукаясь между собой. Одна Высокая Локша осталась недовольна, однако спорить с Толмаем не стала. Лишь сказала ему:

— Попомни мои слова, большак, в крови этой девы — смертоносная сила, с которой ей самой не совладать! Она еще накличет на нашу землю зло…

Глава 5

Ширам, саарсан накхов

Колючие Горбы — так мохначи называли лесистые предгорья, куда понемногу спускалась тропа с холодных равнин Змеиного Языка. Да и тропы там толком не было. Погонщики выбрали путь вдоль одного из бесчисленных ручьев, сбегающих в долины. Поросшие травами просторы скоро сменились склонами, изборожденными следами осыпей, утыканными обломками скал. Крошечные кривые деревца, стелившиеся по земле, чтобы укрыться от ветра, робко начинали выпрямляться. И вот уже по обеим сторонам ручья во весь рост встали высокие раскидистые ели.

Мохначи прозвали эту местность Колючими Горбами вовсе не в похвалу. Им тут было не по себе. Как можно жить среди стоящих глухой стеной деревьев и громоздящихся повсюду валунов? Ведь всякий миг из-за ближайшей ели может броситься хищник, или вылетит стрела злобного лесовика! Да и за братьев-мамонтов мохначи переживали — ходить по каменным осыпям неудобно и опасно, повредить ногу — легче легкого. Хорошо хоть нашли русло наполовину пересохшего по летней поре ручья, устеленное мелкой, обкатанной галькой. Сам ручей, холодный до ломоты, тихо журчал посередине.

— А хорошо, что сейчас не