Марина Канаева - Подарочек из прошлого Страница 13

— Цветова? Кто это?

— О-о-о, да ты, я вижу, тут впервые. Все, кто сюда частенько заходит, хорошо знают владелицу заведения.

Возможно, я удосужилась бы ещё что-то спросить, но тут меня буквально обжёг чей-то взгляд. Не злобный, не завистливый, но изучающий. Одновременно с тем пронзительно затрезвонил мобильный телефон.

Спешно отыскивая его в сумочке, я параллельно повернулась, стараясь увидеть человека, столь пристально смотревшего на меня. Я нашла глазами парня, наблюдавшего за мной с другого конца зала. Эти зелёные глаза трудно не узнать. Он-то что тут делает?

Марк, до этого смотревший на меня с изобилием непонятных эмоций, двинулся сквозь толпу. В сумке продолжал надрываться мобильный. Ну не вовремя! Кому это по ночам не спится? Могу усыпить совершенно бесплатно и почти без вмешательства хирургии.

Как ни противилось моё подсознание, я направилась в противоположную Марку сторону, параллельно оттолкнув удивлённо выдавшего что-то вроде «Истеричка!»«попугая». Проталкиваясь сквозь толпу и чувствуя спиной взгляд, я приметила дверь с табличкой: «Вход только для персонала». Не заморачиваясь высокой моралью, я нырнула внутрь. Если что, совру что-нибудь.

За дверью обнаружился коротенький неосвещённый коридор с тремя дверьми. Одна из них была приоткрыта, и из неё лился блеклый свет. Помещение, в которое я попала, находилось около колонок, потому уши буквально закладывало от дикого грохота. Я выудила телефон. Высветился номер маман. И как это я сразу не догадалась? Ну, кто ещё способен позвонить в настолько неподходящее время?!

Я вздохнула и нажала на кнопку.

— Алло. Привет, мамочка! — проорала я.

— Лина, как я рада тебя слышать! Как у тебя дела?

— Всё в норме, — ответила я, но мой голос утонул в грохоте музыки.

— Что это за жуткий шум? Ты сейчас вообще где? Я ничего не слышу!

— На дискотеке!

Несмотря на то, что мама ничего не слышала, последняя моя фраза была локаторами уловлена отменно.

— Какая дискотека? Ты в курсе, который час?!! Вас в этом лагере что, совсем не контролируют? Учти, мне внуки не нужны! Я сейчас же звоню туда и жалуюсь!

Я представила себе живописное личико мамочки, когда ей сообщат, что в лагере меня нет. Вышло очень смешно, но, по правде, чревато последствиями.

— Не надо, дискотека уже кончается.

— Кончается?! Но музыка и не думает утихать.

— Мы уже расходимся! У нас тут просто праздник.

— Какой ещё праздник?

Дверь, которая была приоткрыта, отошла в сторону ещё больше. Я увидела изящные пальцы, сжавшие дверную ручку. Внимание невольно привлёк необычный маникюр — чёрный меч на красном фоне. Из-за музыки голосов я не слышала, но разговор явно подходил к концу. Не вовремя же маман решила отправиться по стопам великого Макаренко!

— Что за праздник? День морской селёдки, естественно! Вот сейчас нам представят виновницу торжества, и тогда мы пойдём баиньки! — рявкнула я и прервала разговор. Дверь резко распахнулась, но я уже мухой метнулась к ближайшему входу и рванула на себя ручку. Конечно, логичней было бы вернуться в главный зал. Но я, например, разбираюсь в механике куда лучше, чем в логике. В общем, хорошо, что одна из дверей в коридорчике оказалась незапертой…

Я тупо уставилась на бабушку благостного вида, флегматично покуривавшую трубку. Немая сцена продлилась около минуты. За это время я успела вполне сносно (в полутёмной комнате было плохо видно) рассмотреть бабку. Старая, в поношенной одежде. Лицо абсолютно не запоминающееся, из тех, что сразу после встречи выветриваются из памяти. Единственное, что выпадало из общей картины — глаза. Они были своеобразными — бесцветными и блеклыми, они казались абсолютно мертвыми. Моя не в меру активная интуиция вместе с моим не в меру больным воображением мне подсказали, что, даже истекай я кровью на её глазах, она не стала б мне помогать.

— Какая птичка! Ты за товаром пришла? Или, может, должок чей возвращаешь? И не упомнишь, к кому на неделе парнишек отправляешь. Старость — не радость…

Голос у бабульки был мягкий и мелодичный, как у тех добреньких старушек, что тихо пекут внукам пирожки. Но мне он почему-то совсем не понравился. Стоп… Товар? О чём речь, хотела бы я знать?

— Я пока выбираю, — ляпнула я первое, что пришло в голову, стараясь говорить неоднозначным тоном, чтоб было непонятно, шучу я или говорю серьёзно.

— Даже так, — протянула бабулька, разглядывая меня, как редкий минерал или полезное ископаемое. Видимо, результат ей понравился, поскольку она продолжила:

— Сегодня как обычно — травка, кока, героин. Эксклюзив же у нас только по заказу. Ну что, птичка, будешь заказывать? Ты всё же не похожа на тех, кто живёт банальностями.

Если б у меня в тот момент что-то было во рту, я б наверняка подавилась. Всегда презирала тех, кто зарабатывает на наркоте. Впрочем, после случая в «Сапфире» сочувствия к тем, кто её употребляет, тоже заметно поубавилось. С пониманием надо относиться к тем, кто того достоин.

— А сама-то что куришь? — как можно хладнокровнее поинтересовалась я у карги. Бесцветные глаза глянули насмешливо и оценивающе, а трубка оказалась перед самым моим носом:

— А ты затянись и угадай!

Наверно, у меня на лице отразилось слишком много отвращения, да и отшатнулась я слишком явно…

— Не дёргайся, птичка. Обыкновенный табак, качественный. Никакой дури.

— Что же, так мало платят? — с напускной издёвкой спросила я.

— Э, птичка, платят-то достаточно, но мне внука ещё учить. Жить-то надо. К чему мне себя травить и в растение превращать?

— А на других тебе, значит, наплевать? Пусть делают, что хотят? — зло спросила я. Эмоции перевесили здравый смысл (как, впрочем, и всегда).

— Золотые слова, птичка! Что хотят! Я никого не заставляю. Мы все выбираем, птичка. Так или иначе, хорошо или плохо — выбираем. Вот и они своё решили, а я всего лишь выживаю.

— Ну и рекламу же вы устроили! Теперь не хочу покупать! — отчасти мстительно сказала я, ожидая вспышки негодования со стороны старой торговки.

— А ты и так бы не купила, птичка. По глазкам высокомерным сразу видно. Да и отшатнулась, как от проказы. Зачем пришла-то? О ком-то из родных поговорить? Подзаработать хочешь?

— Нет.

— Ну и вали отсюда.

Самое интересное заключалось в том, что голос совсем не поменялся, не стал грубее или злее. Я отвернулась. Первое побуждение напугать её до полусмерти, как Анну, мгновенно прошло. Должно быть, причиной тому были равнодушно-мёртвые глаза. За весь разговор они ожили лишь раз — в тот момент, когда женщина вспомнила про внука. И то мимолётно.