Руслан Мельников - Голем. Пленник реторты Страница 13

Новый самопальный механизм оказался удобным в использовании, более эффективным, нежели фитиль или палительная свеча, и в то же время на удивление простым и надежным. Если Лебиус и использовал при изготовлении своих ручниц какие-то магическо-алхимические ухищрения, то — в минимальных количествах. Ну, разве что искр чудо-огниво его хандканноны давало больше, чем возможно было выбить с помощью обычного кремня и кресала, а само при этом не изнашивалось. Да к прочному стволу совершенно не приставал пороховой нагар, по причине чего оружие, вне зависимости от количества произведенных выстрелов, практически не нуждалось в чистке. Да еще магиерский порох отличался от привычного огненного порошка: он напоминал, скорее, россыпь мелких гранул, вспыхивал сильнее и ярче, сгорал быстрее и придавал забитому в ствол бондоку большее ускорение. В остальном же… В остальном — никакой магии.

Небольшие и мягкие свинцовые пули не несли в себе смертоносной начинки, как пушечные чугунные гранатусы. Однако сами по себе эти бондоки размером не более райского яблочка обладали невиданной убойной силой, способной свалить, пожалуй, даже заморского зверя-великана элефанта. С трех-четырех сотен шагов пуля, выпущенная из длинноствольного кремневого хандканнона, проламывала любой щит и насквозь пробивала тяжелый рыцарский доспех (это уже было испытано). А с шести сотен — убивала наповал человека в легкой броне (и это испытано тоже). Нужно было только научиться попадать в цель с такой дистанции. Но ведь для этого и существуют учебные стрельбища…

Любопытно, что магиерские бондоки внешне напоминали не шарик, а, скорее, колпак или каску с небольшими полями. Отлитые из свинца по единой форме, но со вставленным посередине небольшим конусообразным кусочком железа, будучи по размерам чуть меньше диаметра ствола, такие пули при заряжании легко входили в дуло шнабеля. Во время выстрела же — и в этом заключалась основная хитрость — пороховые газы вминали в мягкий свинец железную вставку-конус, от чего края бондока расширялись, подобно вздутой ветром юбке, и плотно прилегали к внутреннему ствольному каналу. А поскольку «клювы»-огнестрелы Лебиуса, так же как и его пушки-«змеи», имели изнутри особую спиралевидную нарезку, пуля вылетала из магиерского хандканнона, вращаясь с невообразимой скоростью, и неслась, будто подстегиваемая тысячей бесов, точно к цели. [10] При этом отсутствие правильной шарообразной формы ничуть не мешало в полете диковинному вытянутому снаряду, а, возможно, в некоторой степени даже и способствовало.

Кстати, необычные кремневые самопалы и заряжались довольно непривычным способом. Первым делом из сумки на боку или из кармашка перевязи на груди стрелок доставал пулю, к которой сзади был прикреплен цилиндрический бумажный мешочек с уже отмеренным пороховым зарядом. (Особую «огнестрельную» бумагу — прочную, непромокаемую и полностью, практически без остатка, выгоравшую при выстреле — мастератории Лебиуса производили в достаточном количестве.) Далее следуют несколько несложных операций. Сначала надкусывается бумажный хвост под пулей. На затравочную полку высыпается небольшое количество пороха. Затем полка закрывается крышкой, а надорванный пакетик с зарядом отправляется в ствол — бондоком вверх. [11]

Благодаря заранее расфасованному по бумажным пакетам пороху все происходило быстрее, чем, к примеру, натягивается тетива тяжелого арбалета. Значительно дольше десятку оберландских стрелков, выстроившихся напротив изрешеченных поленьев-мишеней, пришлось ждать заключительных команд своего капитана.

Капитан же, в свою очередь, ожидал знака от маркграфа.

Альфред Оберландский наконец, кивнул: можно…

— Гто-о-овсь!

Капитан застрельщиков призывно поднимает к небу прямой граненый клинок.

Альфред поднес смотровую трубку к лицу. И едва видимые прежде невооруженным глазом мишени — вот они теперь, приближенные магиерской оптикой практически вплотную, разросшиеся неимоверно. Все десять…

— Стре-е-е!.. — оглашает стрельбище новая протяжная команда.

— …е-е-е!.. — секунду или две нарастает, силится, звенит в ушах зычный голос капитана.

И…

— …ляй! — краткий, резкий, лающий выдох-выкрик.

Одновременно правая рука командира дает отмашку. Короткий штих-кончар рассекает воздух, словно усердный капитан своим оружием, предназначенным исключительно для нанесения колющих ударов, пытается кого-то разрубить надвое.

— …ай-ай-ай!

«Бу-бу-ух-ух-ух!»

Эхо команды, перебиваемое дружным залпом.

«…ух-ух-ух!»

И им же множимое.

«…ух-ух!»

Грохот. Дым…

Но еще прежде, чем густое белое облако закрыло обзор, Альфред увидел, как деревянные колоды подпрыгнули, брызнув щепой во все стороны, как повалились, как покатились по камням. Из десяти поленьев на прежнем месте осталось стоять лишь одно. Капитан, осыпая отборной руганью промахнувшегося стрелка, погнал нерадивца заново расставлять мишени.

Свита за спиной тихонько перешептывалась. Альфред смотрел сурово, однако в душе ликовал. Девять попаданий из десяти! С трехсот шагов! В столь невеликие цели!

К стрельбе готовился следующий десяток.

— Ваша светлость, — осторожно позвал кто-то из слуг за спиной. — Заряжено… Извольте…

Ага, теперь застрельщикам придется немного подождать. Не оборачиваясь, Альфред протянул назад смотровую трубку. Оптический прибор тут же приняли расторопные и осторожные руки, а в раскрытую ладонь маркграфа легла рукоять малого магиерского хандканнона, вполне пригодного не только для пехотинца, но и для всадника.

Оружие это — также снабженное запальным огнивом — было легче, короче и изящнее длинноствольных ручных бомбард и обладало меньшей убойной силой. К тому же вести прицельную стрельбу на большом расстоянии из укороченного шнабеля — весьма затруднительно. Зато им можно управляться одной рукой, стрелять с седла, не отпуская повода, и в ближнем бою — с трех-четырех десятков шагов — валить любого противника.

Магиерский кремень воспламенял затравочный порох, зажатый под крышкой полки, исправно и без осечек. Винтообразные бороздки в стволе раскручивали пулю, придавая ей дополнительное ускорение. Удобная рукоять с массивным, окованным железом яблоком-набалдашником позволяла легко выхватывать короткую ручницу из седельного чехла и служила в вытянутой руке противовесом для небольшого, но все же достаточно тяжелого ствола. Кроме того, рукоять могла при необходимости использоваться в качестве палицы.

Лебиус обещал снабдить такими же кавалерийскими хандканнонами всю легкую оберландскую конницу. Пока же укороченная ручница была изготовлена в единственном экземпляре и имелась только у маркграфа. Сегодня Альфред пожелал испытать ее лично. Как обычно — на особых мишенях. На живых.