Дмитрий Сорокин - Оберег Страница 13

— А ты говоришь, вышивать… — всхлипнув, произнесла девушка и села возле Руслана.

— Да… живой я… — прохрипел богатырь. — А… вышивать все же… красивее…

Прошло полных две седмицы и началась третья, прежде чем раны Руслана затянулись настолько, что стало можно продолжать путь. Мила все это время не отходила от витязя, лечила его травами, перевязывала раны, кормила, и даже пела на сон грядущий песни и рассказывала байки разные. Когда они, наконец, оставили корчму, зима уже неохотно отступала, открывая дорогу вечно юной весне.

Каган Хичак Непримиримый заявил, что ждать более не намерен. Пока одни печенеги пируют — подумать только! — с русами в их деревянных шатрах, а другие — тоже неслыханно! — пашут землю и строят себе дома, как славяне и разбитые ими в пух и прах презренные хазары, должны же оставаться хоть немногие верные заветам предков воины? Если у вождя украли любимую жену — это же позор для всего племени, и смывается он только кровью! Есть еще настоящие воины среди печенегов? Или они все уже продались ненавистным русам?! Племя ответило, что есть, и каган велел немедля выступать, не дожидаясь, пока снег стает окончательно.

Лучший воин племени, чужак со светлыми волосами, большими глазами и странным именем Рыбий Сын, внутренне ликовал, предвкушая самую серьезную битву в своей жизни, ибо должно быть известно всякому, что демонов и колдунов недооценивать никак нельзя, какими бы несерьезными противниками они ни казались. А снег продолжал таять…

Глава 6

Золотая палата, как обычно, была полна. Хотя многие богатыри и разъехались по заставам да по разным делам, другие как раз вернулись в стольный Киев-град и желали погулять вволю от княжеских щедрот да обменяться свежими новостями с братьями по оружию. Добрыня, Лешак Попович, Твердохлеб Длиннорукий, Ян Усмович, Андрих Добрянков, Волчий Хвост, — вот имена лишь знатнейших из княжеских гостей. Илья Жидовин, по обыкновению, бражничал в окраинной корчме под зорким приглядом двух дюжин дружинников. Завсегдатаи корчмы, предвидя скорый конец любимой забегаловки, разбрелись по городу в поисках нового пристанища. Серебряная же палата нынче вовсе пустовала — младшая дружина назавтра уходила в очередной поход на непокорных вятичей, молодые богатыри-одиночки, в основном, потянулись к окраинам — искать себе на буйны головы приключений, а те, кто еще оставался в Киеве, устав от бесконечных зимних пиров, изнурял себя тренировками, охотами и молодецкими потехами в ожидании летних поединков на степных заставах.

Князь еще не выходил к богатырям сегодня, но его ждали с минуты на минуту: повод для веселья нынче был нешуточный — вернулся из долгих геройских странствий именитый богатырь Ратмир, а еще прибыл печенежский князь Кучуг, которого Владимир на зиму отпустил порезвиться с варягами, возглавляемыми ярлом Якуном. Ярл тоже воротился. Небольшой сводный варяжско-печенежский отряд всю зиму наводил ужас на жалкие останки некогда могучего Хазарского каганата, стремясь дограбить то, что не унесли в свое время воины Святослава. И вот, некогда не терпевшие друг друга, но сдружившиеся в час общего горя Кучуг и Якун вошли в Золотую палату. Ярл был весел, шумен, приветлив. Печенег же, в противоположность ему — задумчив и молчалив.

— Здорово, други!

— Ого, Кучуг! Как охота? Да ты, никак, похудел?!

— Якун, варяжская ты харя, давненько не виделись! Много ль нагеройствовал?

— Эй, Кучуг! Что не весел-то? — посыпались отовсюду вопросы.

— Здоровы будьте, витязи! — незамеченный в общем шуме, Владимир вошел в палату. Все сразу стихли. Даже те из пировавших, кто уже выяснял с соседом, кто из них кого более уважает, вскочили с мест и только что в струнку не вытянулись. — Подобру ли странствовали? Добыли ль славы, богатства?

— Да хранит тебя Отец Битв, конунг! — приветствовал князя Якун. — Добро мы погуляли. Поразвеялись, жирок, что в Киеве нагуляли, порастрясли изрядно. Прибарахлились не то чтоб обильно, но как бы в самый раз. Что касаемо славы, то почти вся она Кучугу досталась: наш каган змея в единоборстве одолел, все мы тому свидетелями были. А в остальном… Какие уж из хазар ныне вояки? Кончились хазары, конунг.

— Добро, ярл Якун! Садись за стол, ешь, пей, веселись. И ты садись, славный князь печенежский. А что лик твой столь черен, Кучуг? Прихворнул, аль случилось что?

— Благодарень, князь, здоров я. Просто сегодня, когда уж к Киеву мы подъезжали, нагнал меня молодой печенег, из тех, что я, уходя, лазутчиками в Степи оставил. И принес он весть: орда кагана Хичака Непримиримого, жестокостью неоправданной прославленного, снялась третьего дня с зимовки.

— Что?! Степняки третий день на Русь идут, а я про то не ведаю?!! — вскочил Владимир.

— Нет, князь. — задумчиво покачал головой Кучуг. Или хитрят они что-то, что вряд ли возможно: Хичак человек, конечно, хитрый, но не настолько же, чтоб, идя на Русь, сперва удалиться от нее на десять — двадцать дневных переходов… Да и встретили бы мы их в таком случае. Или же не на Русь печенеги собрались.

— А куда ж еще? — недоуменно спросил князь. — Разве, хазар сирых по вашим горячим следам громить? — по палате пронесся гогот, Владимир нетерпеливо махнул рукой и все снова стихло.

— Не знаю пока, князь. Жду второго лазутчика. Оттого и мрачен: если Хичак все-таки идет на Русь, мои печенеги не будут драться со своими.

Князь задумчиво кивнул.

— Добро. В любом случае, скажи мне все, что узнаешь об этом. И интересно, почему мне никто о том не доносит?

— Я донесу, княже. — произнес Ратмир, вставая со своего места.

— Исполать тебе, Ратмир! Мал ты ростом… не морщись, я говорю, в сравнении с Муромцем ты росту недобрал, а так вон Кучуг тебе до плеч не достанет… да удал и славен деяниями! О чем поведать хочешь?

— Второго дня, к Киеву едучи, разминулся я с большой печенежской ордой. Верстах в пяти разминулись, не более. В сторону Таврики орда пошла.

— В Таврику? Да там же своих степняков хватает… — изумился Владимир. — ох, надают они друг другу по ушам… Еще что знаешь, Ратмир?

— Про печенегов боле ничего не знаю, княже.

— Тогда давайте выпьем, други, и послушаем про битву Кучуга со змеем и про Ратмировы странствия и подвиги.

Палата вмиг наполнилась обычным на пиру ликующим шумом, богатыри потянулись за своими ковшами. В это время вошел какой-то гридень, подошел к Кучугу и что-то сказал ему на ухо. Печенег снова сделался мрачнее тучи и вышел из палаты, провожаемый недоуменными взглядами. Вернулся он очень скоро.

— Князь, мой второй лазутчик прибыл даже быстрее, чем я думал. Он подтвердил, что Хичак пошел на Таврику, и рассказал, зачем. Оказывается, какой-то летающий демон с черным лицом и длинной бородой в начале зимы украл его любимую жену. И, не успел растаять снег, а Хичак повел орду мстить за такой позор. Колдун уволок его ненаглядную как раз в ту сторону…