Рыцарь из ниоткуда. Книга II. Сборник (СИ) - Бушков Александр Александрович Страница 138

Он похлопал себя по карманам камзола, оказавшимся пустыми. Ремер понял:

– Все, что лежало у вас в карманах, – у меня в кабинете.

– А мой топор? Митра?

– Насколько я знаю, топор так и лежит на мосту – кто бы его осмелился тронуть? Митра – в речушке, на дне, рядом с мостом. – Профессор слегка улыбнулся. – Достать ее было бы просто, но никто не решился – как-никак это хелльстадская королевская корона. Пойдемте?

…Минут через двадцать Сварог сидел в знакомом кабинете – свежий и бодрый после хорошего душа и чарочки «целебных вихрей», – словно бы пронизывавших тело насквозь потоком каких-то излучений (он никогда ими не интересовался, как не интересуется человек, почему работает водопровод), – прихлебывал кофе из большой чашки гурганского фарфора, расписанной золотисто-рыжими узорами, с удовольствием курил свои любимые сигареты, взятые из обычного портсигара. Оба необычных лежали здесь же, но Сварог не торопился ни с кем связываться. Он ни о чем не спрашивал, но и так ясно: о том, что он пришел сознание, пятерка профессоров тут же сообщила всяк своему начальству – а значит, и Канцлеру, и Яне. Раз никто с ним до сих пор не связался, значит, в Империи и в самом деле все благолепно. И подумал не то чтобы с обидой – с некоей тенью обиды: уж Яна-то могла бы и озаботиться. Не с рыбалки вернулся и не с посиделок в таверне. Впрочем… Судя по сильванскому времени, на Таларе сейчас глубокая ночь. Вот и пусть спит себе… Профессор Ремер деликатно помалкивал, явно не желая ему мешать. Допив кофе, погасив окурок в малахитовой пепельнице, Сварог сказал:

– Начнем, профессор? Рассказывайте все с самого начала.

– Что вы помните последнее? – спросил Ремер уже с явственными нотками опытного врача в голосе.

Последнее, что Сварог помнил, – это две высоченные стены клубящегося серого тумана по сторонам. И Мару, с бледным отчаянным лицом преграждавшую ему дорогу. И ее слова: «Тебе еще рано!» Но это принадлежало только ему. И Сварог сказал:

– Когда она меня достала мечом, я упал на мосту. Слышал еще, как они перебросились парой слов, а больше ничего не помню, потерял сознание… Какой-то из орбиталов подал сигнал?

Мушкетерская юность давно прошла, и он подошел к делу со всей обстоятельностью. Над полем битвы, а потом и над лесом, в котором они окружили беглецов, висели пять орбиталов. Три распорядился там поместить он сам – два девятого стола и один восьмого департамента. Один послал Канцлер, один – спецслужбисты Яны. Правда, примерно за час до начала боя орбиталов оказалось шесть. Чей он, Элкон выяснил быстро – постарался Магистериум. В известность его никто не ставил, но и в секрете Сварог поход на мятежников не держал, так что легко могли пронюхать. Запрещать такого высоколобым никто не запрещал, и Сварог махнул рукой: пусть себе висит…

– Не совсем, – сказал профессор. – Там был еще и большой брагант из девятого стола, управлявшийся графиней Дегро. – Он чуть улыбнулся. – Я встречался с ней всего два раза, но успел понять, насколько это энергичная и решительная девушка, несмотря на юные годы…

Сварог взглянул на него едва ли не с завистью: у профессора не было случая убедиться (и вряд ли будет), что эта энергичная решительная девушка еще и часто самовольно откалывает всевозможные номера – идут они всегда на пользу делу, но тем не менее… Иногда ее удается легонько устыдить (но стыд у нее на вороту не виснет), а порой попросту нет оснований для словесной выволочки и каких бы то ни было дисциплинарных мер. Потому что она ничего не нарушает – просто-напросто пользуется бессмертным принципом «что не запрещено, то разрешено». Как в этот раз. Никому из девятого стола Сварог не запрещал прямо облетать десятой дорогой место битвы и тот лес – что Канилла и использовала. И в случае малейших упреков заявит с честными глазами: не было прямого запрета. И будет права, не в первый раз, лиса очаровательная…

– И она опустилась на мост, – сказал он утвердительно.

Догадаться было нетрудно – другого варианта событий просто не имелось…

Профессор кивнул:

– Когда увидела, что вас ударили мечом и вы лежите на мосту. И уже менее чем через квадранс доставила вас в наш медицинский центр – вы ведь не успели пока организовать такой в девятом столе…

– Он там пока просто не нужен, – сказал Сварог. – Достаточно и центра восьмого департамента, не особенно и загруженного работой…

– Резонно… – профессор улыбнулся как-то непонятно. – Там за вас моментально взялись хирурги, тут-то и началось… Мантию расстегнули с некоторым трудом, но достаточно быстро – как только сообразили, что следует делать с застежками. Хотели ее снять… И оказалось, что снять ее невозможно. Очень быстро увидели, в чем дело – рану в груди полностью закрыли волокна того же цвета, протянувшиеся от мантии, словно бы вросшие в тело. Мантия будто срослась с телом. То же самое, как показали приборы, происходило и с выходным отверстием на спине, – он снова улыбнулся то ли грустно, то ли, пожалуй что, обрадованно. – Признаюсь честно, лорд Сварог: хорошо, что я не хирург, хорошо, что меня там не было и я это зрелище знаю только по пересказам. Могу представить их чувства и впечатления… Никто не знал, что делать. Как-то разрезать эти нити никто не решился: это была хелльстадская одежда, как стало ясно, обладающая какими-то необычными свойствами. – Он легонько покачал головой. – Нет, лучше не думать, как хирурги себя чувствовали в тот момент… Вот только всего через несколько минут они немного успокоились и почувствовали себя увереннее. По всем канонам медицинской науки от такой раны вы должны были умереть, не получая никакой помощи, уже через минуту. Но приборы показывали, что сердце у вас бьется нормально, дыхание ровное, кровообращение нормальное – причем неизбежного в таких случаях внутреннего кровоизлияния нет. Мозговая деятельность – тоже нормальная, ничуть не похожая на то, что происходит в мозгу человека, пребывающего в состоянии клинической смерти. Пульс, давление, все прочие показатели – в норме. Такое впечатление, что вы просто-напросто спали. И приборы подтверждали, что именно так и обстоит. Тянулись минуты, а положение не менялось. В конце концов кто-то из молодых врачей закричал: «Да ведь она его лечит!» И никто не смог ему возразить или высмеять, даже парочка срочно прилетевших светил хирургии. Нечего было возразить. Это было единственное объяснение – ваша мантия вас лечила. Лечила смертельную рану мечом в сердце – и лечение, как доказывали данные диагностов, проходило успешно. Вы и не думали умирать, вы словно бы спали. Диагносты зафиксировали какие-то излучения, сопровождавшие это лечение, но понять их природу никто не мог – потому что раньше ни с чем подобным не сталкивался. Но все успокоились. Просто стояли вокруг и смотрели, хотя ровным счетом ничего не происходило, никаких внешних эффектов – но что им еще оставалось делать? – он засмеялся уже открыто. – Тот, кто мне все это рассказывал… В какой-то момент кто-то – не из светил, но из именитых – воскликнул: «Ну, это же Хелльстад!» И всех это словно бы успокоило. Им очень хотелось успокоиться… как наверняка и мне на их месте. Не было объяснения – и в то же время словно бы было. Все переглядывались с этаким понимающим видом и повторяли на все лады: «Ну это же Хелльстад…» Всем стало словно бы спокойно… Так продолжалось примерно полчаса. Приборы точно зафиксировали, сколько прошло времени, вплоть до долей секунды, но вряд ли вас это интересует. Меня – тоже нет. Потом вдруг диагносты перестали фиксировать эти загадочные проявления лечения. Разрез на мантии затянулся сам собой. Никто не заметил, когда это произошло. То же случилось и с разрезом на спине. Набрались смелости и рискнули с величайшей осторожностью приподнять левую полу мантии. Загадочные волокна исчезли, мантия вновь выглядела неповрежденной, а против сердца был шрам, выглядевший так, словно бы от раны, благополучно и успешно залеченной не один месяц назад. А вы по-прежнему словно бы мирно спали. Ни малейших оснований для тревоги.