Ник Перумов - Черное копье Страница 138

Достал и тотчас понял, что с дивным камнем что-то не в порядке. Тот словно помутнел, огненный мотылёк в его глубине утратил чёткость очертаний. Странная догадка мелькнула в мозгу: «Олмер близится! Олмер близится – и Сила его борется с Силой камня… Предвидение Форве начинает сбываться. Но мы ещё поборемся!»

И он стал бороться. Его воля ввинчивалась в глубину камня, точно стальной бурав: словно острый нож, она резала застилающие ей дорогу туманы, напущенные чужой тёмной Силой, и хоббит пробился к принцу! Однако в серых плавающих хлопьях можно было различить лишь фигуру Форве – ничего больше, никаких деталей окружающей обстановки.

Они коротко поговорили. Рассказ принца был недолог – на востоке не происходило ничего существенного, армии эльфов и истерлингов вкупе с хеггами неподвижно стояли друг против друга; однако сплошным потоком шли на запад всё новые и новые войска – отряды племён, не то что никогда не воевавших с Гондором, но даже и вовсе не слыхавших о нём.

– Камни Гондора действительно слепнут, – с горечью в голосе сказал эльф. – Очевидно, Олмер неосознанно стремится стать недоступным любому наблюдению, и Главное Кольцо исполняет его желания, о чём он, наверное, даже не догадывается.

Фолко, в свою очередь, поведал об их гондорском посольстве. Форве лишь тяжело вздохнул.

– Но самое интересное не это, – продолжал хоббит. – В доме у герцога Этчелиона я обратил внимание на одно изваяние. Мне сказали, что это бюст Боромира, старшего сына Денетора, последнего наместника Гондора. И мне очень не понравилось жуткое сходство, которое я нашёл в этом бюсте… ни с кем иным, как со славным нашим Вождём! Помнишь, я как-то рассказал тебе услышанную мной от Морского народа легенду? Она утверждала, что Боромир, не желавший жениться и не знавшийся с женщинами, один раз всё же не устоял. И у него родился сын – от незнатной девушки, скромной и безвестной. Одному Манве ведомо, какие пути привели Боромира к ней, однако у него родился сын. Опасаясь отцовского гнева, Боромир скрыл это. Говорят, что женщина вырастила сына в убеждении, что его дед – законный правитель Гондора, а его отец в назначенное время станет правителем сам. И якобы настал день – уже после окончания Великой Войны за Кольцо, – когда выросший юноша, унаследовавший неистовый характер отца, пришёл к Великому королю и потребовал ответа: почему тот занял трон его, сына Боромира, предков? И он тяжко оскорбил короля… а может, это только слухи. Одним словом, тот разговор не кончился ничем хорошим. По услышанному мной от Морского народа, противников Гондора, Арагорн будто бы отправил дерзкого в изгнание, запретив ему появляться вблизи гондорских рубежей, а тот, уходя, проклял весь род Арагорна и возвестил, что настанет день и его отдалённый потомок воздаст за всё сполна… Я не верил этому. Радагаст – тоже, но теперь этот портрет в камне! Сходство хоть и неполное, но несомненное. Ошибиться я не мог. Если Олмер и впрямь из рода наместников гондорского престола и знает об этом…

– Ты предупредил короля?

– Предупредил герцога Этчелиона. Это самый разумный среди гондорских нобилей. Однако в том, что касалось войны, он верил мне хорошо если наполовину, а тут и вовсе не поверил.

– Ну что ж… Фолко, – голос принца вдруг упал до шёпота, – быть может, это наш с тобой последний разговор. Камни, я боюсь, ослепнут, превратности войны не ведомы никому, но я считаю, ты должен знать: если Олмер преуспеет в задуманном, рухнет последний узкий мост, соединяющий Средиземье с Благословенным королевством, с Валинором. Исчезнут сами Вселенские Весы. Обычно успех Тьмы рождал контрудар Света и наоборот. Теперь же Весы могут и соскочить с черенка. Если только Великий Орлангур не поведёт наши полки, боюсь, у нас не останется шансов. Серединное княжество вроде бы решило выступить, но не слишком на это рассчитывай! Я никогда не относился с особенным восторгом к тем, кто ушёл в Валинор или, убоявшись тягот пути, отстал, а потом несколько тысяч лет проливал горючие слёзы, сидя на западных берегах Средиземья, но если Серые Гавани падут – мир изменится, и никто из наших мудрецов не может сказать как… И последнее. Помни, что двери моего дома на Водах Пробуждения всегда открыты для тебя и твоих друзей. Если судьба обернётся против вас – уходи на восток. Камень в твоём перстне можно ослепить – но дорогу к Куивиэнену он укажет тебе несмотря ни на что.

И вновь летела назад осенняя степь. Они мчались вдоль западной стены Эмин-Муйла, миновав бесчисленные мелкие речки анориэнских разливов. Перстень принца Фолко спрятал понадёжнее; зато рука всё чаще и чаще тянулась к заветному клинку Отрины. Чудесное оружие вновь ожило – словно чувствовало, что его час близится.

Тем временем в Рохане поднялось нечто вроде общей тревоги. Обгоняя отряд, мчались гонцы короля из Эдораса в самые отдалённые кочевья табунщиков. Никакой войны, естественно, объявлено не было; людям говорили, что король устроил внеочередной общий военный смотр, поскольку из-за рубежей идут тревожные вести, и не ровён час… Этого было достаточно, чтобы многочисленные отряды Повелителей Коней начали подтягиваться к столице.

Глядя вслед попадающимся время от времени им навстречу конным ватагам, Фолко с некоторым облегчением подумал, что хотя бы тут его предупреждения не пропали втуне.

Шли дни. Фолко и его спутники приблизились к Уолдскому всхолмью; за длинными холмистыми грядами лежал Андуин. Мало-помалу походные шатры конских пастухов становились все более редкими – отряд вот-вот должен был миновать роханскую границу.

Но вот они в последний раз предъявили пограничному караулу свою подорожную, подписанную самим королём Гондора, – на берегу Андуина, у переправы. По левую руку тянулись мрачные, суровые леса, насаженные сородичами Древоборода в годы после падения Саурона. Они почти слились с Лориэном – тихим, печальным и медленно увядающим. Жизнь и свет этих краёв покинули их, Карас-Галэдхон опустел – и некому было присмотреть за некогда величественным и прекрасным Золотым лесом. Фолко долго смотрел в его сторону; там, в лесных глубинах, таилась могила Арвен Ундомиэль, на которой, говорят, никогда не увядали цветы, даже в самые жестокие зимы. Хоббит уже готов был просить товарищей сделать крюк… но тут подняли тревогу.

– Дым! Дым! Дым на юго-востоке! – кричали роханские дозорные с вышки на холме.

Атлиса словно сорвало с седла. Единым духом он взлетел по ступенькам и надолго замер, пристально вглядываясь вдаль…

– Степной сигнальный костёр, – жестоко ощерясь, произнёс он. – Не так далеко, но и не очень близко. Означает – путь свободен. Это истерлинги. Такие костры я помню ещё по Итилиэну.