Инноватор (СИ) - Пастырь Роман Страница 14

Говорила она с выраженным акцентом, чуть растягивая гласные. Насчет догадаться — я ровным счетом ни о чем не догадывался. И понятия не имею, что за дом Арно.

Само слово дом мне знакомо. В том смысле, в каком она его применяет. В российской культуре аристократы носили «звериные» фамилии. Их семьи назывались родами. Род Медведевых или Соколовых. Также в ходу было обозначение клан. Клан Медведевых включал в себя несколько семей. Это что-то типа начальника и подчиненных. Ну или одной главной семьи, которой подчиняются другие рода.

В других культурах имелись свои обозначения. Я это вычитал интереса ради в одной из книг, когда спешно погружался в культуру этого мира. Дом — это аналог слова род. Почти… Что-то среднее между родом и кланом. То есть в дом, как я понял, может входить одна или несколько семей. При этом фамилии у них могут быть разные. Так что не факт, что у старушки фамилия Арно.

Пока в моей голове проносились десятки мыслей, старушка встала, подошла и… порывисто обняла.

— Такое горе, такое горе, — бормотала она.

Когда она отодвинулась, я заметил у неё в глазах слёзы.

— Мы с твоей мамой, моей дочкой, были не в ладах, — призналась она, — После того, как она вышла за твоего отца.

Судя по тону, каким было сказано слово «отец», она его не любила. Эту часть истории я знал. Мама — француженка, которая переехала из своей страны сюда, выйдя замуж за отца. Если учесть, что род Соколовых не самый именитый и богатый, то либо папа обаял её, как говорит Матвей, большой харизмой, либо… Даже не знаю. На родине не светили перспективы получше? Родичи отреклись от неё?

Звучит цинично, но это не моё мнение. Это следствие того, что я видел среди аристократов. Очень прагматичный взгляд на заключение браков, о чём не раз упоминал сосед.

— Как ты, герсон?

Я не уверен, что разобрал последнее слово. То ли гарсон, то ли герсон, то ли геерсон.

— Я хорошо. — помня про прошлую встречу с родственниками, подумал, что надо аккуратнее со словами.

— Вижу, вижу, такой большой, — она коснулась пальцами моей щеки.

Это выглядело так трогательно и столько грусти плескалось в её глазах, что настороженность ушла.

— Должен признаться, что удивлен. — сказал я осторожно, — Думал, что остался один и… Не ожидал увидеть… бабушку.

— О! — закатила она глаза, — Ради всех святых, не называй меня так! Обращайся мадам или Мари!

Старушка запричитала, но я видел, что это попытка спрятать настоящие чувства. Она отвернулась, достала платок, смахнула слезы и уселась на диван.

— У русских ужасный чай, — выдала она, взявшись за кружку.

Очень логичное заявление для той, кто спрятался за этой кружкой и сделал несколько глотков.

— Можно ли узнать, по какой причине вы явились?

Мари нахмурилась, возмутилась, а потом как-то резко сдулась.

— К сожалению, я слишком мало общалась с дочерью. А когда всё случилось, — всхлипнула она, — Я… я… сильно пожалела об этом. Но ничего не вернуть. А потом пришла новость, что ты жив. Я узнала об этом всего неделю назад и сразу же собралась сюда!

Мари оказалась адептом душевных излияний. Под конец у меня сложилось впечатление, что приехала она в первую очередь, ведомая не заботой о внуке, а чувством вины. Эти два фактора стояли где-то рядом, так что нельзя сказать, что она плохая женщина. Обычная. Со сложной судьбой.

В ходе разговора я узнал, что же там случилось в своё время. Дом Арнов, как я и подумал в начале, это объединение нескольких семей. Фамилия же Мари, ну и моей мамы — Бонье. Луиза Бонье, если полностью.

Бабушка об этом прямо не говорила, но по оговоркам составить общую картину труда не составило. Сам дом Арнов в основном занимался тканью и одеждой. Насколько успешно — не могу судить, об этом мы не говорили.

Зато очевидно, что семья Бонье силой не блистала. Мари, делясь историей, поведала, что мама родилась без таланта. То есть как бес она была ни о чем. Её старшая сестра, Абель, умерла от болезни семь лет назад. Оказывается, у меня была тётя. У которой есть дети, живущие сейчас во Франции и занимающиеся общим делом. Они чуть постарше меня.

Абель оказалась более способной и смогла найти себе мужа среди местной аристократии. Моя же мама не смогла. Зато нашла мужа из России, который бедствовал, зато талантом был посильнее, чем она. В общем, как я понял, то на то и сошлось. Отец получил хорошее приданое за дочь, а та получила шанс не загубить генетическую линию. Но что-то там явно не так пошло, потому что две семьи особо не общались, сугубо в рамках бизнеса. То, что мой отец начал здесь, было продолжением французских дел.

Оставшись же без двух дочерей, Мари на старости лет прониклась и, узнав, что её внук выжил, поспешила сюда.

— Ты ведь поедешь со мной? — спросила она с надеждой в конце разговора.

— Эм… — растерялся я.

Отмечу, что Мари произвела на меня хорошее впечатление. Достаточно хорошее, что выйди я прямо сейчас из леса, после побега из лаборатории, да получи такое предложение, то всерьез бы задумался, а не согласиться ли мне.

Но сейчас…

— Боюсь, мадам, я слишком привязан к этому месту. Учёба, как никак…

— Да какая учёба! Если ты хочешь учиться, не переживай, я оплачу тебе любую учёбу! — заявила она импульсивно, — Поверь, у нас, во Франции, образование гораздо лучше!

Не удивлюсь, если это и правда так. По крайней мере на конференцию приезжали лекторы и из Франции. А вот чтобы наши лекторы куда-то выезжали за рубеж — я не слышал.

— Тем не менее, прямо сейчас я не готов принять это предложение.

Как никак, здесь оставались Гвоздевы. А их я бросать не хочу.

Тут какое дело. Я ведь не совсем внук этой женщины. Я в теле его внука, но личность совсем другая. Иначе говоря, с ходу родственных чувств я не испытал. Эта женщина для меня была обычной мадам, которая свалилась, как снег наголову.

Тоже самое было в отношение самих Соколовых. Тело помнило, что это родня, но разумом я их сразу так воспринимать не начал. Грубо говоря, наши отношения лично для меня начались с чистого листа.

Но потом… Попав к Соколовым, я получил к себе теплое отношение. Любовь, забота… Именно благодаря этому получилось так, что я начал считать Соколовых настоящей семьей.

Аналогично было в отношение Гвоздевых. Благодаря тому, что они помогли мне, приютили и заботились, я их считал семьей ничуть не меньшей, чем Соколовых. Может они сами и иначе меня воспринимают, как друга семьи, а не члена… Хотя чего это я. Нет предпосылок так думать. От Гвоздевых я видел только хорошее. В общем, даже если так, я всё равно считал их близкими. Для меня это не простые слова, это определенная ответственность. Если тот же Барсуков что-то сделает им нехорошее, то я отложу все свои дела и тоже сделаю ему что-то нехорошее.

В случае Мари я видел, что она и правда беспокоится о внуке… Что не факт, что продлится долго. Но не в этом дело. Даже не будь Гвоздевых и учёбы, я не вижу причин брать и срываться в другую страну. В этой я хотя бы освоился немного.

Да и другая причина есть — князь и наш договор. Что я, дурак, всерьез думать, что меня кто-то отпустит? Нет, я теперь собственность князя. Именно собственность, тут я не питаю иллюзий.

Что меня не то, чтобы радует, но конкретно на этом этапе устраивает. Я много что могу дать миру. Но для этого мне нужны ресурсы. Если, объединившись с князем, я улучшу жизнь хотя бы в этой стране, то это стоит любых рисков. Это тянет на нормальную цель в жизни. Что-то достаточно масштабное и полезное, чтобы это зажигало меня.

— Как же так, как же так, — качала головой гиперактивная старушка, пока я обдумывал ситуацию. — Как же ты здесь живешь? На какие средства?

Излив душу и получив отказ, Мари переключилась на другую тему — допрос. Где живу? Есть ли проблемы? Что с деньгами? Пришлось отбиваться и отчитываться, что всё хорошо. Тот случай, когда послать нельзя, но и рассказывать как есть тоже нельзя. Вот и крутился, как мог.