Людмила Астахова - Ничего невозможного Страница 14

Наконец из спальни выскочил счастливый, раскрасневшийся Кайр и заорал на весь дом:

— Мальчик! Здоровый живой мальчик! Все в порядке! Все прекрасно!

То, что будет мальчишка, никто и не сомневался. По всем приметам, как народным, так и сугубо научным, выходило, что миледи носит под сердцем наследника мужского пола. Они с Россом Даже имя выбрали заранее именно для мальчика.

— Как Фэйм? Что с ней? Я могу зайти? — тряс парня за плечи Джевидж.

— Да все замечательно с миледи! Просто отлично. Ни разрывов, ни кровотечений, — радостно докладывал студиоз. — Но вы еще погодите, милорд. Сейчас не время. Я вас позову.

Спорить счастливый Росс не стал. Он взял себя в руки и, как добрый хозяин, отправился принимать поздравления от домочадцев и по старинной традиции угощать мужчин и женщин, живущих с ним под одной крышей, темным пивом, символизирующим жизненную силу и крепость духа новорожденного — наследника имени и чести. Если следовать традиции до самого конца, то Джевиджу следовало напиться вместе со слугами до бессознательного состояния, как это делали сиятельные бароны в старину. Вроде как на радостях. Но лорд канцлер все же никогда не считал себя до такой степени традиционалистом. И сказать по правде, пиво он не любил. Так, пригубил для порядка пенной влаги. Поэтому, когда явился сияющий, точно серебряный талар, с улыбкой до ушей Финскотт и позвал навестить роженицу, Джевидж оказался необыкновенно трезв для новоявленного папаши.

Росс молча ткнулся носом в еще влажную от пота макушку жены, до конца не веря в свою удачу. Ведь все обошлось, все закончилось наилучшим образом.

— Какая ты молодец, какая ты умница.

Они сплели пальцы, встретившись губами. Фэйм выглядела усталой, но вполне здоровой, ее помыли, переодели в чистое и даже волосы расчесали.

— Завтра начнем вставать и ходить, — честно предупредил профессор, возвышаясь над кроватью горой ненасытной плоти. — Ваша основная задача теперь — нормально помочиться. Как захотите по-маленькому сходить, сразу же зовите.

Фэйм поморщилась. Неромантичный был человек Ниал Кориней, совершенно не понимающий возвышенности момента. Но Джевиджи успели притерпеться и к нему самому и к его бесцеремонным выходкам.

— И ничего ужасного я не сказал. Задержка мочи — достаточно серьезная проблема, уверяю вас, — проворчал профессор. — К тому же раз уже миледи изъявила желание кормить ребенка сама, а я, как приверженец естественности, ее начинание только поддерживаю, то ей придется пить много жидкости. Так что будьте любезны, миледи, позвать меня или Кайра, едва захочется сделать пи-пи. Я понятно выразился?

Но миледи его не слышала.

— Росс, посмотри на него, — прошептала Фэйм, показывая глазами на стоящую рядом с кроватью колыбельку. — Он такой прекрасный.

Новорожденный был краснолиц и полностью сосредоточен на факте своего появления на свет, но, скорее всего, просто крепко спал. И, разумеется, прекрасным его могла назвать только мать, но то, что малыш появился здоровым и в срок, несомненно радовало.

— Погляди, как плотно он сжал губы. Точь-в-точь как это делаешь ты. Такой же серьезный.

— Я бы предпочел, чтобы он пошел характером и лицом в тебя, дорогая, — улыбнулся Росс и погладил жену по щеке.

Молодой человек по имени Диан Фэймрил Джевидж представлялся лорду канцлеру в мечтах высоким, стройным и кареглазым, к тому же выдержанным, рассудительным и безупречно воспитанным. С фамилией отца и нравом матери он сделает головокружительную карьеру… ну, скажем, на дипломатической службе. Армия или флот тоже подойдут.

— Ты уже размечтался о его будущем! — ахнула Фэйм, видя, как загораются глаза мужа. — Он только что родился, а ты уже мысленно рядишь его в адмиральский мундир. Тебе не стыдно?

— Миледи моя супруга, ты же сама все время твердишь, что я невозможный человек Я не желаю для сына ничего невозможного.

— Не хотите подержать мальчонку на руках? — вдруг ни с того ни с сего предложил профессор. — Это тоже в духе традиций.

— А можно? — с тревогой спросил Росс.

— Нужно. Это же ваш сын.

Умело и нисколько не потревожив младенца, Ниал достал его из колыбельки и опустил на неловко подставленные руки милорда. Крошечный комочек плоти на широких сильных мужских ладонях. Что может быть трогательнее, чем первое знакомство отца и сына? Естественно, взгляды родителей были намертво прикованы к новорожденному, и ни растроганный почти до слез Джевидж, ни умильно ворковавшая Фэйм, к счастью своему, не видели, как в зеницах отрекшегося мага полыхнул ядовито-зеленый драконий огонек.

— Он такой маленький, он почти невесомый.

— А знаешь, какой он был тяжелый в животе?

— Я почему-то думал, что они должны быть побольше.

— Это потому, что ты никогда не видел новорожденных… Ой! Он зевнул! Росс, ты видел?!

Созерцание новоявленного чуда могло занять всю ночь, поэтому Ниал Кориней решил взять дело в свои руки.

— Так! Хватит курлыкать. Вы еще налюбуетесь своим младенцем, особенно видом его розовой попки. Фэйм надо отдыхать и набираться сил, ребенку тоже. Я пришлю к вам сиделку, миледи, — распорядился строгий профессор. — Если вдруг почувствуете недомогание, сразу зовите меня или Финскотта. Лучше его, потому что я собираюсь выпить с вашим супругом по рюмашке и отправиться на боковую. Я, видите ли, старый человек и очень устал.

Молодая мать безропотно подчинилась и, дав себя крепко-крепко поцеловать, с чистой совестью отпустила мужа.

— Только не забудь принять лекарства, дорогой.

— Я прослежу за нашим дорогим милордом, Фэймрил. Спите, наконец, — почти ласково рыкнул Кориней, выволакивая Джевиджа из комнаты.

Пили, естественно, вовсе не темное пиво. В честь лучшего акушера в империи Росс достал дьявольски дорогой коньяк, хранившийся в хрустальном графине с притертой позолоченной пробкой, на случай, если его дом вдруг решит посетить император.

— Ух-х ты! — восторженно выдохнул Ниал Кориней, засунув нос в бокал и звучно потянув носом. — Какое роскошное пойло! Надо было сразу сказать, что вы держите дома такой божественный напиток, тогда не пришлось бы меня долго уговаривать на переезд.

Профессор возлег на диванчик, Росс развалился в кресле, и оба совершенно одинаково блаженствовали. У Джевиджа словно гора с плеч свалилась. Такое облегчение после почти восьми месяцев постоянного страха за жизнь и здоровье Фэйм, что никакими словами не передать. Эйфория накатила на лорда канцлера кипучей волной. Он откинулся на спинку, положил ноги на край стола и счастливым взглядом изучал знакомые трещинки на потолке, болтая при этом все, что в голову приходило: