Евгений Немец - Корень мандрагоры Страница 14

Я откусил от сосиски кусочек. Мои вкусовые рецепторы по–лучили маленький оргазм. Я зажмурился от удовольствия и це–лое мгновение пребывал в ощущении, что мне не обязательно анализировать поведение нервной системы, дабы понять, по–чему именно это происходит. Потом я взял себя в руки, открыл глаза и посмотрел на Мару. Тот задумчиво жевал сосиску, рас–сеянно глядя на реку, и ни один мускул на его лице не выказы–вал наслаждения или разочарования. Наверное, вкусовые ре–цепторы Мары были связаны с желудком, минуя центральную нервную систему.

Дожевав сосиску, Мара вернул внимание на меня, заметил:

– В твоих словах присутствует логика. Но ты мыслишь так, словно сознание всего лишь посредник между тобой и миром. То есть в твоем понимании сознание – это механизм транспор–та и фильтрации данных, чтобы человек не утруждал себя гру–зом бесполезной для него информации. Но где же при этом ты? Что при этом ты?

Я проглотил последний кусочек и окинул удовлетворенным взором мир.

«Возможно, я – белое размазанное над горизонтом солн–це?..» – подумалось мне, но вслух я этого не произнес. Я решил, что в данном случае некомпетентность следует держать при себе.

– Пойми, – настаивал Мара, – твое сознание – это ты и есть! То, что определяет тебя как человека, как индивида, как суще–ство, определяющее самое себя, твое «я», – это и есть твое со–знание. Да, у него куча своих внутренних функций и механиз–мов обработки информации, с этим я согласен, но оно гораздо больше, чем просто эти функции. Оно – сила, которая сгущает материю в индивидуальность по имени Гвоздь и позволяет тебе именно так себя идентифицировать. Оно – твоя psyche, душа.

В словах Мары я услышал почти религиозный трепет. Я даже перевел на него взгляд – удостовериться, насколько серьезно он говорит. Его глаза, словно направленные передающие ан–тенны, излучали веру и непоколебимость убеждений.

Я вернулся к созерцанию пасмурного пейзажа. Небо по-пре–жнему вяло стекало белесыми пятнами по мутным обоям кол–лоидного пространства. Вода в реке медленно наливалась свин–цовой тяжестью и таким же цветом. Едва ощутимые порывы ветра все больше доносили сырость и прохладу. Я подумал, что информационный эон мироздания недвусмысленно намекает на завершение дня.

Мне нечего было ответить Маре, а спорить ради спора не в моем стиле. Я промолчал.

Мара тоже какое-то время не перебивал приглушенное бор–мотание природы, потом не выдержал, вернулся к своему мо–нологу:

– В этом свете понятие «расширение сознания» нужно трак–товать как расширение своего собственного «я». А на это да–леко не все способны. Потому что когда разрастается твое эго, вместе с ним разрастается все, что прикипело к челове–ку за все время существования цивилизации. Я говорю про мораль, грехи, опыт – короче, структуры, которыми человек окружает себя с самого детства. Чтобы решиться на шаг в за–предельное… на шаг от человека до сверхчеловека, нужно либо не иметь этого мусора за плечами (что невозможно в принципе), либо верить в собственные силы, которые помо–гут справиться с этими демонами. Причем еще не факт, что вера в свои силы соответствует реальной мощи этих сил. То есть я хочу сказать, что в отношении этих сил лучше не за–блуждаться. Потому что иначе… тебя ждет шизофрения… в лучшем случае.

Слова Мары были похожи на свинцовую воду реки, они так же несли какую-то безысходность и тяжесть. К тому же он сно–ва пожелал втиснуть меня, словно пазл, в мозаику своих эзоте–рических исследований. Я сказал:

– Мара. Я как-то не могу уловить подоплеку твоих лекций. Ты собираешься лепить сверхчеловека?

Он заглянул мне в глаза, сказал с улыбкой:

– Psychetropos – сворот сознания. Я использую этот термин для обозначения как самого процесса, так и агента, с помощью которого этот процесс возможен. Психотропным веществам придумали массу названий, но в каждое такое название иссле–дователь вкладывал тот смысл, который хотел в конце концов обнаружить в объекте исследования. Так появился термин «гал–люциноген» как препарат, вызывающий галлюцинации; так по–явилось понятие «энетоген» как проводник, приближающий к божественному. Я уже не говорю про такие узкие определения, как мистикомиметик, психодислептик, фантастикант и еще с десяток подобных. Даже термин «психоделик», который можно расшифровать как «проявляющий разум», не совсем верное определение, на мой взгляд. Все они призваны описать внут–ренние переживания исследователя, но среди них нет ни одно–го, который бы указывал на способ, на технологию поворота эволюции человечества. Поэтому эти термины я практически не использую. А вот psychetropos, сворот сознания, сворот тво–его собственного «я» – как раз то, что нужно. Это верное опре–деление агента, который станет катализатором процесса рож–дения homo extranaturalis.

Я же подумал, что это важный момент в понимании того, что Мара не считает нужным отвечать на мои вопросы. И еще я по–думал, что Мара знает, что делает: оставляя без ответа то, что мне хотелось бы знать в первую очередь, он подогревает во мне интерес ко всей своей философии в целом. А из этого следует, что самое главное мне только предстоит узнать. Как и то, поче–му это главное предстоит узнать именно мне.

АТАРАКСИЯ

Когда мне исполнилось четырнадцать, наша семья перебра–лась в город. Отец устроился на новую работу и получил от предприятия служебную квартиру, что было невероятным ве–зением, учитывая экономическое состояние страны вообще и бедственное положение отдельных предприятий в частности. Тем не менее это произошло. Новая квартира не походила на царские хоромы, да и располагалась на окраине города, но по сравнению с нашей бывшей коммуналкой в забытом богом поселке выглядела эталоном роскоши. Все это произошло весной, шел учебный год, так что я незамедлительно отпра–вился в новую школу.

Дарья Семеновна – мой новый классный руководитель, женщина лет сорока, с твердым холодным взором поверх узеньких очков и с поджатыми губками (верхнюю покрывал белесый пушок). От нее исходил стойкий запах старых книг, чем-то напоминающий нафталин… Она коротко представила меня классу: «Знакомьтесь, это ваш новый товарищ», – и на–чала урок русского языка. Свободных мест было три. Первое –в центральном ряду на предпоследней парте. Там сидел, отки–нувшись на спинку сиденья, парень и равнодушно смотрел, как я иду к нему.

– Свободно? – спросил я его, приблизившись.

Вместо ответа он забросил на пустующее место ногу и выра–зительно так на меня уставился. В левом ухе у парня была се–режка, одет он был в джинсовый костюм (довольно приличный), обут в белые кроссовки Nike. Не то что мои трикотажные брюки и джемпер отечественного производства! Понятное дело, куда челяди с барином тягаться!