Дмитрий Емец - Стеклянный страж Страница 14

– Который час? – спросил Меф у кряхтящего мужичка околохудожественного вида, который, перекинув через плечо скатанный в рулон старый ковер, куда-то его тащил. Со стороны это выглядело так, будто магу-самоучке стало холодно лететь на ковре-самолете и он решил, что лучше будет добраться на метро.

– Шестнадцать минут семнадцатого, – удивленно ответил мужичок с ковром.

Обернувшись, Меф увидел, что стоит под часами, которыми, как известно даже детям, завершается всякая платформа московского метро.

«Пора меня в психушку! В метро спрашивать время!» – сообразил Меф.

Не исключая, что Ромасюсик мог его и одурачить, Буслаев медленно пошел по станции. Прасковью он заметил, только когда прошел мимо и на всякий случай обернулся.

Она сидела на корточках у стены шагах в двух от перехода, прикрываемая его выступающими закругленными перилами, и, низко опустив голову, разглядывала облепленные глиной камни, лежащие у нее на ладони. Одна. Ромасюсика поблизости не наблюдалось. Должно быть, благоразумно где-то отсиживался.

Прасковья была в простеньком платье с короткими рукавами. Бросалось в глаза, что руки у Прасковьи очень худые и вообще вся она тощая, с острыми плечами. Даже из Дафны можно было сделать полторы Праши.

Меф остановился. Признаться, он ожидал чего-то иного. Хохота, раскалывающего мрамор. Охраны. Ничего подобного. Прасковья больше походила на больного голубя, чем на повелительницу мрака. Волосы забраны в усталый пучок, который удерживает пластмассовая заколка. На ногах – рыночные шлепки.

Какой-то злой остряк уже бросил на плиты рядом с Прашей пятачок.

Мефодий подошел. Прасковья подняла голову. Скользнув по ноге, взгляд ее остановился на лице Мефа. Она продолжала сидеть на корточках.

Меф тоже вынужден был присесть. Стоящему парню кричать на сидящую на корточках девушку глупо и неудобно. Кричать же самому в этой позе, как оказалось на практике, вообще нереально.

– Ну? Ты соображаешь, что ты сделала? У них остался мой паспорт! – сказал он, безуспешно раздувая гнев.

Прасковья с усилием открыла рот. Ее голос напоминал крик больной птицы. Меф был потрясен. До этого момента он считал, что Праша вообще немая. Оказалось, нет.

– …сссс… нннни… ллл? – различил Меф.

Прасковья напряженно смотрела ему в глаза.

– Я не понимаю, – сказал он.

Рядом прогрохотал поезд, заглушив все остальное.

– ввв… ммм… и… л?

– Не понимаю.

Прасковья с досадой махнула рукой. Свет на станции моргнул и погас. На несколько секунд «Новокузнецкая» погрузилась в сосущую, без единой искры тьму. Эскалаторы разом встали. Послышался резкий свисток дежурной и ее крик «Не паниковать!», ставший сигналом к общей панике.

Затем свет вспыхнул вновь.

Ромасюсик вынырнул неожиданно, хотя, казалось бы, такая туша неожиданно появиться не способна по определению. Застенчиво щурясь, он стоял рядом с Прасковьей и отгонял от себя невесть откуда взявшихся в метро ос.

– Я так испугался! – сообщил он Праше, настороженным глазом косясь на Мефа. – Вообрази: спускаюсь на эскалаторе, и тут тьма, мрак! Эскалатор дергает, и парень сзади вцепляется мне в волосы! Мы кубарем летим вниз, а потом – свет раз! – я вижу, что парень сидит и в полном шоке жует мои волосы! Чтоб у него аллергия началась на сахарную вату!

Меф шагнул к Ромасюсику. Он намеревался в простой и доступной для амеб форме объяснить, почему свиньей быть невыгодно.

Не растерявшись, Ромасюсик отскочил и, подпрыгнув, заверещал:

– Что ты дуишь, фюлюган? Граждане, миленькие! Зовите полицию! Я поймал беглого преступника, а он меня убивает! Ай! Психи атакуют! Караул!

«Беглый преступник» заносил уже ногу для пинка, когда на глазах у Буслаева одна из пристававших ос скользнула Ромасюсику в ноздрю и бесследно исчезла. Меф оцепенел. Несколько секунд он ожидал какой-то реакции, но ничего не происходило. Ромасюсик продолжал верещать, призывая граждан к сознательности. Еще секунд через пять другая оса деловито влетела шоколадному юноше в ухо и тоже невозвратно скрылась.

Меф внезапно осознал, что голова у Ромасюсика внутри полая!

Первой терпение потеряла Прасковья. Визжащий Ромасюсик неожиданно перестал визжать, и глаза у него стали как оловянные пуговицы.

– Вспомнил? Теперь ты знаешь, кто ты на самом деле? – спросил он совсем другим голосом.

Слова вырывались у Ромасюсика плевками, точно вода из заткнутого пальцем крана.

– Да, – помедлив, ответил Меф.

– Видишь: я была права! Они стерли тебе память, набили ее мусором! Они лгали тебе, и твоя Дафна первая! Они затолкали тебя, наследника Кводнона, в жалкую забегаловку разносить подносы! Надеюсь, ты ненавидишь их теперь так же сильно, как и я!

Меф не настолько перегрелся, чтобы вместе с Прасковьей критиковать свет и ругать Дафну.

– Что это? – спросил он, кивая на камни, которые Праша продолжала держать на ладони, забыв о них.

– Где? А-а, это!.. Алмазы! – ответила та недовольно.

– Серьезно? Откуда?

– С прииска. Подарил сегодня клиент один. Подмазывался.

– Какой клиент?

– Уже никакой. Контракт истек в три.

Меф кивнул. Вместе с памятью вернулось и знание об аренде.

– Разве алмазы не блестят?

– Блестят бриллианты. Эти еще от породы надо отделить. Хочешь, подарю? Тут твоя зарплата примерно за пять тысяч лет, – предложила Прасковья.

Меф отказался.

– Ну не хочешь, и не надо. Мне тут мелочи накидали – вот и я им накидаю! Эй, ловите! – крикнула Прасковья и, с вызовом глядя на Мефа, швырнула алмазы под ноги людскому потоку.

Буслаев метнулся было их собирать, но под насмешливым взглядом Прасковьи остановился. «Ну и пускай! Наплевать!» – подумал он. Люди наступали на камни и, не понимая, что это, шли дальше.

Неизвестно откуда взявшись, к ним задиристым воробьем подскочил маленький и безмерно юный милиционер. Кожа у него была белая, нежная, с голубоватыми прожилками, а брови смешные, смыкающиеся. На поясе дубинка, пистолет, наручники – все как полагается.

– Лейтенант Верликанов! Девушка, что за дела? Я видел, как вы бросили! В метрополитене не мусорить! Немедленно подберите!

Отвлекшись на время на милиционера, Прасковья оторвала взгляд от Ромасюсика. Шоколадка немедленно ожила и всплеснула ручками:

– Ой, полиция пришла! Наконец-то! А я вам преступника поймал! Вот этот, волосатый! У-у, рожа уголовная!!! Хватайте его!

Меф напрягся. Юный милиционер подозрительно посмотрел на Буслаева, затем на Ромасюсика, и снова на Мефа. Буслаев ощутил, как у него вспотела спина.

Лейтенант Верликанов стал еще юнее и еще строже. Меф увидел, как он перехватил дубинку ближе к краю.