Юлия Фирсанова - Точное попадание Страница 14

— А тогда чего ты так к магеве прилип? — слетев с моего плеча, задиристо вопросил сильф, до сих пор молча слушавший наш разговор со смешанным выражением любопытства и неодобрения на мордочке. — Или в воровские свои дела втянуть ее хочешь?

— Нет, — снова повторил Лакс и, нервно сплетая и расплетая пальцы, одним духом выпалил: — Просто я чую, что лучше этого в моей жизни может ничего не случиться, вот оно, чудо. Я хоть всего на четверть эльф, а судьбу распознать умею. Разум говорит: рядом с тобой, магева, интересные дела творятся, не заскучаешь, может, и я чем помочь смогу, а сердце поддакивает: если отвернусь и мимо пройду, всегда жалеть буду. А теперь дураком меня назовите, коль хотите, только сразу скажите, вместе я с вами или как?

— Почему бы и нет, — мало что уяснив из сумбурной речи парня, пожала я плечами. — Кто я такая, чтобы против чужой судьбы идти? Присоединяйся, а как устанем друг от друга, всегда разбежаться сможем, чай, не привязанные. Пока местность плохо знаю, ты за проводника да советчика сойдешь. Что думаешь, Фаль, права я?

— Если он судьбу чует, не должны мы его гнать, — неожиданно серьезно отозвался мотылек, совершив то ли круг почета, то ли полет-сканирование вокруг рыжего вора.

— Вот и ладушки, хоть лошадь и я понятия трудно совместимые, но как-нибудь перекантуемся, — иронично улыбнулась я, так как имела за плечами всего пару-тройку экспериментов по части конных поездок на короткие дистанции, и хлопнула Лакса по плечу. — Заодно сразу посоветуй, чего мне следует в здешних маг… лавках прикупить в дорогу, а лучше пойдем вместе и выберем.

Лакс просиял, прям как Фаль перед блюдом с пирожками, и охотно согласился сопровождать меня в походе по лавкам, уже за одно это ему можно было ставить прижизненный памятник. Кто пытался хоть разок прошвырнуться со своим парнем по магазинам, тот меня поймет.

Рыжий запер дверь в свою комнату, и мы снова спустились на первый этаж трактира. Без магевы обычный вечерний гудеж полным ходом набирал обороты. Парочка мужиков, кажется, сельчан, из тех, которые сидели спинами к лестнице, уже успели набраться настолько, что, отставив кружки, перешли к оскорблениям. Особенно громко их было слышно в малость притихшем при нашем появлении обществе.

— Ты, боров плешивый! — загудел один из кряжистых крестьян, грозно насупив лохматые брови, а второй, и впрямь лысый как мячик мужик, возмущенно отозвался:

— Я боров? А сам-то ты кто? Сам хряк вонючий!

— Ну зачем же ссориться, если вы родственники, — мимоходом бросила, покровительственно потрепав спорщиков по головам.

Таверна сотряслась от громового хохота, вызванного моей незамысловатой шуткой, машинально слетевшей с языка при воспоминании о старом анекдоте. Спорщики вылупились на потешающуюся толпу, переглянулись, покраснели до ушей, а потом и сами начали подхихикивать, растерянно поглядывая друг на друга.

Трактирщик вынырнул из-за стойки и колобком покатился к нам, заранее расплывшись в разлюбезнейшей улыбке.

— Спасибо за угощение, хозяин, — поблагодарила я, кивнув в сторону блюда с последними пирожками и полупустым кувшином… Ой, нет, блюдо уже опустело, а на плечо мне бухнулся стряхивающий крошки с мордочки Фаль. Ну обжора! Но, с другой стороны, не пропадать же добру, лучше в нас, чем в таз. Успокоив себя старой поговоркой, я спросила: — Сколько с меня?

— Как можно, почтенная магева, — замахал пухлыми руками мужичок. — От чистого сердца угощение ставил! Денег с вас не возьму, вот если только, — хитрован сделал вид, что застеснялся, и подобрал слова подипломатичнее, — вы поколдовали бы чуток, а?

— Поколдовали, говоришь? Что ж, поколдую. — Я задумчиво улыбнулась, если бы нахал-трактирщик знал меня подольше, счел бы за лучшее торопливо отказаться от услуг магического рода, а так он только радостно закивал головой, точь-в-точь кукла на пружинке. Была у меня в детстве такая, пока я ей башку не оторвала, случайно, конечно, потом она долго в коробке валялась: тулово с вылезшей пружинкой в одном углу, головка в другом.

Аккуратно, чтоб не напороться на лезвие, выловила из сумки за рукоять агрессивный ножичек. Быстро он специализацию поменял: был шинковочным на кухне студентки, а в новом мире стал атамом кровожадной колдуньи. Лакс и Фаль молчали, лишь глаза от интереса горели двумя парами фар: те, что зеленые, совсем крохотные, те, что голубые, побольше — и наблюдали за происходящим. Я огляделась, примерилась, где сподручнее поработать, и, по-хозяйски пройдя за стойку (мордоворот поспешно подался в сторону, чтобы ненароком его не задела), залезла на лавку. Поднятая рука легла как раз на свободное место поверх полок с кружками. Надавив на рукоять, старательно нацарапала одну-единственную руну — тейваз. Значений у нее много, но рисовала я, держа в памяти одно, и энергия знака отозвалась в теле чистой упругой волной.

— Готово, хозяин, — нарочито громко объявила, чтобы слышало каждое ухо в зале, да и до кухни дошло. — Пометила я сие место знаком, великую силу имеющим!

Будь у трактирщика хвост, он бы вилял им от нетерпения, словно пес, выпрашивающий ароматную подачку, а так только подался ко мне, едва не вывернув шею.

— Знак сей — великая руна справедливого суда, — я сделала театральную паузу, — одарит тебя честь по чести, ибо мощь знака в правде. Как отныне в доме этом хлебосольном к люду пришедшему относиться будут, так и тебе отзовется. Полной мерой по щедрости своей и гостеприимству награду получишь!

Завершив краткую прочувствованную речь и не обращая внимания на отвисшую челюсть хозяина, все еще пытавшегося просечь, в чем именно его накололи, а что накололи, он звериным нутряным нюхом уже учуял, убрала ножик в сумку.

— А пиво черное у них разбавленное, — весьма своевременно протянул кто-то из завсегдатаев и гулко рыгнул.

Пробка одной из бочек то ли от этого звука, то ли сама по себе вдруг вылетела, и пенный черный поток щедро полился на пол. Детинушка — морда кирпичом, кинулся подбирать затычку и унимать извержение ценной, пусть и разбавленной жидкости.

Лакс широко, от уха до уха, ухмыльнулся и, подхватив меня под руку, повел к дверям. Фаль залился довольным смехом:

— Ой, Оса, ты здорово придумала! Такая шутка даже эльфу никогда бы в голову не пришла!

Судя по довольной мордашке сильфа, мне отвесили изрядный комплимент. Проказливый мотылек считал себя причастным к происходящему и гордился поступком магевы как своим собственным.

Мы вышли с постоялого двора под радостный гомон торопящегося обсудить чудо народа и тоскливое, как по покойнику, подвывание трактирщика, сообразившего-таки, что теперь он никого ни обжулить, ни наколоть без ущерба для себя не сможет. А нечего было к магеве с дурацкими просьбами приставать!