Дмитрий Изюм - Туда где твоя кровь Страница 14

— Зачем так упираться-то было в последний день? — Взяв Ядвигу за руку он притянул ее к себе.

— Надо, Сашенька, надо. — Ведьма присела к нему, положила голову на плечо и шепотом, едва слышным сквозь плеск воды, продолжила. — Такое упражнение надо делать под контролем, иначе возможно самоистощение. А так я ее просто на грань вывела и ночью должен случиться прорыв. Не прозевать бы, а то шарахнет силой и катер мой ку-ку.

— Прорыв куда? — Насторожился Санька.

— В астрал, куда же еще. У Искусниц с инициацией свои заморочки. Если вы, мужики, с духом бодаетесь кто кого, и от стресса в астрал сами выходите, то у женщин инициация происходит во сне, после морального и физического истощения. Сила из Астрала сама приходит к ним и восстанавливает равновесие. Важно остановиться именно на грани, тогда всё пройдет плавно и относительно безболезненно. Спонтанная инициация для девочек опасна и в возрасте созревания может произойти в любой момент — наложится одно на другое, к примеру болезнь на женские дела или горе какое, и как бабахнет. А никого знающего в этот момент рядом не будет. Вот я и провожу, как положено.

— А откуда ты все знаешь? Ты же ведьма, а не Искусница? — На ушко спросил ее Санька.

— Со СнЕжинкой дружна была, она и рассказывала.

— Какая СнежИнка?

— Не СнежИнка, а именно СнЕжинка. Это та девчонка, одна из шести аспирантов, коллега твоего Учителя и внучка их погибшего профессора. Мы с ней долго дружили, да и потом несколько веков подряд она в гости захаживала.

— А почему СнЕжинка?

— Потому, что Искусница Льда. Источники у нее такие были — воздух и вода, так же как и у деда ее. Правда у того еще Смерть присутствовала, но так, самым краешком, процентов на десять. Ну, не дошло еще, кто такие?

— Блин!

— Не Блин, а Дед Мороз со Снегурочкой. Добрый такой был дедушка, как что не по его, так сразу хрясь посохом. Ребят своих гонял — только шерсть летела. Да и внучке характер достался — такой бы воину. Ведь у нее с Вулканом серьезно было, когда они оба враз сгинули — и дед, и мужчина любимый. Как она тогда не сломалась — не знаю. Кощеюшка меня к ней сразу притащил, так я ее сколько жалела, да причитала, лишь бы она тоже плакать начала, да горе свое выплакала. Так и выли с ней потом недели три в два голоса. Ничего, вроде выплакалась и все приняла.

— А оставшиеся четверо кто были? Ведь тоже наверное в легендах засветились?

— Ну, Ворон у них один примерным был, зубрила и заучка, поэтому нигде и не отмечен. Зато последняя троица, куда и Вулкан входил — эти да, отметились, да не как попало. А все потому, что соображали на троих частенько. Они на севере работали, там и куролесили. Кутили однажды в каком-то фьорде с местными, а потом вдруг вспомнили, что у жизнюков на факультете как раз экватор отмечают. А девчонки там, говорят, о-го-го. Жизнь из них так и плещет. Ты, Сашенька, как туда попадешь — не теряйся. — Тихонько хихикнула Ядвига. — Вот ребята и двинули туда с перепою. И собутыльников своих, всех, кто еще на ногах стоял, с собой прихватили — «не бросать же пацанов». Поутру-то конечно очухались, а «пацаны» все уже молодые да красивые, у кого руки не было — отросла, у кого не стоял — так не уложишь. Пришлось возвращать всех обратно как есть, и быстро, пока Карающие не нагрянули. Вот «пацаны» домой вернулись — и давай байки травить. Гурии… Валхалла… И Тор там был с Локи, а третий, который с глазом подбитым, тот стало быть сам Один. И они с ними вместе квасили да гурий того, ублажали. Самое главное, что доказательства были на лицо — все красавцами стали, молодыми да здоровыми. Смеху, помню, было. Так и прилипли к ним клички — жизнючки как прознали, так всё им и припомнили. Вот и ходят они до сих пор, наверное, как Локи и Один, если по пьянке не пришиб никто. А Тор — увы. Нет уже Вулкана.

— Во-он оно как. — Протянул Санька.

— Вот так. И про житье-бытье Искусниц подружка мне много чего рассказала, поэтому, что знаю, то Светланке твоей и даю. Авось пригодится. Тихо! — Ядвига отстранилась. Из каюты послышался приглушенный стон. — Началось! Сиди тут и в каюту не лезь, мужику там не место. А лучше кыш в ментал, и чтоб тебя не слышно было, а то зачерпнет от тебя силы и собьется. За нас не волнуйся, снаружи Водяной присмотрит.

— А тебе она не повредит? — Заволновался Санька.

— Нет. Женщина с ней рядом должна быть, взрослая и сильная, да в ментале опытная. В идеале — мать, но можно и так. Это как рождение дочери. — Ядвига плавно поднялась и Санька открыл перед ней дверь каюты.

Там, в тусклом свете луны, пробивающемся сквозь иллюминаторы, на широкой лежанке в поту металась Светка. Ядвига осторожно пробралась к ней, скинула одежду и прилегла рядом, положив голову Светки себе на грудь. Та негромко заскулила во сне и порывисто обняла Ядвигу, вжавшись в нее всем телом.

— Дверь закрой, балбес! — Тихо, но твердо сказала Ядвига. — Снаружи! И чтоб тихо!

Санька прикрыл дверь и снова уселся на кормовую скамейку. Из каюты вновь послышался долгий и тонкий стон, перешедший в испуганный плач и жалобный шепот, а в ответ ему на грани слышимости плыл неторопливый, низкий и спокойный, голос Ядвиги. Санька попытался разобрать слова, но внезапно понял, что слушать это ему никак нельзя, если конечно не хочет заработать преждевременную седину, и он, как мог глубоко, погрузился в ментал.

Разбудил его ментальный зов и горячие руки Ядвиги, уже сидевшей на нем, лихорадочно срывавшей с него остатки одежды и тихо рыдавшей в истерике:

— Сашенька… Сашенька… Скорее… Иди ко мне… Скорее… Нет сил…

Они заснули в обнимку с первыми лучами солнца, но перед тем как отключиться умиротворенная Ядвига уже в полусне, улыбнувшись, шепотом произнесла: «Жизнь. Кровь. Огонь.»

Город

Как обычно проснувшись раньше всех, разбуженный шумом проходившего недалеко судна, Санька выполз из каюты и огляделся. Катер слегка покачивался в небольшом затоне, окруженном с трех сторон зарослями тростника, а с четвертой открывался отличный вид на гладь водохранилища, за которым в утренней дымке маячил железнодорожный мост — до города рукой подать.

Приготовив нехитрый перекус из имеющихся запасов и уже зажевав бутерброд, Санька привычно поприветствовал духа воды. Не дождавшись ответа буркнул:

— Как же, «присмотрит он». Вот и присмотрел. Уже и дух простыл. Одно слово — Водяной, ни черта не помнит. Хорошо хоть на фарватере не бросил, плавали бы сейчас как подводники.

— Сашенька, не ворчи, всё в порядке. — Ядвига, хмуро жмурясь на солнце, стояла, балансируя на краю борта. — Отпустила я его, горемычного.

— Почему горемычного? — Удивился Санька, искоса любуясь ее стройной, не скрытой ни чем фигурой. — Вчера вроде всем доволен был.