Пэт Ходжилл - Поступь бога Страница 14

Трактирщик приподнял свои могучие плечи и уронил их в жесте полной беспомощности.

Клепетти презрительно фыркнула и сказала:

– Что ж, прекрасно. Если не хочешь ты, говорить буду я. Все, что ты видела, – результат необъявленной торговой войны, в которую вовлек нас Марплет сен Тенко. Началась она где-то год назад, когда он приступил к строительству «Твердыни», на что у него не было права – привилегией обслуживать весь этот район обладал Тубан, он оплатил ее. Мы отправились на совет Пятерых искать защиты, и нас послали к представителю Тверрди, Харру сен Тенко. Он нас даже не принял.

– Даже если бы он не был самым большим взяточником в магистрате, – перебил Ротан, – его жена ни за что бы не допустила разговора. Мы только потом узнали, что она – сестра Марплета.

– Поживее пошло, – раздался мрачный голос из-под буфета, куда закатился Гилли, чтобы его не раздавила Клепетти.

Вдова хмыкнула:

– Можно сказать и так. После этого начались подстрекательства. Для нас это было дико, мы поначалу сдерживались – и правильно, потому что вскоре выяснилось, что каждый раз, когда Марплет начинал нас провоцировать, где-то рядом рыскали один-два подкупленных Марплетом стражника. Если бы мы ответили ему, они донесли бы Пятерым, что это мы начали необъявленную торговую войну, и как зачинщики должны платить. Войны дороги. Один штраф – и мы уничтожены, и будем уничтожены, если попадемся в ловушку Марплета. Теперь ты понимаешь?

– Думаю, да, – проговорила Джейм. – Но почему вы не рассказали мне раньше?

– Это вот он, – ответила вдова, ткнув пальцем в Тубана, – он не хотел втягивать тебя. Тубан предпочитает думать, что если ни на что не обращать внимания, то все неприятности прекратятся и улетучатся. Но они никуда не деваются, и ни один бог не знает, что последует дальше. Теперь ты понимаешь, что все серьезно? – спросила она, поворачиваясь к трактирщику. – Теперь-то ты признаешь, что надо что-то делать?

На протяжении этой речи Тубан стоял, закрыв глаза, прислонившись к дверному косяку, как маленький мальчик, притворяющийся спящим в темной комнате, полной неведомых ужасов. Теперь, когда все домочадцы смотрели на него, он открыл глаза и произнес с величайшим достоинством, не обращаясь ни к кому лично:

– Пойду-ка я лучше проверю те новые бочки, – и удалился в погреб.

– Он даже не хочет говорить об этом! – Клепетти охрипла от возмущения. – Вы представьте, этот человек – хороший человек, один из лучших, а не может посмотреть в лицо очевидной опасности, а нам всем что, легче от этого? Если ты останешься здесь, детка, будь особенно осторожна, ты словно притягиваешь насилие, и кому-то от этого рано или поздно будет худо. Тут и к гадалке не ходи. Прими то, что происходит. Но помни, что Тубану трудно будет оставаться гостеприимным, если таверна рухнет ему на голову. Вот и весь сказ. – Клепетти всплеснула руками. – А теперь все брысь отсюда! У нас куча работы, а время не терпит.

Все разошлись, а Джейм осталась на кухне, держа ногу в тазу с холодной водой, вдыхая ароматы корицы, имбиря и прочих пряностей, которыми Клепетти заправляла пирог. Тут в кухню ворвалась Танис, до сих пор отсутствовавшая, и стала так порывисто обнимать и хвалить Джейм, что та вынуждена была спасаться бегством. Боль в лодыжке жестоко отдавалась по всей ноге при каждом шаге, голова кружилась от облегчения. Ожидание закончено. Она не покинет гостиницу. Теперь у нее есть дом.

Но, так или иначе, этого недостаточно.

Сидя на подоконнике и глядя на город, Джейм размышляла. Да, дом, но трактир никогда не заменит ей весь мир. У нее накопилось слишком много вопросов к Тай-Тести-гону, вопросов, на которые ни один чужак не может ждать ответа. Только узнав город, она узнает его богов. Необходимо найти путь к сердцу здешнего народа – так, как случилось это тут, в «Рес-аб-Тирре», – а как сделать это, не присоединившись к самой могущественной гильдии города?

Но стать вором! Ни один истинный кенцир никогда не допускал такой мысли. Но сколько раз ей говорили, что она недостойна называться кенциром, и никогда не станет им?! Ей пришлось идти с этим по жизни – по той жизни, что началась в замке. Одна лишь честь – так, как ее понимают в Кенцирате, – была ей защитой, и только летописец или священник могли бы сказать, возможно ли быть честным вором. Буква закона будет, без сомнения, грубо нарушена, но если не трогать дух…

Джейм внезапно усмехнулась. Кажется, она уже решилась. Утром она в первую очередь испросит благословения священника (ха!) и пойдет в тот гиблый лабиринт, который Писака называет домом. И если останется в живых, то Кен-цират обзаведется первым собственным настоящим вором.

Глава 3. В ЛАБИРИНТЕ

Той ночью Джейм спала глубоко и спокойно и утром с радостью обнаружила, что ее лодыжка почти здорова. Еще чуть-чуть – и с ногой можно уже не церемониться. Джейм спустилась в кухню рассказать домоправительнице о своих планах. Она ожидала, что ее будут отговаривать, но…

– Я давно предчувствовала, что ты уйдешь, – сказала вдова, запихивая в ее заплечный мешок необъятные куски хлеба с сыром. – Сладкая жизнь в клетке не для тебя.

Тубан тоже не возражал, но явно огорчился, а после перехватил Джейм у двери и украдкой сунул ей в руку три серебряных монеты. С улыбкой она поблагодарила его и покинула таверну.

Марплет сен Тенко сидел у окна «Твердыни», покуривая длинную трубку. Его большой полосатый кот, Клык, примостился рядом на подоконнике. Пока Джейм пересекала площадь, оба глядели на нее с одинаковым выражением – оценивающе, самоуверенно, немного удивленно. Ни тот, ни другой не любят убивать быстро – неожиданно поняла она. Этот человек будет играть с «Рес-аб-Тирром» до тех пор, пока его это забавляет – ни минутой дольше. Его насмешливые глаза вызывающе подмигнули на ее ответную улыбку, а она официально отсалютовала ему – поднятым кулаком и открытой ладонью, – как признанному врагу накануне битвы. И покинула площадь.

Она шла к дому своего бога – спросить священника, можно ли вступить в Гильдию Воров, не потеряв при этом чести безвозвратно. Множество богов Тай-Тестигона заставили ее задуматься о том, что составляло фундамент религии Кенцирата, об их вере в Трехликого бога. Но прошлой ночью она поняла, что неотделима от своего мира, даже стоя на самом его краю. Ей было ясно – к несчастью, слишком ясно, – как найти храм. Повинуясь порыву, она повернулась к восходящему солнцу.

Улицы разворачивались перед ней, извиваясь взад-вперед под ясным зимним небом. Большинство их вело на восток. Осознав, что если будет спешить, то не дойдет никогда, Джейм без суеты принялась распутывать клубок переплетенных дорог. Одни улицы лежали спокойно, опоясывая богатые дома или ограды садов, другие были заполонены ярко одетой толпой, в которой слонялись разносчики с лотками, предлагая желающим перебродившее кобылье молоко или засахаренную саранчу, а мимо проходили группами кающиеся, монотонно распевая о своих грехах. Но лучше всех, по мнению Джейм, был квартальчик переплетавшихся спиральных тропок, каждая из которых была посвящена разным отделам Гильдии Перчаточников. Здесь были перчатки из кожи, льна, шелка, окрашенные во все цвета земли и моря, обшлага их искрились драгоценными камнями или сияли золотой нитью. Одну особенно элегантную черную пару из кожи козленка Джейм в конце концов купила, благополучно потратив подарок Тубана. Перчатки скрывали ее отличие от людей, и это радовало.