Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка Страница 14

Словно стольник за трапезой настоящего отца… Только в Большом Дворце мясо не грозило брызнуть соком при неловком движении. Просто жареные куски, наваленные на большое блюдо. А тут… Из раны в боку бурдюка ударил ароматный пар.

— Старинное блюдо из Гвинеда… Для приезжих в самый раз: и в обычаях страны, и ничего, что показалось бы незнакомым. Всего лишь мясо трех видов, вареное в свиной шкуре. Немного моркови, репы, лука…

Вот кожаный мешок превратился в заполненную густым мясным варевом мягкую чашу. Ничего, с чем не управились бы нож и ложка! Анастасия подхватила ножом кусок посимпатичней — пальцы обожгло даже сквозь перчатку. Горячо! Но если приноровиться… вкусно. Глядь, а нож уже донышко царапает.

— Достойная дева народа уар ест, как камбрийка! — хвалит трактирщик, — И благородный господин от нее не отстает… Позвольте спросить — какое масло вы бы предпочли к иным блюдам? Оливковое — от лучших карфагенских рощ, но пережившее трудный путь по морю? Или местное, свежее — но сливочное?

Животное масло? Ужас! А Баян спокойно сообщает:

— Хозяева придунайской пушты всегда любили плоды своих стад… Пусть будет сливочное. Но у вас маленькая страна — откуда скот?

Ну, пусть авары его едят — Анастасия к варварскому яству не притронется… Но что несет трактирщик?!

— В стойлах держат, — объясняет, — траву сеют, как хлеб. Сеяный луг не дикое поле, зелень поднимается в полтора человека. Потом все это скашивают — и коровам. Свиней пасут в лесах, овец в холмах… А масло у нас отменное. Опять же, именно от нас берут в Башню, к столу хранительницы. Бочонок всякий день.

У Анастасии холодок по спине пробежал. Ее сестра ест холодный белесый жир? Бочками? Или на холме, и верно, обосновалась демоница с ослиными ушами и круглыми глазами ночной птицы?

— Человек столько не съест, — сказала она.

— Ты права. А Немайн ест меньше обычного человека. Но у нее ученицы, сестра, дружина… Помогают.

Да, она вошла в чужую семью… Интересно посмотреть на ее новых сестер. Не приревнуют ли? Но к чему бояться раньше времени? Выйдет, как с маслом — только что сердце приостановилось, теперь смеяться хочется. Дружина! Десяток–другой воинов и два бочонка варварского яства приговорит, не заметит. На столе появляются новые блюда: камбрийский сыр с гренками, напиток из корней цикория… Что? Она научила? Наверное, вычитала в одной из книг. Действительно, согревает и успокаивает. Люди победней готовят из ячменя? Интересно. Да был ли знаменитый «ячменный отвар» Цезаря пивом? Может быть, на деле имя ему было — «кофе»?

Меж столов — новое явление. Высокий лоб, умные, чуть насмешливые глаза, смоляные усы свисают к белой, расшитой переплетенными алыми кольцами мантии. Серп на поясе.

— Дозволит ли почтенный купец обратиться к его дочери? Я филид, запоминатель второй ступени посвящения, я знаю больше сотни больших историй и малых без счета… Прекрасная дева скучает! Быть может, интересный рассказ будет к месту? Не позволишь ли ей задать тему моего рассказа?

«Отец» кивает. Можно. Все уставились. Хочется стать невидимой, чужое внимание жжет душу. Избавиться, поскорей! А из сердца рвется сокровенное:

— Про хранительницу этих земель. И не старинное, свежее!

Услышать, увериться, успокоиться.

Человек в белой мантии отвешивает поклон.

— Отличный выбор, о мудрая дева. Обычно мы, филиды, пересказываем старину, а свеженькое излагают случайные свидетели… или даже участники событий, которые, может, и видели все, да каждый со своего места. Я же могу выслушать всех и сложить общую историю, правдивую, интересную и полную. Это работа, и небыстрая, потому мне придется умолчать о том, что вовсе уж близко.

Полились рассказы, в которые, по очереди, и верилось, и не верилось… Как пришла сестра в одной рясе, а ее из–за ушей за нечисть приняли, а она от такого прозвища не отказалась! Раньше… То–то и дело, что раньше. Тогда, четыре года назад, и то жаловалась: вон, у дяди Григория дочь в броне и с копьем на коне скачет, а я августа — мне нельзя! Потом из–за этого звания стало нельзя даже книги читать и с сестрой разговаривать. Да и титул немного переиначили: «кровосмесительное отродье», вот она кто теперь! Как и Анастасия… Только в ней что–то жительницу холмов узнавать не торопятся. Уши маловаты?

Так и спросила.

Филид — так и ответил. Да, маловаты!

Приложил к голове собранные лодочками ладони, поболтал.

— У сиды вот такие.

Зло. Но Констант когда–то и не так передразнивал. Сестра ему как–то пообещала оторвать именно что уши — специальной ухоотрывалкой. Даже ящичек показала: мол, почти доделала… Или он предпочитает отсечение носа? Всего лишь патрикию за оскорбление святой и вечной августы меньше не положено. Зловредный племянник убежал жаловаться отцу… сам получил взбучку, отстал.

Что базилисса может ходить с непокрытой головой и открытыми ушами и не сгореть от позора, на собственном опыте убедилась.

Сказитель только собрался продолжать, а Баян возьми и спроси:

— А нельзя ли ее как–нибудь увидеть, хранительницу? Хотя бы издали?

— Просто, почтенный гость, — сообщил филид. — Вот поговорить — трудней. Нужно интересное ей дело. А увидеть ее проще всего утром, если с улицей повезет… Каждый день по городу бегает. Несправедливость высматривает.

— Просто? Пешком? Не в носилках, не в возке?

— Именно так. И вот что… Увидишь — дорогу не заступай, она всегда торопится. Шапку скинуть не забудь. Ее не уважать — не уважать Республику, то есть всех граждан. А потому — очень могут побить, особенно иноземца. Кажется, все. Удачи!

Завтра! Завтра удастся увидеть сестру. До вечера — ответы невпопад, и даже люди казались добрыми и неопасными, как в далеком детстве. До башни… Ох, как же она может теперь в башне жить? Может, думает, лучше самой закрыться? А еще — как ей пригодилась кривая сабля!

Тут вспомнился причал. «Всякая свободная отвечает за свои слова». Августа — тем более! Пришлось беспокоить «отца».

— Саблю? — удивился тот, — Стоило бы и поучить — и их, и тебя… Супруге хана стоит владеть клинком, но мы немного отложим уроки. Завтра утром узнаем, правит здесь твоя сестра или языческое чудовище, что только распустило слухи. Тогда и решим: тут сабле учиться или ехать в Африку, к дяде Георгию. Хорошо?

Опустился на колено, держит руки в своих… Смотрит в глаза — снизу вверх.

— Хорошо. Завтра!

И, когда он уже шагнул к двери, добавила:

— Кровосмесительное.

— Что?

— Чудовище. Кровосмесительное. Как я!

Когда вышел — села на постель. Только что верила каждому своему слову, а тут…

Вспомнился рассказ филида, другие слухи… Масло. Пение. Сидение на пятках. Это она откуда придумала?