Александр Етоев - Обратная сторона Земли Страница 14

Может быть, это Галина Петровна, перелетев на волшебных крыльях, таинственно вошла в новый образ, заглянула из дали дальней, и сердце Князя и вздрагивает оттого, что в глазах встреченной на дороге отразились ее глаза.

Князь поднялся на вершину холма. Крапленое звездами небо стояло над ним высоко, пятно лунного света растекалось по одежде лесов и запутавшимся в ночной полумгле дорогам. Он вдохнул холодного воздуха. Голова закружилась, Князь присел на траву, чтобы набраться сил. Он сидел на влажной земле и смотрел, как пробираются между глыбами леса освещенные луной поезда. Как рождаются из ничего короткие брехи собак, и белые волны тумана наплывают с востока на город. Начали зябнуть ноги. Князь поднялся и перебрался на поросший мохом бугор. На какой-то миг он забылся, а когда очнулся от забытья, почувствовал на губах сладкую табачную мяготь. Он докурил сигарету и посмотрел на светящийся циферблат. Потом перевел взгляд вниз и отчетливо разглядел, как по краю поляны движется человеческая фигура.

Какое-то короткое время неясная тень внизу пробиралась по открытому месту. Шаг ее был осторожен, ступал человек крадучись, пригнув плечи и голову, и, пройдя с десяток шагов, растворился в темных кустах.

Склон холма, на котором укрылся Князь и на вершине которого он сейчас находился, был покрыт низкорослым ельником. Справа, севернее по склону, тянулся дремучий овраг, сзади холм обрывался и стеной уходил к болоту. Только теперь Князь понял, в каком невыгодном положении оказался. Страха он не испытывал. Слишком длинным было лезвие ножа, по которому он бежал уже пятые сутки кряду. Он прислушался к шорохам леса и вздрогнул, когда услышал далекий тепловозный гудок.

— «Стрела», — тихо сказали сзади.

— Что? — Князь обернулся. Он понять ничего не мог. Он стоял, тараща глаза и от неожиданности опустив руки.

— Опаздывает на полтора часа, под Зубовкой обвалилась насыпь. Хорошо, машинист заметил, а то бы — еще один гроб на колесах. — Человек сидел на земле, поза его была мирной, как он прошел незамеченным — одному Богу известно.

Князь смотрел на него настороженно, ожидая какого-нибудь подвоха. Он молчал.

— Той весной с рельс сошел товарняк. И все под Зубовкой, будто им железной дороги мало.

Человек помолчал, потом посмотрел на небо.

— Распогодилось, луна-то какая. Давно в наших краях не было такой луны. А там, — он показал на город, — луны отродясь не видели. Хозяин света не любит. Старый стал, раньше был не такой.

Человек усмехнулся, по лицу побежали тени и спрятались в морщинках на лбу.

— Значит, в город собрался? А не страшно в город-то?

Князь проглотил слюну.

— Почему я должен бояться?

— Ну, вообще. В городе теперь неспокойно. Говорят, объявился один лихой человек — дома поджигает, людей убивает, грабит…

— Уж не я ли?

— Ты — не ты, по бороде о человеке не скажешь.

— Как вы здесь оказались?

— Пришел.

— Для того, чтобы поговорить о луне?

— Луна — добрый знак. Кто собирается что-то сделать, должен поторопиться. Пока на небе луна — всякое дело сладится.

— Кто вы? Что вам от меня нужно?

— Я? Прохожий. Шел, увидел тебя, дай, думаю, поговорю с человеком.

Князю надоели темные ответы пришельца.

— Послушайте, давайте прямо. Мне нужно найти Тимофеева. Как мне его найти?

— Вопрос серьезный. Понимаю, зачем он тебе нужен. Только ничего у тебя, брат, не получится. Ты прошел два испытания. Первое — испытание камнем, второе — огнем. Остается еще одно. Не самое трудное, но без него ты Тимофеева не достанешь.

— Еще испытание? Какое?

— Третье испытание — водой. Помнишь, Фогель тебе говорил про Мокрого? Видишь, внизу болото? И тогда у камня за ивами было небольшое болотце. Не забыл?

Он помолчал и вдруг на глазах у обомлевшего Князя стал странно преображаться. Тело его расплылось, и будто мелкая рябь покрыла изменившуюся фигуру. Потом он стал оседать, и на месте, где он только что разговаривал с Князем, появилась продолговатая лужица с мерцающей под луной водой. Князь и слова сказать не успел, как вода в лужице вздыбилась, сделалась темной и плотной, и опять перед Князем стоял прежний человек и смеялся:

— Я — Мокрый. Только не думай, что меня к тебе послал Тимофеев. Хозяин мне не указчик. Думаешь, легко всю жизнь просидеть в вонючем болоте? Чесать языком с пиявками да наказывать за грехи лягушек? У меня тоже есть сердце. И оно, между прочим, чувствует, что вскорости ожидаются перемены. Я еще там у камня это почувствовал. А когда появился Фогель, почти и не сомневался, что все это с тобой неспроста.

Он вытащил из-за пазухи бутылку с мутной водой и протянул Князю.

— Вода из Змеиного Яра. Пей.

— Всю? — недоверчиво спросил Князь.

— Пей, сколько сможешь. Вообще-то положено утопить тебя на время в болоте. Но раз ты сильно спешишь, придется ограничится этим.

Пока Князь морщился и пил из бутылки, Мокрый стоял перед ним и тихонечко бормотал под нос. Князь кончил и вытер губы. Мокрый спрятал бутылку.

— Теперь иди в город. О! — Он посмотрел на звезды. — Гляди, а ковш-то перекосился. Полегчал медведицын ковшик, неплохо я тебя угостил.

Князь взглянул на ночное небо, но ничего особенного не заметил. Когда он отвел взгляд от звезд, вершина холма опустела. На месте, где только что стоял Мокрый, кроме примятой травы да поблескивающих на ней капель влаги, уже никого не было.

— А Тимофеев? Где мне его искать? — сказал он неизвестно кому.

«Найдешь», — то ли прошелестело в траве, то ли сам по себе возник на слуху ответ.

Князь чертыхнулся в сердцах и бегом заспешил по склону.

16

— Девочка, ты мне нравишься. Ты ведешь себя хорошо, и если так пойдет дальше, я сделаю тебя царицей.

— Если так будет дальше, я к черту разнесу этот замок и обломками завалю твой труп.

— Когда ты говоришь дерзко, ты нравишься мне еще больше.

— Я выжгу тебе глаза.

— Другие пробовали — не вышло.

— Я тебя ненавижу.

— Это неважно. Главное, ты охмурила нашего бородатого друга. Полдела сделано.

— Я его ненавижу.

— А кого ты вообще любишь? Ну-ка, примерь ожерелье из младенческих ноготков. Полюбуйся, тебе понравится. В каждый вставлено по бриллианту. Звенит, как ангельский голос. А как играет!

— Убери свое поганое ожерелье.

— Я думал, у тебя тонкий вкус.

— Подари его своей полоумной сестрице. Пусть прикроет дохлую грудь.

Тень, притихшая у стены на помосте, отвалилась от раскрытого сундука. Карандаш полетел в сторону, а сжавшаяся в кулак рука заходила над трясущейся головой.

— Гадина! Сколько можно терпеть выходки подлой девки. Ее выпустили из стеклянного гроба, а она вместо благодарности обливает нас грязью.