Сергей Смирнов - Сидящие у рва Страница 14

— Гонец от Аххага Великого, повелитель! — объявил Шумаар.

Нгар кивнул.

К нему подвели гонца — юношу в каульском плаще, дрожавшего то ли от холода, то ли от перенапряжения бешеной скачки.

— Игрушка зверя, — проворчал Нгар, отбрасывая в сторону арбалет. — Ну? С какими вестями?

Юноша вынул из круглого пенала свиток и с поклоном подал Нгару.

Нгар прочел письмо.

— Здесь нет подписи царя. Что с великим царем?

— Ужасное несчастье, повелитель! — заговорил гонец, испуганно косясь на Шумаара. — Царь Аххаг болен.

— Так болен, что не может подписать приказ?

— Нет, повелитель, не так. Приказ бы он подписал, но… Вот уже несколько дней, как царь исследует дворец жрецов и не обращает внимания на управление войском. Приказ подписан темником Ассимом.

— Это я вижу. Велел ли Ассим передать мне что-либо на словах?

— Только то, что я уже сказал: царь болен.

— Хорошо. Иди. Тебя накормят и дадут отдохнуть. Потом придешь за ответом.

Гонца увели. Нгар еще раз пробежал глазами свиток и велел вызвать тысячников Агара и Даггара.

— Нам приказано возвращаться в Нуанну, — хмуро сообщил он тысячникам. — Царь Аххаг болен.

— Кем подписан приказ?

— Этим бледным призраком — Ассимом.

После недолгого молчания Даггар произнес:

— Приказы не обсуждаются, господин. Не понимаю, зачем ты вызвал нас.

Нгар привскочил:

— А затем, Даггар, что я не хочу возвращаться! Мы только начали поход, и он пока идет успешно. Почему мы должны прервать хорошо начатое дело?

Тысячники молчали.

— Есть ли известия от Иггара? — уже спокойнее спросил Нгар.

— Нет.

— Так долго? Почему не послали к нему гонцов?

— Посылали, Нгар. Только сегодня утром отправилась полусотня под командой Награ. Известий еще нет.

— А от прежних?

— Никаких, господин.

Нгар помрачнел.

— Подождем до завтра. Я не верю Ассиму и этому юному гонцу.

Шумаар! Где гонец?

— Он только что поел и сейчас спит, господин.

— Когда поспит — допроси. Что происходит в Нуанне? Что он видел по дороге в Суэ?..

Шумаар кивнул и вышел.

— Позволь сказать мне, Нгар. Ты снова затеваешь опасную игру.

Если уж идти на запад — идем. Я пойду за тобой, как за своим командиром, до конца, — проговорил Даггар.

Нгар кивнул и перевел взгляд на Агара.

— Я выполню любой твой приказ, — подтвердил Агар.

— Я благодарю вас за верность. И вот мой приказ: если до утра не случится ничего, что может изменить решение, утром мы выступаем. На запад. В Суэ оставляем гарнизон, колесницы, обоз. Всех — на коней, сколько их хватит. На Запад — и как можно скорее!

Поздно ночью Нгара разбудил Шумаар. Нгар мгновенно проснулся.

Шумаар, дыша ему в самое ухо, зашептал:

— Предательство, повелитель! Гонец никогда не был в Нуанне! Он подослан Эдарком — сознался в этом сам. Отряды Эдарка стоят в миле от Суэ и готовятся напасть на нас, едва мы покинем крепость.

— Но как же печать Ассима? Почему гонец говорил о Великом Аххаге как о правителе, теряющем рассудок?

— Предательство, — повторил Шумаар. — Мальчишка еще жив. Я пришел за тобой.

Гонец лежал на каменном полу, запачканном кровью, в дальнем полуподвальном помещении, где Шумаар лично пытал его. Нгар склонился над юношей, Шумаар поднес ближе пылающий факел.

Нгар разжал зубы юноши и влил ему в рот немного хлебной данахской водки.

Гонец очнулся, закашлялся: сгустки крови вылетали из запекшегося рта.

— Ты узнаешь меня, гонец? — спросил Нгар.

— Да. Ты Нгар Непобедимый. Но скоро будешь побежден.

— Кем? Эдарком?

— Да.

— Тебя подослал Эдарк?

— Эдарк.

— Тогда откуда же ты знаешь про Ассима, и самого Аххага Великого?

Гонец закрыл глаза. К щекам его вернулась краска, он задышал спокойней.

— Выпей еще. Шумаар, помоги ему сесть.

Гигант подхватил невесомое тело, приткнул боком к стене. Нгар всунул в руку юноши оловянный стакан с вином.

Стакан выпал, вино разлилось.

— Прости, повелитель, — смиренным басом проговорил Шумаар. — Я нечаянно переломал ему пальцы…

Нгар вновь наполнил стакан, приложил его к губам юноши. Тот выпил. Открыл глаза.

— Ты убьешь меня, Непобедимый?

— Да. Я не могу оставить тебе жизнь… Но если ты скажешь мне все, что знаешь — смерть будет легкой. Клянусь.

— Жаль… Я еще хотел побывать в Киатте… Я побывал во многих городах. Я был в Маххе и Руэго, в Шале и Аммахаго, плавал в Таннаут, меня носили на носилках по улицам Табакки…

Но в Киатте я не был почти три года.

— Откуда ты родом? Из Киатты?

— Из Киатты.

— И давно служишь Эдарку?

— Я не служу Эдарку. Я служу справедливости. И служба моя началась давно — когда аххумы уничтожили мой дом, Дом Хиссов.

Я был тогда мальчиком. Аххумы гнались за мной ночью, по дороге. Я свернул и спрятался в камнях. Они пробежали мимо. Я встал и пошел. Я шел всю ночь, а потом день, а потом еще много — много дней и ночей… Я прятался от всех, и шел, не зная, куда, пока не встретил беженцев-таосцев. Целые толпы шли по дорогам разоренных таосских королевств, я пошел с ними. С ними было голодно, но не страшно. Я выучился их языку, я обгорел на солнце и стал темнокожим, как они… Ты не знаешь, Нгар, как много людей под солнцем проклинают вас, аххумов, как много людей желают вам гибели, как много людей готовы отдать все — даже жизнь — лишь бы отомстить вам!

Нгар отшатнулся.

— Разве я разрушил твой дом, Дом Хиссов? Или Шумаар? Это был какой-то дикий, отбившийся от армии отряд… Мы никогда не вели себя как звери…

Кровавый плевок прервал слишком длинную речь Нгара.

Нгар побледнел.

— Ты хочешь, чтобы Шумаар замучил тебя до смерти? — свистящим голосом спросил он.

Гонец закрыл глаза и покачал головой.

— На, выпей еще. И скажи, что или кто связывает Эдарка с Нуанной?..

Гонец опять покачал головой. Нгар с минуту смотрел на него, потом быстро вышел. Шумаару велел:

— Пытать. Но не убивать.

НГАР. НАЧАЛО ПУТИ

Ругань и грохот. Это отец.

В окне — темнота. Вечером, когда солнце заходит, мать всегда становится тихой, задумчивой и печальной. Хахима куда-то уходит — ее никогда не бывает дома, когда приходит отец.

Нгар прижимается к маме. Он слышит, как гулко стучит ее сердце, и тоже начинает бояться.

Нгар уже много знает и понимает. Он знает, что его мать зовут Амра, а отца — Тмаррах, хотя никогда не слышал, чтобы родители звали друг друга по имени. Они вообще редко разговаривали.