Ахэнне - Принцип подобия Страница 14

Он коснулся сознанием Вербены, убедился: девочка скоро очнется.

— Просыпайся, — сказал Вербене.

— Целест! — Гнев победил отвращение. Вымазанный брат был торжественно изгнан с кровати за шкирку. — Только. Попробуй. Еще. Раз…

— Прости, о несравненная сестра, мой тяжкий грех! — картинно взмахнул руками тот, и устремился к Вербене. Кажется, она и впрямь просыпалась. Целеста продернула дрожь — где-то в диафрагме, он списал ее на усталость, — когда ресницы девочки шелохнулись. Освещение в комнате Элоизы было золотистым, но глаза Вербены по-прежнему сияли холодной луной.

— Где я? Почему вы… ох, нет, — она застонала, вспоминая бар Кривоногого Джо. — Мой отец… он ведь умер, да?

Целест закусил губу. На кончике языка свернулась соль — кровавая соль.

— Да, — ответил вместо него Рони, — Прости.

Вербена резко села в кресле, и тут же согнулась, будто пораженная внезапной болью в подреберье. Угловатые плечи тряслись. Подпаленный свитер сполз с левого бесформенной ветошью.

— Что с ней такое? — шепотом спросила у брата Элоиза, но Целест только мотнул головой, опустился на корточки рядом с Вербеной. В тот момент ему хотелось быть мистиком. Или попросить Рони: сделай что-нибудь, вы же умеете. Вместо просьб, он молча взял Вербену за руку, и тихонько обнял — как почти никогда не обнимал своенравную и ехидную Элоизу… а может быть, вся разница в том, что отец Элоизы жив-здоров, и она не одинока?..

— Прости, — повторил за напарником Целест. — Мы тебя не бросим. Правда?

— Ну и чего у вас приключилось? — Элоизе пришлось обратиться к "мозгожору".

— Ее отец оказался одержимым. Целест призвал его. Она… ей некуда идти, — Рони сглотнул. Теперь жажда пересилила голод: прилип к языку медово-ванильный аромат комнаты и самой рыжей девушки — она так похожа на Целеста, разве поменьше и… ярче. Рони жмурился. — Целест решил…

— Что я оставлю замарашку у себя, — Элоиза вздохнула, — Ладно, придумаем что-нибудь… Не выгонять же вас. Так, братец, — она повысила тон. Вербена немного успокоилась и прижалась к Целесту, тот осторожно убрал тонкие исцарапанные пальцы. А потом вытащил из перепутанных волос заколку.

— На. Не потеряй. Это твое.

Заставить опал цвести венчиком вербы уже не вышло. Но танцовщица сжала талисман до побелелых костяшек. Там, в Пестром Квартале, она казалась то чаровницей-нимфой, то самоуверенной нахалкой, но теперь…

"Она ребенок", вновь подумал Целест с какой-то горьковатой, словно клейкие весенние листья, нежностью.

— Братец! Вам всем надо хорошенько помыться! Но дамы первые, — и Элоиза потащила Вербену за собой.

Целест помахал вслед и устроился в том же плюшевом кресле, в котором недавно плакала Вербена, закинул ногу на ногу и достал пачку сигарет. Пачка по-прежнему была пустой. Целест чертыхнулся, смял бело-коричневый картон.

— Как тебе моя сестричка? Не сердись на нее — она ядовита, как гюрза, но в глубине души добрая… где-то очень глубоко, — Целест запустил комком-пачкой в открытое окно. Колыхнулись полупрозрачные канареечно-желтые занавески.

— Угу.

Рони огляделся. Кресло в комнате одно, кровать пачкать — Элоиза рассердится. И за косматый, будто шкура неведомого зверя, ведь розово-желтых не водится, — тоже. В соседнем углу примостился овальный письменный стол с компьютером, но Рони опасался чуда виндикарской техники, а потому и стулу на колесиках не доверял. В результате, устроился на мраморном полу, поджал колени. От светильника в форме бутона пыльцой рассеивался мягкий бежевый свет. Он укутывал ласково и сонно.

— Ты не обиделся, а? Ну… — на "мозгожора", не договорил Целест, и тут же подумал: телепат, наверняка, считал. Сестра Магнита или нет, предрассудки Элоизу не миновали. Целест задумчиво прикусил указательный палец: "Надо будет объяснить Рони. Пусть привыкает. Меня кличут "садистом" и "палачом", ему прилепят ярлык "мозгожор"… все нормально".

— На Элоизу нельзя обидеться, — может быть, мистик шутил. Или нет. Он уткнулся подбородком в колени, часто моргал. — Она… яркая.

Вновь не хватало слов, теперь — никакой связи с шестым, седьмым или сто двадцатым чувством. Рони пялился на дверь ванной; на мгновение возник образ Элоизы без ее фланелевой пижамы: у нее сметанно-светлая кожа, будто изнутри сияет, и гладкая, как скорлупа; вода проникает в переплетение волос, они темнеют до оттенка старого дерева, а еще капли скользят по щеке, длинной шее и вниз…

Рони мотнул головой, радуясь: мистик он здесь единственный.

— Яркая? — Целест устроился поперек кресла. С кроссовок капнуло. Пара грязных отпечатков неопровержимо свидетельствовала его вину. — Своеобразные комплименты девушкам делаешь… слушай, а ведь мы сегодня неплохо поработали. Самое главное, что Вербена в безопасности. Черт, надо только постараться, чтобы наши ее не забрали исследовать как родственницу одержимого…

Целест вновь закусил палец, будто пытаясь вытащить занозу. Он опасался и Гомеопатов с их мучительными тестами, и того, что Гомеопаты — правы. Вербена опасна? Ее отец разгромил половину Пестрого Квартала и снес бар — экс-тюрьму со стенами метровой толщины, словно муравейник растоптал.

Правила — это правила.

Целест вытер обслюнявленный палец о кресло.

Нет, он не готов отдать танцовщицу хмурым дядькам и теткам из научного отдела Цитадели. Не готов. Они с Элоизой придумают легенду и для отца, и для Сената, и для ордена.

— А все-таки мы молодцы, да, Рони?

— Угу. Я есть хочу.

— Да ну тебя. Впрочем, я тоже голоден… черт, и слуг не позовешь. Ничего, запряжем сестричку.

Дверь ванной распахнулась и из горячего пара, словно из пены морской, появились обе девушки. Элоиза укутала Вербену в махровый халат все того же оттенка "девчоночьих" пеленок (во всяком случае, так именовал любимый цвет сестры Целест, заставляя злиться). Отмытая и успокоенная Вербена взирала на Элоизу, как весталка — на богиню, снизошедшую в храм. Элоиза торжественно вывела ее за руку.

"Кажется, они успели подружиться", — ухмыльнулся Целест.

— Все в порядке, она цела — пара ссадин не в счет, — начала Элоиза, потом уставилась на нахально развалившегося в кресле брата и на серо-черные разводы. Она открыла рот, и Целест невольно зажал уши, предвкушая нечто сравнимое с аудиальной атакой воина.

— Целест!!

— Прости, — он юркнул к невозмутимому Рони. Пихнул в бок: — Мог бы вступиться за уставшего меня.

— Но ты правда грязный, — Рони с готовностью подвинулся на холодном полу. Элоиза кинулась к ним с видом гарпии, матово блеснули крашенные персиковым лаком ногти.