Гыррр Макарка - Под сенью клинка Страница 147

Первый день Дерек вёл переговоры сам, на второй поручил их советнику по финансам: гномы торговались за каждую медяшку, советник — за каждые четверть медяшки, и обе стороны, в отличие от Дерека, нашли в этом немалое наслаждение и остались чрезвычайно друг другом довольны.

Вечером третьего дня — той части подгорных суток, когда выключалась большая часть осветительных шаров — Талина повела его к озёрам и шахтам. Чёрная вода за провалом под узким железным мостом, подсвеченная у другого берега заревом огненных шахт, блики огня на сводах, тишина, в которой стук сердца казался ударами кузнечного молота: всё — почти как в дальних замках, и всё — чужое. Он никогда не вернётся домой. Он совершенно один мире: в пустоте, где нет ни родных, ни друзей, ни врагов — ничего, кроме дальних отблесков пламени над неподвижной водой.

Неправда, что воин ничего не боится — это в бою действуешь почти на инстинктах, до него же — волнение и страх, преодолеть которые помогает опыт. Дерек много путешествовал — и слишком многие земли были для него чужими. Но оттуда можно было долететь домой. Дойти домой. Доползти. Выкарабкаться, минуя замковые ловушки. Отсюда же нет выхода.

Никого не было рядом — только зарево шахт и чёрная вода. Одиночество и пустота.

— Ты что? — толкнула его Талина.

— Ничего, — очнулся Дерек. — Жутковато.

Почему раньше он не ощущал ничего подобного? Дерек подавил подползший ужас: от него надо избавиться — иначе он не сможет жить здесь.

— Жутковато, — согласилась Талина, — там шестая и седьмая северные шахты. В седьмой похоронены все мои предки. Пойдём назад?

В городе тоска прошла, оставив лишь лёгкую грусть воспоминаний, и Дерек решил больше не допускать таких приступов. Знать бы ещё как.

Их разбудили местным утром — в девятом часу третьей смены.

— Владыка, — вошедший посыльный был почтителен и слегка удивлён. — Наши маги просили передать, что вас немедленно хочет видеть какая-то женщина из живущих под небом. Судя по тому, какие деньги она заплатила, чтобы попасть сюда, и по тому, что в лифте она потеряла сознание от страха, вы ей действительно нужны. Гильдия магов нашего северного сектора в свою очередь просит уважить её просьбу.

— Владыка, — на лице госпожи Милены не было ни кровинки, — Сандел… он забрал мою внучку, владыка. Старые счёты. Муж… муж обещал найти помощь и продержаться до вашего прибытия. Прошу, нам только выйти на поверхность, а оттуда я вас телепортирую прямо к башне. Умоляю, владыка… сутки, у нас есть ещё сутки… и, может быть, им удастся ещё немного задержать его…

Дерек задавал уточняющие вопросы, слушал бледную госпожу Милену и поражался её самообладанию. Не стоило тянуть с сумасшедшим магом — придётся отправляться немедленно, а третий советник пусть сейчас же заканчивает переговоры, поднимается вместе с ними на поверхность и телепортирует в столицу. Там он должен передать главнокомандующему приказ о незамедлительном сборе магов у башни. Трое сопровождающих приказ продублируют. Дерек не сказал госпоже Милене, что у них нет суток — она слишком долго спускалась сюда и потеряла под землёй счёт времени. Забыла или не знала, что у гномов сутки в полтора раза длиннее. Но у госпожи Милены оказались знакомые под горами — она смогла найти для себя и Дерека ещё двоих помощников. Сколько она им пообещала, Дерек не уточнял. Одно хорошо — решение отвезти Талину к родным было правильным.

Теперь придётся не просто разбираться с магом, а выяснять, что может быть для него настолько важным, что, понимая всю бесполезность — бесполезность ли? — попыток сопротивления Ковену во времена правления светлого владыки, он упорно продолжает начатые исследования. Ковен по этому поводу ответил очень туманно: стремится к неограниченной власти, хочет изменить магические потоки, разрушить привычный уклад, не учитывает некоторых составляющих, описанных ещё кули и кули лет назад — словом, обычная болезнь многих талантливых, сильных, и впридачу долгоживущих магов…

Когда магичка вновь упала в обморок в лифте, Дерек велел не приводить её в чувство до поверхности — пусть у женщины будет несколько часов покоя.

Зима стала нравиться Ренни — всё свободное время он теперь проводил либо с Лидией, либо катался на санях с горок. Дома он тоже любил кататься с терриконов, но там переворот повозки часто заканчивался разбитыми носами или поломанными руками. А здесь — здесь снег мягко пружинил, приятно холодил лицо, и падать можно было сколько угодно. Некоторые, правда, умудрялись разбивать носы и тут, но это надо было очень постараться. Ледяные горки Ренни любил меньше — они были такими же жёсткими, как дома, и впридачу жутко холодными. Поэтому катался он на снежных. На переменах играли в снежки — лёгкие, рассыпчатые, бросать которые можно было изо всей силы, не боясь синяков и шишек.

Небо теперь часто бывало совсем-совсем чистым, и деревья больше не скрывали его. Но он уже почти привык к небу, даже ставни в комнатке начал открывать — зимой дни короткие.

В клинике дела Ренни шли, как здесь говорили, в гору. Странное сравнение его коробило. Под гору или вглубь, но никак не в гору. Хотя целительство давалось ему тяжело, слишком многого он не понимал. "Заучивай", — советовал Уржел. — "Тупо заучивай. Потом или поймёшь, или привыкнешь". Однако больные выздоравливали, и к Уржелу всё чаще стали обращаться с просьбами об обязательном присутствии на лечении именно этого молодого мага. Все объяснения, что тот ещё не прошел обучения, заканчивались пожертвованием в клинику внушительной суммы. Будь Ренни дома, будь он учеником кузнеца или стеклодува — давно бы попросил увеличить жалование. Но под небом он стеснялся. И понимал, что ни на шаг не отходя от лекаря, выучит больше, чем если часть жалования будет отдавать за дополнительные занятия. Уржел тоже это понимал и старался объяснять каждое своё действие. Однажды лекарь завёл с Ренни долгий и нудный разговор о том, сколько талантов погибло лишь из-за того, что давалось им всё слишком легко, и они не достигли никаких вершин потому, что чем выше, тем тяжелее карабкаться, и нет особой его заслуги в том, что люди рядом с ним выздоравливают. Вот когда он научится лечить и сознательно усиливать этот дар… Ренни улыбнулся не только непривычному сравнению: в подгорном мире все знают, что какой бы мягкой ни была порода — долбить её всегда тяжело, и останавливаться нельзя, — он начал подозревать, что Уржел специально выбирает для него самые сложные случаи и запутанные объяснения, а на самом деле с целительством всё не так уж и плохо. Оставалось дойти до четвёртого курса, на котором начиналось лекарское дело, и проверить, так ли это. Но он набрался наглости, и, после очередного крупного пожертвования на клинику, попросил Уржела научить его телепортации — все способы Ренни уже вызубрил в справочниках и учебниках, они казалось вполне просты, но он боялся применить их на практике — слишком много было там неясностей и различий в нотах и пентаграммах, слишком много ходило рассказов про рассыпавшихся на части или застрявших в пространстве неудачниках. Получалось — для каждого случая требовался свой рисунок или мелодия. Уржел понимающе улыбнулся: