Дэвид Геммел - Друсс-Легенда. Легенда. Легенда о Побратиме Смерти Страница 148

Исчезли Тридцать — и возник один.

Рожденный под Дельнохскими звездами, он звался Храмом.

Храм парил высоко над облаками, простирая эфирные руки к утесам Дельнохского кряжа.

Он ликовал, и новые глаза упивались красотой Вселенной. Смех клокотал у него в груди. А посреди него Винтар решительно пробивался к самому сердцу.

Наконец Храм ощутил присутствие настоятеля — словно назойливую мысль на краю новой реальности.

В Дрос-Дельнох. На запад.

И Храм полетел на запад высоко над горами. Внизу в безмолвии лежала крепость, серая и призрачная в лунном свете. Он опустился к ней и почувствовал преграду.

Преграда?

Для него?

Он ударился о нее — и его, раненого и разгневанного, отшвырнуло в ночь. Его глаза вспыхнули, и он познал ярость: барьер причинил ему боль.

Снова и снова Храм пикировал на Дрос, нанося ужасающей силы удары. Барьер дрогнул и изменился.

Храм в смятении отступил и начал выжидать.

Барьер — рос, менял очертания, словно клубящийся туман. Вот он сгустился в плотный столб чернее ночи. У столба отросли руки, ноги и рогатая голова с семью раскосыми красными глазами.

Храм познал многое за несколько минут своей жизни.

Первыми пришли радость, свобода и ощущение бытия. Потом — боль и ярость.

Теперь он постиг страх и узнал зло.

Враг налетел на него, терзая черными когтями небо.

Храм встретил — его лицом к лицу и обхватил руками.

Острые зубы вонзились ему в щеку, когти вцепились в плечи. Храм обрушил на врага свои огромные кулаки, пытаясь расплющить его.

Внизу, на Музифе, второй стене, заняли позицию три тысячи человек. Друсс вопреки всем доводам отказался сдать первую стену без боя и ждал там с шестью тысячами воинов. Оррин долго и яростно убеждал его, что он совершает глупость: стена слишком широка. Но Друсс стоял на своем, даже когда Оррина поддержал Хогун.

— Доверьтесь мне, — твердил старик. Ему не хватало слов, чтобы убедить их. Он пытался объяснить, что в первый день людям нужна хотя бы маленькая победа, чтобы их дух окончательно закалился.

— Но мы рискуем, Друсс! — возразил Оррин. — Первый день может принести нам не победу, а поражение. Разве ты сам не понимаешь?

— Ты ган! — рявкнул тогда Друсс. — Прикажи мне, и я подчинюсь.

— Нет, Друсс. Я буду стоять рядом с тобой на Эльдибаре.

— Я тоже, — сказал Хогун.

— Вы сами увидите, что я прав, — заверил Друсс. — Ручаюсь вам.

Оба гана улыбнулись, скрывая свое отчаяние.

Теперь караульные кулы черпали из колодцев воду и разносили ведра по стене, переступая через ноги и туловища спящих.

На первой стене Друсс погрузил медный ковш в ведро и напился. Он не был уверен, что надиры пойдут на приступ уже сегодня. Он чуял, что Ульрик затянет это убийственное напряжение еще на день, чтобы зрелище его готовящейся к бою армии подорвало мужество защитников и лишило их надежды. Однако выбора у Друсса не было. Первый ход за Ульриком — дренаям остается только ждать.

Наверху Храм бился с яростным демоном — враг изодрал ему спину и плечи, и силы Храма шли на убыль. Но и рогатая тварь тоже слабела. Смерть смотрела в лицо обоим.

Храм не хотел умирать — он едва успел испытать сладостно-горький вкус жизни. Он хотел рассмотреть вблизи все то, что видел издалека, — цветные огни растущих вширь звезд, тишину отдаленных солнц.

Его пальцы сжались. Он не сможет порадоваться огням, не сможет насладиться тишиной, если эта тварь останется в живых. Внезапно демон испустил вопль — страшный пронзительный звук, призрачный и леденящий кровь. Его спина хрустнула, и он растаял, как туман.

В самой душе Храма раздался голос измученного Винтара.

Храм посмотрел вниз — там люди, крохотные хрупкие существа, готовились перекусить черным хлебом и водой. Винтар крикнул снова, и Храм нахмурился.

Он указал пальцем на стену.

Люди завопили, роняя с Музифа ковши с водой и ведра. В каждом сосуде кишели черные черви. Солдаты вскакивали на ноги, V на стене царила полная неразбериха.

— Что, черт побери, там творится? - сказал Друсс, услышав шум. Он посмотрел на надиров и увидел, что они отходят от осадных машин к своим палаткам. — Не знаю, в чем там дело, но если даже надиры уходят, пойду сам на Музиф и погляжу.

В надирском стане Ульрик, не менее разгневанный, прокладывал себе путь к большому шатру Носта-хана. С ледяным спокойствием он подошел к часовому у входа.

По всей армии словно степной пожар распространилась весть: на рассвете из палаток всех шестидесяти учеников Носта-хана послышались душераздирающие вопли. Стража, бросившись туда, нашла их на земляном полу со сломанными хребтами, с телами, выгнутыми, словно перетянутые луки.

Ульрик знал, что Носта-хан собрал силу своих последователей, чтобы дать отпор белым храмовникам, — но не представлял себе, с какой опасностью это связано.

— Ну что? — спросил он у часового.

— Носта-хан жив, — ответил тот.

Ульрик поддал полотнище и вошел в смрадный сумрак шатра. Старик лежал на узком тюфяке серый от изнеможения, весь мокрый от пота. Ульрик взял табурет и сел подле него.

— Мой ученики? — прошептал Носта-хан.

— Все мертвы.

— Их сила оказалась слишком велика, Ульрик. Я подвел тебя.

— Меня и прежде подводили. Это ничего не значит.

— Для меня это значит все! — вскричал шаман и сморщился от боли в спине.

— Гордыня, и только. Ты ничего не потерял — просто тебя побил более сильный враг. Но они этим ничего не достигнут моя армия все равно возьмет Дрос. Им не продержаться. Отдохни, шаман, — и не рискуй больше. Я приказываю!

— Я исполню твой приказ.

— Я знаю. Я не хочу, чтобы ты умер. Не могут ли они прийти за тобой?

— Нет. Белые храмовники живут по законам чести. Если я не буду чинить им вреда, они меня не тронут.

— Тогда отдыхай. А когда окрепнешь, мы заставим их заплатить за твои страдания.

— Это так, — осклабился Носта-хан.

Далеко на юге Храм мчался к звездам. Винтар не мог остановить его и старался хранить спокойствие, пока паника Храма давила на него со всех сторон, силясь изгнать его вон. После гибели врага Винтар попытался призвать Тридцать из глубины нового сознания колосса, но в этот миг Храм заглянул в себя и обнаружил Винтара.

Винтар попробовал объяснить свое присутствие, он сказал, что личность Храма должна перестать быть. Храм принял истину и как комета умчался от нее в небеса.

Настоятель снова попытался призвать Сербитара, отыскивая в своем подсознании нишу, в которую его поместил. Сербитар вспыхнул искрой во мраке, и Храм содрогнулся, почувствовав, как часть его освободилась. И тогда Храм замедлил свой полет.