Элизабет Кернер - Эхо драконьих крыл Страница 15

Но рассказ еще не был закончен.

— Джеми, почему же Хадрон принял ее в свой дом? Разве он не догадывался?

Джеми вздохнул.

— Эх, Ланен. Я знаю прекрасно, что ты никогда не видела, чтобы Хадрон был способен на нежную любовь, но ты должна мне поверить. Едва он ее увидел, как был сражен наповал. Неважно, что она не была такой уж красавицей, неважно, что у нее не было своего состояния, неважно — даже для его взыскательной илсанской души, — что она более трех лет провела в путешествиях со мной. Она со всеми вела себя свободно, и на сердце у нее всегда было легко; она была странной сероглазой северянкой — и то сказать, на голову выше любой из местных женщин. В течение недели она лишила его всей свойственной ему дотоле рассудительности — его, за всю жизнь никого не любившего! — покорила своим смехом и отважной душой. И прежде чем истек первый месяц, он предложил ей выйти за него замуж. Они сочетались браком через месяц после Зимнего солнцестояния, спустя чуть более трех недель с их знакомства.

Он умолк, и мне пришлось напомнить ему, что он мне еще не все рассказал.

— Ты говоришь, он любил ее, — ладно, я тебе поверю. Но Джеми, а тебе-то что она сказала? Как это было: «Пока я жива, я люблю тебя больше всех!» — что-нибудь вроде этого?

Лицо его, и до этого невеселое, еще больше помрачнело.

— Джеми, я не верю своим ушам. Как могла она его полюбить? — Он не ответил, и я спросила прямо: — Она любила его?

Он закрыл глаза, и на лице его на миг отразилась старая неизгладимая боль.

— Не знаю. Она мне никогда не говорила.

Когда он поднял глаза, мне пришлось отвернуться. В воцарившейся меж нами тишине отплясывали тени — казавшиеся мне неведомыми и зловещими, для Джеми они были всего лишь старыми призраками. Они были хорошо ему знакомы: ввергали его в уныние, однако не несли в себе недавних горестей, лишь застарелую печаль. Он заговорил даже раньше, чем я того ожидала.

— Как бы там ни было, она вышла за него, и ты родилась в Осеннее равноденствие, — голос его сделался мягче. — Никогда я не видел Маран настолько счастливой. Она так тебе улыбалась — никто в мире не видел улыбки, подобной той.

Я глянула на него и заметила, что печаль оставила его: теперь во взгляде и голосе чувствовалось присутствие более радостных воспоминаний.

— Однажды я спросил ее, замечает ли она в тебе что-нибудь от меня или от Марика, но она рассмеялась и ответила, что даже свои собственные черты находит в тебе с большим трудом, — он посмотрел на меня краем глаза, — хотя уж это-то совсем не трудно.

— Благодарствую.

Он фыркнул.

— Скверные вы обе: здоровые, как дом, да к тому же еще и злонравные!

— Значит, ты считаешь меня злонравной? Довольно болтовни — сейчас ты меня узнаешь как следует!

— Спешишь сотворить возмездие? А я-то думал, хоть сегодня мне удастся избежать такой участи, — сказал он, допивая пиво. — Кстати, как насчет еще выпить?

— Разумеется, — ответила я и подозвала служанку. — Горшок медового челану и две кружки.

— Челану? Зачем? — спросил он.

— А ты как думаешь? Ты же сам мне всегда говорил, что после продолжительной выпивки челан помогает освежить голову. Мы сидим тут с середины утра, а скоро уже солнце зайдет, — мой довод был подкреплен тем, что сам трактирщик обошел все столы и поставил на каждом по подсвечнику, чтобы разогнать сгущавшийся полумрак. К концу дня в трактир заявилось много народу: после дневных трудов всем хотелось промочить горло.

Уголок рта у Джеми пополз вверх, и он поглядел на меня исподлобья.

— А разве на тебя подействовало количество выпитого пива, даром что ты никогда не выпиваешь больше двух кружек?

Мне самой это даже не приходило в голову. Удивительно, но я чувствовала себя совершенно трезвой. При виде выражения моего лица Джеми рассмеялся и хлопнул меня по плечу:

— Ты только что постигла один из величайших законов выпивки девочка моя. Когда ты чем-то сильно озабочена, когда на сердце у тебя тяжело от горестей или печали — сколько бы ты ни пила, ты но до конца не опьянеешь. Но, скажу я тебе, челану нам и впрямь не помешало бы.

— Вот и хорошо, его скоро подадут. А пока не желаешь ли продолжить? — сказала я.

Он вздохнул.

— Ланен, а обязательно нужно сейчас продолжать?

— Джеми, я двадцать три года ждала, когда же наконец смогу обо всем этом услышать. Думаю, что сейчас как раз самое время.

— Ну, хорошо, — он опять вздохнул. — Видишь ли, Ланен, у мужчин Илсы странные представления о женщинах. Все они по природе своей собственники, а Хадрон, упокой Владычица его душу, каким бы тупым он ни был, считать все-таки умел. Старые деревенские кумушки искоса поглядывали на него и подозревали, что они с Маран вступили в близкую связь с самого первого дня, как только познакомились, — но он-то знал, что это было не так. Она отказывала ему, покуда они не сочетались браком, — так поступила бы всякая порядочная и кроткая илсанская девушка. Он всю жизнь считал меня твоим отцом; когда же Маран оставила его, он обязал меня поклясться никогда не заговаривать о ней, и ради его доброго имени я всегда должен был относиться к тебе как к его дочери.

— Джеми, ты-то почему не уехал? Ты ведь знал всю правду. Почему же ты оставался верен Маран даже после того, когда она предала тебя во второй раз?

Он повернул ко мне свое спокойное лицо и ласково улыбнулся.

— Я остался, потому что любил ее, Ланен. И раз была пусть даже небольшая вероятность, что ты моя дочь, я оставался рядом с тобою, чтобы в случае необходимости защитить тебя.

— А Маран? — спросила я; голос мой дрожал от горечи, и я не в силах была скрыть этого. — Я всю жизнь спрашивала тебя, почему она покинула нас, но ты ни разу мне не ответил. Расскажи мне об этом сейчас.

— Она ушла, потому что должна была уйти, — ответил Джеми, откинувшись в кресле и держа кружку с челаном у самой груди. — Не ради себя — хотя она была несчастна с Хадроном. Своим уходом она освободила его — разве ты не знала? В глазах Девы узы их брака были расторгнуты. С той поры я полагал, что она вышла за него замуж только для того, чтобы ты смогла вырасти в безопасности, — она понимала, что сама не сможет тебе этого обеспечить. — Джеми изучал недра своей кружки: ни дать ни взять деревенский ведун, взявшийся предсказать будущее по остаткам челана.

— Когда тебе было шесть месяцев от роду, она заглянула в Дальновидец. Берис с Мариком, к великому сожалению, оклемались и готовились устроить на нее охоту. Кажется, в одном нам повезло: насколько она могла понять из собранных ею сведений, сам Дальновидец оберегал ее от взора этих негодяев. Но в глубине души она была убеждена, что они все равно найдут ее рано или поздно, и не хотела, чтобы они нашли вместе с ней и тебя, — он поглядел на меня. — И на всякий случай она уехала.