Роман Гринь - Битвы магов. Книга Хаоса Страница 15

Вокруг начал сгущаться туман. Как странно. Весьма редкое явление для этих широт в это время года.

Я подошел к краю сектора. В глаза сразу бросилась очень необычная могила. Точнее, она была бы вполне обыкновенной, если бы не торчащая из нее костяная рука. Я подошел ближе и попытался успокоить возникшую дрожь. Рука явно была искусственной декорацией, ведь по контуру могилу украшал забор из таких же, желтоватого цвета, декоративных костей. А над самой могилой высился весьма оригинальный памятник в виде очень реалистичного скелета, который держал в руках табличку. Я подошел ближе, чтобы прочитать надпись. На табличке была красивая гравировка — "Таким, как ты, когда‑то был и я, таким, как я — когда‑то станешь ты". Где‑то я уже слышал что‑то похожее. Но все же, какая странная могила. Ни имени упокоенного, ни годов жизни, только это зловещее предостережение. Я осмотрел памятник внимательнее, да, так и есть. Других надписей не было. Из могилы вдруг повеяло холодом, и как будто, что‑то заскрежетало под землей. Нет, всего лишь показалось, разумеется. У меня всегда было слишком живое воображение. Туман стал еще гуще, я еле видел на десяток метров вперед. Давно у нас не было таких густых туманов. Мне стало как‑то не по себе, и я довольно быстрым шагом направился дальше. Странно, как я раньше не замечал такой необычной могилы, ведь не первый раз тут гуляю, а судя по датам захоронений в этом секторе, ей было не меньше десяти лет.

Я дошел до развилки и подошел к следующему сектору. Меня вдруг пробил озноб. На углу была точно такая же могила со скелетом. Я медленно подошел ближе. Нет, это не та самая. Надпись на табличке была другой и гласила "От судьбы не уйдешь". В остальном же, разницы не было никакой. Я несколько минут пялился на причудливое захоронение, а потом неожиданно для самого себя развернулся на сто восемьдесят градусов и стал идти к выходу, все быстрее и быстрее, пока не перешел на бег.

Мне показалось, я бежал целую вечность, мимо промелькнуло около двадцати секторов. Неужели я так далеко забрел, углубившись в свои мысли? Туман стал густой, как молоко. Я понял, что меня в нем настораживало. Он был абсолютно неестественным для моего города, такого я не видел никогда. Да я почти уверен, что никто не видел. Здесь, что‑то не так. Легкие жгло от долгой пробежки, я остановился отдышаться и взглянул направо. Вот тут‑то меня и пробил настоящий озноб, а на лбу выступили капли холодного пота. Справа была все та же могила со скелетом, на табличке написано: "Не устал? Может еще кружочек?" Я выругался и рванул вперед, еще быстрее, чем прежде. Не знаю, сколько я бежал, время, как будто перестало существовать. Наконец‑то, последние силы покинули меня и я, запыхавшись, сел на землю. Поворачивая голову вправо, я уже знал, какую могилу увижу, мне просто было интересно, что теперь написано на табличке. Там было всего три слова — "А ты упорный". Сам скелет, как мне показалось, ухмылялся. Хотя глупо конечно, это все моя фантазия. Скелет ведь не может сам улыбаться, для этого ему нужны мускулы лица и кожный покров. Но я, на всякий случай, все же, съездил ему кулаком по костяной черепушке, которая с треском отделилась от туловища и откатилась на десяток метров. Я выругался и поднял череп, хотя почти тут же с отвращением бросил его. Скелет не был декорацией. Даже такой профан в анатомии как я, способен узнать настоящие кости.

Так, подытожим. Я сижу на земле, обливаясь холодным потом, возле преследующей меня могилы, украшенной настоящими костями и ехидным скелетом, с явно насмехающейся надо мной табличкой. И, конечно же, по законам жанра, все вокруг обволакивает неестественно густой, молочно — белый туман. Куда же без него. Ситуация патовая, как ни крути. Мне, вроде бы, пока ничего не угрожает. Но и просто уйти я тоже не могу. Может, прилечь вздремнуть под могилкой, а к утру все само образуется. Но ледяной холод и скрежет из могилы подсказали мне, что к утру если что и образуется, то это еще один мертвец. И им буду я. Интересно, сколько людей в год умирает в густом тумане возле бродячих самоходных могил? Думаю, не много. И что это я все о смерти думаю? Как будто на кладбище ночью не о чем больше подумать.

Но, мысли становились все более депрессивными, вместе с туманом меня словно накрыла волна безысходности. Белая густая дымка поползла к моим рукам и ногам, мягкая и нежная, она грозилась окутать меня целиком. Мне вдруг захотелось раствориться в этом тумане. Я понял, что там нет ни боли, ни печали, что только там я спрячусь от вездесущих бесконечных проблем этого мира, полного страданий. Мне захотелось стать частью тумана, он подарит мне вечный покой, и я буду лежать здесь со своими друзьями… Стоп! Откуда, это? С какими еще друзьями? Ведь это не мои мысли, ведь я никогда не сдаюсь, и ни в чем не желаю растворяться.

Вот тут‑то мною и овладел настоящий ужас. Это уже слишком! Бродячие могилы, смеющиеся надо мной таблички, хищный туман, пропагандирующий суицидально — депрессивные идеи и чужие мысли у меня в голове — явно перебор для одного вечера!

— А он догадался! — раздался из тумана звонкий девичий голос, казалось, в десятке метров справа от меня. — Я же говорила, он вас раскусит!

— Не раскусил бы, если бы кое‑кто, действовал более тонко! — а это уже голос парня где‑то слева. — Нельзя незаметно подсунуть чужие мысли.

— Если бы кое‑кто действовал более тонко, — передразнил грубый бас где‑то впереди, — то парнишка уже схватил бы первую попавшуюся кость и пробил бы себе сердце. А ты потом, в рапорте начальству, писал бы объяснение, с какой целью довел Потенциала до суицида.

— Беру на себя смелость напомнить, — прозвучал у меня за спиной ровный голос, который казался каким‑то неживым, — что согласно статье пятьдесят девятой Кодекса, незаконное проникновение в сознание…

— Да заткнись ты, киборг! — Прорычал все тот же мужской бас впереди.

— Оскорбление Смотрящего, согласно Кодексу…

— Да меня эти болванчики совсем с ума сведут!

— Он лишь напоминает нам, что пора перейти непосредственно к делу! — этот хрипловатый голос, кажется, принадлежал старой даме, которая, судя по всему, слишком злоупотребляла курением. Голос раздался, казалось, всего в нескольких метрах за моим левым плечом.

— Не тебе указывать, что и когда мне делать, шаманка. Я еще не закончил, — снова бас впереди. — Ты видела, что он сделал с моим верным прислужником? Так бестактно оторвать голову! Что за невоспитанность? Я научу его манерам, даже если эти заводные болванчики будут лезть, куда не просят, со своими статьями и кодексами.

Это они меня, что ли, обсуждают? Видимо, да. И что я сделал с каким‑то там прислужником? Это он случайно не о том, как я снес голову с плеч того скелета со странной могилы?