Галина Львовна Романова - Легенда о Велесе Страница 15

Стривер с первого взгляда узнал княгиню, хотя та и переменилась со дня отъезда Рады. Сейчас она казалась старухой, и только глаза ее блеснули прежним огнем, когда она увидела Стривера за плечом Перуна.

Тот, догадавшись по лицу княгини, что она его узнала, еле успел одернуть брата.

Уловив знак, Перун на ходу отвесил короткий поклон сидящей у окна женщине и, подойдя, сразу заговорил о главном.

— Проведал я, — сказал он, — что за беда у тебя приключилась, княгиня, — Черный Змей житья не дает. Города жжет, людей в полон берет, твой род — и то обидел…

Вспомнив при этих словах о дочерях, Синегорка отвернулась к окну, закусив губу, чтобы не разрыдаться при чужаках. Последние дни она только плакала или сидела, отрешенно глядя вдаль.

Улучив момент, Стривер выступил из-за спины брата.

— Уж прости, княгиня-матушка, — заговорил он, — но не мог я мимо горя твоего пройти. Не только твоя — это и моя печаль… Утешься и не плачь — один я не смогу, а с братьями точно привезем мы тебе дочь любимую, а там…

Синегорка резко повернулась к нему, сжимая побелевшими пальцами ручки стула.

— Ты, — прошептала она, закусывая губы, — все ты!.. Что ты натворил!.. А теперь у тебя хватает смелости являться после того, как тебя взашей вытолкали?.. Да я тебя казнить в тот день могла лютой смертью, как чуженина!.. А ты…

Она не договорила — Перун и Смаргл, не сговариваясь, одновременно шагнули вперед, заслоняя брата от пылающей гневом Синегорки. Перун положил руку на меч.

— Ты здесь хозяйка, — прогудел он угрожающе, — а мы лишь гости и чужаки. Ты имеешь все права, ты можешь нам приказать, и мы должны повиноваться тебе, но я никому не позволю чернить моего единокровного брата. Будь ты мужчина и воин, я бы не посмотрел на то, что я гость, но ты женщина и мать. Горе помутило твой разум, но ты должна понять, что виновна перед нами.

Синегорка возмутилась было и собиралась кликнуть стражу, но взглянула на кулаки Перуна, на широкие плечи его и спутников и поняла, что она больше положит народу, пытаясь задержать строптивых гостей. А потому она только сжала кулаки, белея от душившего ее гнева.

Положение спас Стривер, снова выступив вперед.

— Прости княгиня-матушка, — быстро заговорил он, — брат не со зла, а от досады. Ему известно, как ты со мною обошлась. Моей вины в том, что случилось с Мерой, нет, а коли есть, то готов искупить ее — и братья мои в том мне порука и подмога. Ты же благослови нас на бой с твоим обидчиком, а заодно… Заодно обещай мне руку твоей дочери, княжны Меры, что отдашь ты мне ее в жены, когда спасу ее и приведу назад целой и невредимой!

Он говорил горячо и вдохновенно, Перун и Смаргл согласно молчали, и это тронуло Синегорку сильнее всего. Она уронила голову на грудь и сдержанно зарыдала, стесняясь своих слез.

Озадаченный ее слезами, Стривер замолчал.

— Что с тобой, матушка? — удивленно спросил он.

— Ты… ты, — еле выговорила Синегорка. — Теперь уже поздно!

Сварожичи переглянулись.

— Она за Змея замуж выходит, — выдавила княгиня и, прерывая речь рыданиями, рассказала об осаде города и об условии, которое поставил Змей.

— Раду уже третий день как увезли, — молвила она под конец. — Сейчас, верно, она уже там… Вы опоздали — и явились только для того, чтобы напомнить мне о моем горе…

Перун топнул ногой:

— Где это?

— В первый раз видели его у Козьего перевала, в восточной стороне.

— Верхами до него сколько?

— Как раз три дня, коль спешить…

— Верно, они не доехали, — молвил Перун. — А значит, мы успеем… Жди нас с дочерьми, княгиня!

Он махнул рукой братьям и первым ринулся к выходу так же стремительно, как и вошел. Княгиня посмотрела им вслед.

— Постой, — вдруг вымолвила она.

Уходивший последним Стривер остановился на пороге, готовно обернувшись.

— Если исполнишь, что задумал, — прошептала Синегорка, — тогда поговорим… о сватах…

Она отвернулась, чтобы скрыть волнение, и Стривер бегом догнал братьев.

Пока Сварожичи говорили с княгиней, к их оставленным без присмотра коням никто не решался подойти — встав плечо к плечу, те выкатывали налитые кровью глаза, лязгали зубами, как голодные волки, и ревели от ярости. Сварожичи вскочили им на спины, задержавшись только для того, чтобы вызнать, в какой стороне Козий перевал — и исчезли тем же путем, что и приехали.

Козий перевал встретил Раду темнотой и безмолвием. Окруженная чужими молчаливыми всадниками, над которыми, даже она чувствовала, витали чары, воительница испытывала страх и неуверенность. Она не боялась за себя, но понимала — исполнить то, что задумала, будет почти невозможно.

День еще не кончился, а в ущелье, из которого начинался Козий перевал, уже спустилась ночная тьма. Факелы в руках ее стражей бросали зловещие тени на скалы, казавшиеся толпой пробужденных чудовищ. В прошлом Рада не боялась видений, но сейчас страхи обступили ее со всех сторон, и она молча молилась богам, чтобы послали ей твердость духа и удачу.

Козий перевал вставал на фоне темного леса черной стеной. Когда всадники подъехали ближе, на его склоне замерцали огни и послышался искаженный эхом шум — навстречу всадникам двигались еще люди. Рада поняла, что пропала. Она нашарила под рубахой нож, готовая выставить его.

Но ничего не случилось. Без приключений отряд с пленницей поднялся к заставе, которую по весне разгромил Змей, миновали ее и стали спускаться в ущелье. Рада, заглянув с высоты в темноту, поняла, что это ее последний день на свободе, а может, и в жизни.

И тут сзади послышался свист рассекаемого воздуха, словно огромная птица или крылатая змея камнем падала из-за облаков. Всадники сразу оглянулись и застыли на месте, увидев троих витязей на одинаковых бурых конях, что появились действительно с небес. Припав к гривам распластавшихся в полете жеребцов, витязи вскинули мечи, с которых сыпались искры. Падая, они поджигали все, чего касались, и в рядах всадников началась паника прежде, чем витязи налетели на них, рубя сплеча.

Началась жестокая сеча — незнакомцы не щадили ни людей, ни лошадей и безжалостно добивали раненых. Быстро сообразив, что пощады не будет, большинство всадников бросилось удирать. На склоне среди камней была всего одна или две подходящие тропы, и там возникла давка. Чья-то лошадь споткнулась на осыпи и рухнула с седоком, увлекая за собой еще нескольких. Образовался затор, и всадникам поневоле пришлось снова принять бой.

О Раде все забыли. Девушка припала к шее коня, все силы прилагая только на то, чтобы удержать его на месте. В полутьме, разрываемой вспышками молний от мечей незнакомых витязей, ее белая рубашка виднелась издалека. Несколько всадников из числа слуг Змея прорвались к ней, но молнии достали двоих из них. Падая с седел, они выронили оружие. Раде удалось завладеть одним мечом, и она сама вступила в схватку. Ощутив в руке привычную тяжесть, она обрела уверенность и остановилась только тогда, когда занесенный для удара меч встретил пустоту.