Джордж Липперт - Девушка на причале Страница 15

    Она сделала судорожный вдох и отпустила. Маленькое тельце едва издало всплеск, когда упало на поверхность озера. Оно плыло какое-то мгновение, а затем медленно начало тонуть.

- Я сделала это, - вдруг сказала Петра, и дрожь в ее голосе прозвучала как смех. - Я убила, как и должна была. Я заплатила цену, чтобы просто увидеть тебя, мама! Можно мне увидеть тебя? Мне надо поговорить с тобой. Мне очень нужна мама сейчас.

     На этот раз она засмеялась неровно, в абсурдном понимании всего этого. Слеза стекла с ее носа и плюхнулась в озеро, вслед за тонущей лисой.

    - Где ты? Покажись мне, пожалуйста ... Я заплатила цену. Кровь за кровь. Покажись мне, мама. Поговори со мной!

    Покрытая рябью вода слегка плескалась о сваи причала. Осколок луны танцевал на ее поверхности.

    Медленно, Петра поднялась на ноги. Ничего не было. Ни лица, глядящего на нее из глубины. Ни утешительной улыбки. Ничего, кроме немой воды и мертвого отражения. Петра особенно не надеялась, что это случится, но ее сердце разрывалось. Едва сдерживая рыдания, она подняла глаза от темных волн под причалом.

    И увидела фигуру, стоящую в воде в середине озера.

    Рыдания Петры превратилась в судорожный вздох удивления, и она закрыла обеими руками рот. Это было не отражение. Фигура стояла посреди зеркальной глади озера, вырисовываясь на фоне сверкающей полосы лунного света. Это была женщина, конечно. Петра не могла разглядеть какие-либо черты, и все же она узнала фигуру из ее видения у подземного озера - это была ее мать. Волны плескались у ее пояса, где она стояла в воде,

ее руки опущены, голова ее слегка наклонилась, наблюдая. Ее волосы не были даже мокрые.

    - Мама! - Петра попыталась закричать, но вышел лишь сдавленный, хриплый шепот. Она была одновременно испугана и торжествовала. Она набрала воздух в легкие. - Я сделала это, мама! Кровь за кровь! Я сделала это!

    Слезы текли по щекам Петры, когда она стояла на краю пристани, улыбаясь, руки протянуты к фигуре, стоящей в воде.

   - Я не знаю, что делать, мама,- крикнула Петра, ее голос дрожал. - Иззи и Филлис, дедушка Уоррен ... это все так запутано и грязно. Я знаю, что я должна помочь, так или иначе. Вот почему я вернулась, наверное. Но я просто не знаю как! Я запуталась, мама! И я боюсь! Что мне делать?

     Стоя в волнах, фигура медленно покачала головой. Петра поняла это не как заявление о незнании, но беспомощности. Ее мать хотела помочь, но она не могла. Ее удерживало что-то, так или иначе. Она не могла приблизиться к своей дочери, или даже быть услышанной. Петра заметила, что вода теперь доходила до груди ее матери. Она снова тонула.

    - Нет! - воскликнула Петра, подавшись вперед, так что пальцы ее ног свесились через край причала. - Мама! Не уходи еще! Ты мне нужна! Всегда была нужна! Скажи мне, что делать! Скажи мне ... скажи мне, что ты любишь меня, и все будет в порядке!

Глубокое горе охватило Петру, свежее и новое, как будто она снова теряла свою маму. Она стонала и рыдала в то же время.

    Там в воде, ее мать протягивала к ней руки, пытаясь предложить то немногое утешение, которое могла. Вода засасывала ее, намачивая рукава ее платья, заливая ее плечи.

- Не-е-ет!-  воскликнула Петра хриплым голосом. Она чуть не прыгнула в воду сама, на мгновение забыв о смертельной опасности, которую несла затонувшая беседка.

    Она смотрела на тонущий силуэт через ее собственные вытянутые пальцы, как будто она хотела вытащить фигуру из воды только силой воли.

    Она не могла сделать этого, она просто смотрела, как фигура ее матери погрузилась, наконец, в мерцающую полосу лунного света, поглотившего ее совсем, как будто ее никогда не было.

    Петра попятилась назад и рухнула на причал, хлопая руками себя по лицу и рыдая беспомощно. Эмоции в ней были просто слишком огромные, чтобы сдерживать их. Они вырывались из ее сердца, словно вот-вот разорвут ее на части. Несколько минут прошло, и буря горя и потери, наконец, начала стихать.

    Петра медленно убрала руки от лица и смотрела красными глазами на озеро. Она чувствовала себя исчерпанной, опустевшей, выжатой как старая мочалка. В усталой пустоте ее мыслей, только одно осталось.

    Это сработало.

    Конечно, не идеально. Ее мать не смогла приблизиться к ней или поговорить с ней, но она была там. Это был не сон или видение. Петра смогла бы сделать это снова, если она захочет, и она могла бы сделать это лучше.

Просто убийства животного было недостаточно. Лиса на самом деле была просто хищником, жалким и кровожадным существом. Ее кровь была испорченная, неподходящая. Но были и другие варианты. Петра обдумывала их в темных глубинах ее ума, осторожно, неуверенно. Она откинулась на руки, пока размышляла, ее слезы до сих пор не просохли в прохладном полуночном воздухе.

    Петра заметила, что ее палочка все еще находится в ее ослабленной правой руке. Однако, она не осознавала того, что ее левая рука лежала на холодном полированном дереве таинственной черной шкатулки. Она безмолвно поблескивала в бледном лунном свете, храня свои секреты.

Следующие несколько дней прошли в холодном тумане, окутавшем дом Морганштернов как внутри, так и снаружи. Серый туман, сырой и промозглый, висел над полем и лесом, капая с кружащихся листьев. Дедушка Уоррен проводил столько времени, сколько возможно вне дома, уходя очень рано по утрам и возвращаясь только для приема пищи, по-прежнему одетый в свои рабочие ботинки и грязный комбинезон. Филлис, перемещалась по дому, как миниатюрный ураган, топая и хлопая дверями, пока она выполняла свою ежедневную работу. Она источала гнев, как зловоние. Петра знала, однако, что в отличие от нее, Филлис упивалась своим гневом. Это было частью ее природы. В некотором смысле, Филлис была только по-настоящему счастлива, когда у нее была причина, по которой она могла впасть в праведную ярость. Она не сказала ни слова об их стычке в гостиной во время визита Персиваля Саннитона, но Петра знала, что это еще не конец. Филлис просто выжидала время. Дедушка знал это, даже без его скрытой способности читать мысли своей жены. Он не был сильным человеком - ссора в тот день в гостиной истощила весь его ограниченный запас решимости и отваги, и Филлис приводила его в ужас так, как никто другой не мог. Петре было стыдно за ее деда, и все же она знала, что это был тот самый страх, который заставил его жениться на этой женщине в первую очередь.