Девушка, которую не помнят. - Елисеева Валентина Страница 16

«Но не праздных довольно много: поломойки с швабрами и ведрами переходят из подъезда в подъезд, служанки с озабоченными лицами снуют, горничные и камеристки в подобии униформы ходят, но тоже чаще всего не одни, а в сопровождении слуг мужского пола».

До центральной площади Алеся немного не дошла, только на высокий многоярусный фонтан издали полюбовалась. Причина, почему она не взглянула на фонтан вблизи, была проста: на нее уже на подступах стали покрикивать и пихать на обочину, общая суть всех претензий сводилась к фразе: «Куда прёшь, старая карга, не видишь, что здесь люди ходят?» То есть, нищая старуха вроде как не человек. Что ж, в родном мире этот тезис высказывается не так открыто, но жизнь одинокой бедной бабки в большинстве стран примерно такая же. Проблема в том, что эта бабка все еще хочет есть…

В конце улицы показалась кавалькада из пяти мужчин, движущаяся по направлению к центральной площади. Вороные кони в богатой сбруе мерно постукивали подковами по брусчатке, на отделанных золотыми позументами камзолах сверкали солнечные лучи, покачивались плюмажи из ярких перьев на широкополых шляпах, над головами развевался какой-то штандарт. Движение на улице вдруг замерло: люди остановились на тротуарах, всматриваясь в всадников, прошел шепот:

— Принц Леван. Сын императора. Благодетель наш! Ах, какой красавец!

(Последнее с придыханием произносили все девицы в возрасте от шестнадцати до сорока.)

«Ого, высочайшая особа со свитой пожаловала», — поняла Алеся, и ей тоже захотелось глянуть на настоящего принца. Она шагнула к самому тротуару, прикрывая лицо от солнца и силясь получше рассмотреть мужчин через плотную вуаль.

Принц узнавался сразу, безошибочно: это был самый молодой и улыбчивый из всех пятерых всадников, ехавший впереди и благосклонно кивавший своим подданным, махавший рукой в ответ на приветственные крики. Принц действительно был поразительно красив, как на картинке в сборнике волшебных сказок: русые локоны выбивались из-под шляпы, огромные лучистые серые глаза смотрели добродушно и приветливо из-под густых ресниц, красивой формы полные губы улыбались, лицо поражало гармонией черт. У беглой попаданки ажно дух захватило от такого идеального облика иномирного принца, кроме как «О-ооо…» в голову ничего не приходило.

Забыв, что она не в родном Петербурге и глазеет не на известного киноактера, Алеся шагнула чуточку ближе.

— Куда тебя несет, старая перечница, не мозоль сиру глаза своим вонючим тряпьем! — раздраженно прорычал над ухом стражник, ухватывая ее за рукав и оттягивая подальше, резко возвращая Алесю в реальность из мира розовых грез.

В реальность, в которой она была не невестой прекрасного принца, а всего лишь потенциальной жертвой главного злодея.

Красавец под императорским штандартом проехал мимо по своим важным делам под ахи и вздохи горожан, толковавших о доброте, отзывчивости и море прочих положительных качеств императорского сынка, осчастливившего своим появлением их городок.

— Так-то оно так, младший принц — прекрасный человек, но хорошо, что не он наследует трон отца: при нем вся голытьба распустилась бы и на свет божий из своих углов повылазила, пользуясь его добротой, — проворчал стражник своему напарнику, вновь отталкивая Алесю дальше на обочину тротуара. — Каждый должен знать свое место!

«Ну-ну, я могла бы поверить в добренького принца, если бы законы, принятые в его стране, не позволяли бы похищать людей, а потом ловить их, затравливая собаками, — усмехаясь, попятилась прочь Алеся, подчиняясь раздраженному жесту стражника. — Я смотрю, императорской семейке удобно иметь под рукой ира Хальера: чуть что — вот злодей, а мы — добрые, белые и пушистые».

Развернувшись в обратном направлении, Алеся вернулась в менее благополучные районы, по ароматным запахам копченостей нашла базар. Расхаживая среди палаток, продающих всякую снедь, она надеялась, что кто-то из торговок и торговцев отвернется и ей удастся стащить пирожок, но бывалые торгаши как раз за нищими старухами и следили в оба глаза, а когда Алеся пошла обходить ряды во второй раз, ее начали прогонять от подносов с едой. Толк от ее хождения по базару пока был один: она запомнила названия местных монет, которые успела разглядеть как следует еще при продаже хлеба Митяю, а теперь видела, как ими расплачиваются, какую сдачу дают, сколько все стоит.

Самой мелкой монеткой был тогрох: медный кружочек. Пятнадцать тогрохов составляли один грох (серебряный квадратик), а пятнадцать грохов — один рох (золотая шестиугольная пластинка). Словом, чем короче название — тем выше номинал. Видать, богатые бизнесмены и тут не любят воздух по-пустому сотрясать.

Чувствуя, что от жары под несколькими слоями одежды и голода она скоро упадет в обморок, Алеся отошла к длинным лавкам у ограды базара и присела в теньке, смотря на красочную жизнь большого чуждого города, как на массовку и декорации к историческому фильму.

Цыгане жили и тут. В ярких пышных нарядах, звеня браслетами, они танцевали под гитару и приставали к прохожим с предложениями погадать, наворожить удачу в делах, продать им золото и купить у них «отличнейшее вино, сделанное по древнему цыганскому рецепту». Старая цыганка в наряде, похожем на Алесин, числилась у них великой прорицательницей и восседала в красном шатре, куда зазывали наивных клиентов молоденькие цыганочки.

Алеся смотрела, как то и дело очередной посетитель скрывается в шатре, и чувствовала, что Господь таки решил прибавить ей ума, заодно забрав излишки совести. Пора начинать бизнес, в котором важно начисто стереться из памяти клиентов.

Пройдя на другой конец огромного базара, дабы не провоцировать цыган на жестокую расправу с конкуренткой, она вытащила ближе к центральному проходу высокий ящик, уселась на него и заговорила громко скрипучим голосом:

— Кому счастья наворожить — подходи, я — потомственная ворожея в десятом поколении!

Народ вокруг загоготал, тыкая в нее пальцами и крича, что бабка совсем сбрендила. Смеялись все: и торговцы, и грузчики, и чистильщики обуви, и покупатели, пришедшие за товаром.

Щеки Алеси загорелись пунцовым румянцем под разводами сажи, но она не сдалась и несколько раз повторила свой призыв.

Детвора заулюлюкала, скача вокруг, строя рожи и крича:

— Ворожея из дурдома, ворожея из дурдома!

Толпа народа возле Алеси набралась приличная: бесплатный цирк ценят во всех мирах.

«Внимание потенциальных клиентов я завоевала, можно считать, что первый шаг в новой карьере сделан», — подбадривала себя оголодавшая попаданка, прекрасно понимая, что без оравы цыган-зазывал, то бишь без пиар-менеджеров по-земному, бизнес мигом не раскрутишь.

«Ничего, я — ребенок двадцать первого века, о рекламных акциях знаю побольше табора цыган», — ухмыльнулась Алеся и перешла к интерактивному взаимодействию: привстав, ухватила за рукав нарядно одетую девицу с круглыми наивными глазками, таращившуюся на нее в компании двух пожилых матрон:

— Поверь старому человеку, девица-красавица, а чтоб не сомневалась, я тебе двойную цену верну, коли недовольна моей ворожбой останешься, — громко проскрипела Алеся.

Толпа примолкла, мигом навострив ушки. Ага, халяву тоже ценят во всех мирах! Одна из дуэний молодой девицы, удерживаемой Алесей, презрительно фыркнула:

— Какую еще двойную цену? Чё за вздор мелешь, сумасшедшая старуха?

— Я о том толкую, что коли мое пожелание девице-красавице встретить богатого жениха через полчаса не исполнится, то вместо одного отданного вами за ворожбу гроха верну два гроха.

Последние слова она постаралась сказать максимально громко. По толпе опять пронеслись смешки, но скорее потрясенные, чем пренебрежительные.

— Тьфу, совсем спятила, — поморщилась дуэнья. — Да и откудова у тебя второй грох?

— Ты чужие грохи не считай, красава, а своим ты никак не рискуешь — кто ж мне даст уйти с этого ящика раньше, чем через полчаса? Уж свою монету ты по-любому вернёшь, верно?