Алина Лис - Изнанка свободы Страница 16

— Твоя?

— Да. Когда я работал над единой теорией магического поля, у меня было несколько учеников. Из особо одаренных человеческих магов.

Если бы он признался, что держал гарем с сотней наложниц-фэйри, я бы и то меньше удивился.

— Зачем?

— Некоторые эксперименты требовали помощников. Работать в команде проще.

— Час от часу не легче! Значит, это кто-то из твоих питомцев? Решил порадовать папочку? И ты еще меня упрекаешь в безответственности?

Я зря ерничал. Ни один из писаных или неписаных законов нашего сообщества не запрещает набирать учеников среди людей. Просто так никто не делает. Слишком обидно вкладывать усилия, чтобы через пару десятков лет хоронить того, кого помнишь еще мальчишкой.

Обидно и больно.

«Никаких привязанностей к людям» — здоровый девиз нормального Стража. Не влюбляться. Не дружить. Не заводить близких отношений. Только деловые. Люди слабы и смертны, и с этим ничего невозможно сделать.

Ши и фэйри — единственный разумный выбор для бессмертного. Пусть каждый из нас когда-то был человеком, ключевое слово здесь «был».

Потому большинство Стражей и живет на Изнанке. А те, кто остался на человеческой стороне реальности, как Мартин, держат людей за порогом души, никого не пуская слишком близко.

Мы все обжигались на этом. И многие — не один раз.

Джанис покачал головой:

— Прошло почти восемьдесят лет. Это ученики учеников. Знание разошлось по миру, Элвин. И, знаешь, я рад этому.

— Рад тому, что творят эти ублюдки?

— Речь не об Ордене. Знание — инструмент, который можно использовать для добрых и дурных дел. Жаль, что оно попало им в руки, и жаль, что они сумели им распорядиться. Но сам факт, что люди пытаются постичь и изменить мир… это дает надежду.

— На что?

В этот раз он молчал очень долго. Потом все-таки сказал:

— Ты мне не поверишь.

Вот терпеть не могу, когда он начинает так выступать.

— А ты попробуй рассказать, и увидим.

Еще одна долгая, театральная пауза. Видят боги, как меня раздражает, когда Джанис начинает прибегать к своим фокусам!

Я зевнул и уже собирался предложить идти заняться каждому своими делами, когда брат выдавил:

— Мир умирает.

Я скептично улыбнулся.

— С чего бы ему заниматься такой ерундой?

— Не веришь? Как хочешь, дело твое. Но я много лет изучаю вопрос и могу сказать точно: все к этому идет. Среди людей больше не рождается великих магов. Не создаются изобретения и артефакты, не строятся дворцы. Вспомни, ты же увлекался историей: раньше мир развивался, менялся. Сейчас мы застыли на одном месте, как муха в янтаре. Да что за примерами далеко ходить! Даже такая непостоянная вещь, как мода в одежде, ходит по кругу.

— И правда, трагедия. Мы все умрем без новых фасонов. Можно начинать паниковать?

— Я же говорил, что ты мне не поверишь.

— Ну, спору нет — мысль любопытная, хоть и не нова. Сколько себя помню, кликуши вопят, что грядет конец света, а свет и ныне там? — я откинулся в кресле, ухмыляясь. — Ты подобрал неудачные аргументы. Попробуй еще раз.

По-хорошему стоило прекратить этот разговор. То, что я насквозь вижу все штучки Джаниса по привлечению внимания, еще не значит, что они совсем на меня не действуют.

Он всегда носился со странными идеями и немного безумными теориями. Пожалуй, на этот раз я не свернул разговор лишь по одной причине.

Все его концепции рано или поздно оказывались близки к истине.

Отвратительная привычка быть всегда правым! Брат мог ошибаться в нюансах и даже отдельных допущениях, но идеи, с которыми он приходил, никогда не были совсем высосанной из пальца чушью.

Не хочется думать, что он и сейчас может оказаться прав.

Не хочется, но придется.

— Хорошо, — согласился он. — Если веками почти не меняющаяся мода для тебя не аргумент, то как насчет оружия? Моделей кораблей? Состояния медицины?

Здесь он попал в цель. Я достаточно интересовался историей, чтобы не признать, в его наблюдениях было нечто, заставляющее задуматься. Зерно истины, чтоб его. Из которого проклюнулся неслабый такой росток сомнений.

Не то, чтобы в мире все совсем не менялось. Менялось, но как-то… незначительно, что ли. В мелочах.

Если верить летописям, раньше было иначе.

— Продолжай.

— Другой пример — политика, — он кивнул на гобелен с картой. — Сам знаешь, на что сейчас похожи великие империи прошлого. Одни измельчали, другие еле держаться, а от третьих и вовсе осталась лишь пара упоминаний в рукописях.

— Это жизнь. Империи ничем не отличаются от людей, так же проживают молодость, зрелость, старость и смерть.

— Тогда где молодые волчата, готовые растерзать стариков? Кто придет на смену разеннскому волку? Толпы голозадых варваров?

Я удивился. Не припомню, чтобы Джанис когда-либо вещал с такой страстью. Он всегда словно плавает в прохладном спокойствии, поглядывая на все с легкой отстраненностью.

— Не подозревал в тебе преклонения перед имперским величием.

— Я говорю о тенденции! Мир умирает, а ты не желаешь видеть дальше юбки княгини Исы. К слову, Элвин, тебе стоит ее бросить. Ты вообще слишком много носишься со своими женщинами. Они тебя погубят.

— А тебе стоит заткнуться и не лезть в мои дела, — прошипел я, мгновенно наливаясь бешенством.

Он и вправду заткнулся. Потом выдохнул и развел руками:

— Прости, виноват. Не имел никакого права поучать тебя или говорить этих слов.

Что еще поразительно в Джанисе — его умение извиняться. Совершенно спокойно, рассудительно, не впадая в покаяние и самоуничижение, не спихивая вину на других.

— Ладно, проехали.

Мне тоже не стоило так реагировать. Но Иса… это Иса. Больная тема.

— Давай дальше. Мы остановились на приятной новости, что все умрут.

— Империи, мода — просто примеры. Возьми любую сферу жизни — искусство, быт, знания. Не создается НИЧЕГО нового.

— Хорошо, убедил. И какие выводы мы должны из этого сделать?

— Мир гибнет, Элвин. По моим прикидкам, это началось после гибели богов. Их смерть пошатнула равновесие.

Я вздохнул. Закат богов. Я помню…

Накануне мы приняли Оммаж. Позади были мучительные месяцы полные боли, унижений и безумия. Память сохранила их кусками, обрывками.

Тень вскрывает все худшее в человеке. Самые темные, самые гадкие подвалы души. Как нарывы, полные гноя. Вскрывает, чтобы выпустить наружу.

Вседозволенность и власть, что ставят на грань безумия.

Искус.

Кучка брошенных, обиженных детей, наделенных пьянящим, почти безграничным могуществом. На моих глазах ровесники сходили с ума в битве со своими желаниями, превращались в уродливых и злобных монстров — куда там Изабелле Вимано.