Геннадий Ищенко - Приемыш (СИ) Страница 16

Следующие два дня Ира зубрила слова и бегала в туалет. Есть совсем не хотелось. Не то что мясо, она даже кашу запихивала в себя с трудом. К тому же нормально заниматься можно было только полдня, к обеду очищающий экстракт выводил из организма весь отвар для улучшения памяти, а обучение обычным способом почти ничего не давало. Самочувствие было хуже некуда.

— А чего ты хотела? — Райну даже удивила ее жалоба на головную боль. — В тебе слишком много всякой гадости, которая находится в разных частях тела, главным образом в кишечнике, печени и местах скопления жира. Теперь все это идет в кровь, отсюда и боли. Ничего, скоро все пройдет.

На третий день Ире уже не давали настойки, и к обеду она чувствовала себя почти нормально, хоть и похудела килограмма на три.

— Пятьсот слов ты уже выучила, — сказала девочке Райна, отдавая ей заряженную новой порцией слов напоминалку. — Выучишь еще столько же, и займемся составлением предложений, а остальные слова доучишь потом. Сегодня учишься только до обеда. Сам обед для тебя переносится на более позднее время. Поешь после наших занятий, если будет такое желание. Иногда при чистке духовного тела люди начинают блевать, а мне такое в лаборатории не нужно.

В этот день Ира родилась заново. Как всегда, все началось с питья очередного то ли отвара, то ли настойки — на вкус они почти не различались, и все были одинаково противные. Потом Райна погрузила ее в некое подобие сна. Сначала Ира находилась в уютной теплой пещере. Своего тела она не чувствовала, знала лишь, что оно есть. Постепенно стенки пещеры начали сближаться и куда–то ее выталкивать, рождая смутное беспокойство. Когда ее с силой сдавило и начало толчками двигать по узкому проходу, беспокойство переросло в панику. Она попыталась рвануться, но не смогла даже открыть глаза. Наконец давление стало таким сильным, что перехватило дыхание. Миг, и сквозь сжатые веки в глаза ударил режущий свет, тело обрело вес, который не давал нормально двигаться. Кроме того, здесь был жуткий холод. Было так плохо и страшно, что она не выдержала и закричала. И все сразу закончилось. Она сидела на стуле, туго обмотанная простынями.

— Для чего это, мастер? — спросила она, кивнув на ткань.

— Для того, чтобы ты не покалечилась сама и не покалечила кого–нибудь из нас, — объяснила Райна. — Ты так рвалась, что мы бы тебя не удержали. Сейчас размотаю, уже можно. На сегодня мы с тобой закончим. Есть хочешь? Если нет, тогда иди еще немного поучись и раньше ложись спать. Завтра продолжим.

Весь следующий день был посвящен младенческим обидам. То не дали вовремя есть, то оставили мокрую в постели, и она начала замерзать, то почему–то перестали реагировать на ее крики. Обиды были мелкие, но их было много. Потом ей разрешили ползать и сразу появились ушибы. Они были не сильные, но она исправно ревела, пытаясь привлечь к себе внимание. А потом у нее начали резаться зубки, и Райна прервала сеанс.

— На сегодня достаточно, — сказала она. — И так прошли достаточно много. Тебе нужно хоть немного поесть и рано вечером лечь спать. Во сне процесс продолжается.

Спала Ира не просто много, а очень много, засыпая уже в пять–шесть часов вечера и просыпаясь при этом в свое обычное время. Она не понимала, как можно снять страх, пережив его вторично, но полностью доверяла Райне. Когда была выучена первая тысяча слов, по утрам начались занятия по составлению предложений, причем правил было мало, Райна учила в основном на примерах. На дневных занятиях у Иры прорезались уже все зубы и начались проблемы с животиком. А потом она серьезно простудилась и пришлось даже вызывать скорую. Она медленно разматывала свою жизнь, как оказалось, полную неприятностей и огорчений. Через неделю таких занятий Ира похудела килограммов на пять, и Райна была вынуждена сделать перерыв.

— Ты очень плохо ешь, — сказала она на возражения девочки. — Посмотри, на кого стала похожа! Лая на тебя вообще не может смотреть без слез. Отдохни несколько дней, набери вес, заодно позанимайся словами, а потом продолжим.

Отдых длился пять дней. Ира отъедалась и учила слова. Она почти вернула вес и значительно продвинулась в изучении языка. Девочка уже свободно разговаривала со слугами, лишь иногда делая ошибки в составлении фраз, на которые ей сразу же указывали, заодно объясняя, что из сказанного неверно. Она была не против занятий языком, но душе хотелось разнообразия. Не то чтобы она так рвалась снова переживать все свои прошлые горести, тем более что впереди были смерть отца и насилие, но осознание необходимости этого для приобщения к магии и желание стать сильной заставили просить Райну продолжить занятия. Осмотрев и пощупав Иру, наставница решила, что можно продолжить при условии, что ее ученица все–таки будет нормально питаться.

— Если не будешь есть, — сказала она, — придется или опять делать перерыв, или пить отвар для аппетита. Времени у нас с тобой не так уж и много, а отвар… Аппетит он тебе придаст, но сам ничуть не вкуснее остальных моих снадобий.

Ира пообещала, что будет есть хорошо, но такое легче было обещать, чем выполнить. Сейчас она была уже старше, и обиды были серьезней. Она почти все забыла, а теперь опять сжималась от боли и страха, когда мать избила ее за порезанные ножницами деньги. Тогда отец впервые с ней сильно поругался.

— Ты соображаешь, что сделала?! — орал он на жену. — Ну, залез ребенок в шкатулку и порезал три десятки, так ей же всего пять лет! Объясни и накажи, если считаешь нужным. Но так бить, да еще девочку, по пояснице, это надо быть вообще дурой! Ты мать или кто? Хочешь, чтобы она потом всю жизнь с чем–нибудь маялась?

— Так ведь последние деньги, Игорь, — плакала мать, сама напуганная тем, что наделала. — А до зарплаты еще больше недели. И как жить? А она их так искромсала, что в сберкассе не возьмут.

— Займем! — отрезал отец. — А потом отдадим. У нас должна быть хорошая премия, так что как–нибудь выкрутимся. И попробуй мне ее еще хоть раз так ударить! Думаешь, наши предки были дураками, что лупили детей розгами да линейкой? Больно, но безопасно. А ты ее рукой изо всех сил!

Ира после этого случая почти две недели боялась матери, но потом все как–то забылось. Дальше был детский садик и вражда с одним мальчишкой, который то ли ее из–за чего–то невзлюбил, то ли, наоборот, оказывал внимание в такой извращенной манере. Последней каверзой, после которой мать перевела ее в другую группу, была история с куклой. Игрушек в садике было мало, и воспитатели не возражали, когда дети приносили свои. Отец ей тогда подарил небольшую куклу, в которую девочка просто влюбилась. Она могла играться с ней часами и очень неохотно давала ее ненадолго поиграть только одной девочке, с которой дружила. И вот этот гаденыш улучил момент, вырвал куклу из рук Иры и оторвал ей голову. После этого сеанса девочка очнулась вся в слезах.