Оксана Демченко - Ромашки для королевы Страница 16

Седой закашлялся в новом приступе удушья, вызванного каминным дымом и, куда больше, старой болью вины и утраты. И горьким смехом – тоже. Если бы «король» знал, как он, не сохранивший королеву, казнил себя тогда, безмерно давно, как просил сородичей о наказании. Он желал боли, чтобы хоть так утешить истерзанную душу. А его уговаривали, успокаивали и утешали. Хуже того, считали героем. Даже осмелились просить стать новым королем. Эльф усмехнулся. Хоть одно приятное воспоминание – как он их гонял по разрушенной площади прежней столицы! Впрочем, впрок не пошло. Королем быть предложили Лиррэлю-а-Тэи. Всего лишь за то, что он приходился племянником «спасителю мира». Только у вечных дядя может быть младше племянника на две сотни веков! Лиррэль охотно принял власть и наслаждался ею. Он же – Лильор-а-Тэи, Высший хран погибшей королевы – ушел из Лирро и долго бродил по странам людей и гномов. Так долго, что на родине забыли и его имя, и даже прозвище «Ключник» – то есть закрывший ларец зла…

Между тем дома, в долине эльфов, подданные короля Лиррэля все чаще пользовались возможностью уйти в сон забвения. Решали таким образом любые проблемы, забыв, что утрата памяти и знаний – величайших грех для рода эльфов. А прежде считалось более того – преступлением. Что может быть хуже для эльфов, всего их маленького сообщества, чем потеря знаний и памяти? А память таяла.

Вернувшись, он не застал родных, способных узнать его, и обрадовался: никто более не назовет Ключником. Осталось лишь укоротить и подновить имя. Лильор-а-Тэи, его прежнее, до сих пор иногда упоминается в покрытых пылью пергаментах. Зато нового, совершенно не королевского, – Орильр – там нет. Окончательно разрушена связь этих двух имен в мире утративших память эльфов. Иначе глупый выскочка Лэйлирр знал бы, что он, невольно погубивший древнюю королеву, никогда не признавал иных носителей венца, переплавленного из ее диадемы. Более того, алмазы диадемы он не отдал для новой короны.

Племянник Лиррэль с трудом, но мирился с непокорностью уступившего корону родича, пока помнил о родстве. А позже – терпел просто по привычке. Это оказалось не так уж сложно: в столице новой страны, Лирро, назвавшийся Орильром почти не бывал, с утратившими память и личность соплеменниками общался неохотно.

Правда, очень старался жить и «не делать глупостей» (с него взяла в свое время обещание Тиэса), и он честно исполнял хотя бы посильный последний долг. Даже пытался наладить эту самую жизнь.

Однажды показалось, почти удачно, – жена была чем-то похожа на древнюю королеву, на утраченное Сердце эльфов. Внешне, само собой, но и это грело душу, сладко обманывало рассудок: он обманывался охотно, выдумывая и взращивая нелепые мечтания. Мол, не случайно всё, не лицо подобно, это душа королевы пытается вернуться в мир… Когда жена отказалась он него, выстроенные на песке замки рухнули. Самая удачная пытка «короля», усмехнулся Орильр. Знал бы самозванец, насколько – порадовался бы.

Тиэса-а-Роэль утрачена для мира, и эта боль не желает уходить. Ее кровью и жизнью демоны заперты в ларце. И пока они не сгорели, пока пляшут черными злыми Огнями ведимы, призывая тьму из бездны, душа королевы будет оберегать сохранность заклятия, слов которого уже никто не помнит. Да и нет более в мире магов, способных повторить прошлые деяния.

Орильр устроился поудобнее, плотнее сжавшись на пятачке раскаленного каминного дна. «Король» обещал откормить и подлечить для новой пытки. Хорошо. Даже замечательно: первый шанс за долгие тягучие десятилетия боли, подтачивающей остатки желания жить.

Он бы давно ушел в сон, лишающий бремени прошлого. Но забывать – то же самое, что предавать. Не самих друзей, а их память, и еще неизвестно, что хуже. Эльф попытался улыбнуться, сухие губы треснули, жажда стала донимать еще острее. Ничего, напоят – им велено беречь пленника и сохранять в нем малую искру жизни. Орильр снова упрямо улыбнулся. Тогда, безмерно давно, был один вечер. Гномы, обещавшие устроить вход в катакомбы ведимов, еще не закончили туннель. Образовалось немного свободного времени. Маги усердно копили силы, бойцы отсыпались впрок, и у людей, и у эльфов с гномами это получалось очень удачно и выразительно. Потолки дрожали от храпа! Он, воин охраны, тогда полагал, что именно спасаясь от усердия отдыхающих королева пожелала посетить старый водопад заброшенного парка.

Тиэса гуляла, напевала что-то почти неразличимое для слуха. Смеялась, принимая слабые, вялые, на полусухих стеблях, поздние осенние цветы, которые усердный хран умудрялся находить в глухой темноте безлунной полуночи. Она была необычайно спокойной и даже веселой. Обряд уже прошел, и плата объявлена – ларец сам возьмет ее. Либо когда его закроет кто-то из идущих с ней, либо с последним вздохом королевы. Значит, старую вину эльфов, передавших ведимам опасные знания и возжелавших власти, можно счесть искупленной. А подобные счета всегда должны оплачивать короли, она была уверена. И раз сделано всё возможное…

– Ну-ка постой, самый молчаливый из моих подданных, – она поймала руку с очередным цветком.

– Жду ваших приказов, единственная, – мягко поклонился воин.

– Ждет он, – с сомнением пожала плечами королева, изучая цветок. – Нормальные подданные так и делают. А не нормальные умудряются на редкость нетактично и выразительно молчать. Ты хоть понимаешь, что так откровенно внятно «рассыпать» комплименты непристойно.

– Я не смею…

– Нет, мысли я читать не умею, – рассмеялась королева, вызвав новые подозрения в этом утверждении. И добавила заговорщицким шепотом, вцепившись ноготками в ухо рослого охранника и вынудив его склонить голову: – Но у тебя же глаза светятся зеленью в темноте, как у кота. Да не щурься, мне всё равно видно! И я готова спорить со всеми гномами мира, хоть нет никого упрямее и памятливее на нашей Саймили, которую они зовут Симиллой, а люди – Саймилией, что ты думаешь о королеве недопустимое.

– Нн-е-ет, – охрип «кот», попытался покачать головой и обнаружил, что королевские ноготки имеют отменно цепкую и твердую хватку.

– Зовешь госпожу в мыслях на «ты», – сокрушенно продолжила Тиэса. – И даже полагаешь, что мальчишке трех веков от роду дозволено иметь мнение о глазах, руках или – страшное дело – талии королевы. И так далее, – обличающе кивнула Тиэса, дождалась нового покаянно-стонущего восклицания и нехотя отпустила ухо. – Ты с первого дня в свите действовал мне на нервы, ты вмешивался в дела, ты безобразно пристально смотрел и неподобающе отчетливо сочувствовал… Дикий и глупый, но советники говорили – полезный. Сначала я собиралась тебя удалить из королевского эскорта вопреки здравым доводам, но в наше время умение убивать, выживать и защищать действительно важнее иных качеств. А ты научился этому пугающе быстро и безошибочно, ты вырос в войну и знаешь ее как главное свое предназначение. Я обязана тебе жизнью, кажется, даже дважды…