Евгений Немец - Корень мандрагоры Страница 16

Моя физиономия проецировала во внешний мир вполне кон–кретную информацию о произошедших со мной событиях. Мать чуть не упала в обморок.

– Господи! Какой кошмар! – воскликнула она, хватаясь за ле–вую грудь, подразумевая, что где-то под ней колотится взволно–ванное сердце. Мама не могла обойтись без театральных жестов.

– Да ерунда, мам. С корешами повздорил. Такое случается, чтоб ты знала.

– Ах, оставь этот свой подростковый жаргон!..

– Уже забыл.

Мама захотела сию минуту пообщаться с родителями тех од–ноклассников:

– Скажи мне их имена! Я тебе обещаю, что эти молодые люди будут сильно сожалеть о содеянном и всячески корить себя за глупость! – Любовь к вычурной речи осталась у мамы со вре–мен, когда она посещала студенческий драмкружок. Эту любовь, должен признаться, она отчасти привила и мне. – Мальчик мой! Кто сделал с тобой такое?!

Мне стоило больших усилий ее отговорить.

– Первый день в школе и такой ужас! – причитала мама. –Как ты завтра пойдешь в школу?! Как ты выйдешь на улицу?!

– Как обычно, мам. Ногами. Не переживай, все будет нор–мально.

Отец, вернувшись с работы и ознакомившись с последними новостями, отнесся к ситуации более прагматично. Вниматель–но осмотрев телесные повреждения своего наследника, кото–рые к тому времени матерью были тщательно промыты и обра–ботаны медикаментами, он спросил:

– В чем дело, молодой человек?

– Вступил в неравную схватку с врагами пролетариата!

– Очень интересно, учитывая, что твои родители все-таки ин–теллигенция. – Отец улыбнулся, еще раз внимательно осмотрел мою синюшную физиономию, сделал вывод:

– Ладно, ничего страшного.

– Точно, – согласился я.

– За дело хоть?

– Конечно за дело.

– Прав был?

– Правее не бывает.

– Хорошо, правдолюб ты мой, – заключил отец, секунду поразмыслил, потом заглянул мне в глаза, спросил: – Повто–рится?

– Обязательно, – заверил я твердо.

Отец кивнул, и, удовлетворенный, вышел из моей комнаты. Отец вообще всегда понимал меня с полуслова. Минуту спустя я услышал, как он разговаривает по телефону со своим старым приятелем, вернее, настоятельно зовет его сегодня в гости.

На следующий день я, освещая себе дорогу фонарем в пол–лица, невозмутимо отправился в школу. Мама хотела было с по–мощью тонального крема привести мое лицо в более цивили–зованный вид, но я наотрез отказался.

В класс я вошел, насвистывая «Собачий вальс». В помеще–нии стало тихо. Предводитель местного хулиганства уже воссе–дал за своей партой. Проходя мимо него, я улыбнулся разбитой губой, спросил беззаботно:

– Как там было в кружке? Накроили себе носков и карма–нов?

Лицо его перекосилось. Но если он и хотел что-то сказать или сделать, то не успел, потому что в этот момент дверь класса рас–пахнулась и нашему взору предстала Дарья Семеновна. Ее взгляд со скоростью лазерного прицела пронесся по потенци–альным мишеням, то есть ученикам, и замер на мне. Я подумал, что сейчас прогремит выстрел, но она ничего не сказала, про–сто поманила меня пальчиком, типа: иди-ка сюда, дорогуша! Видно, такое известие, как разбитое лицо нового ученика, по школьным коридорам распространяется со скоростью триста тридцать метров в секунду – как звук в атмосфере.

– Здравствуйте, Дарья Семеновна! – сказал я как можно жизнерадостнее.

– Ну-ка выйдем, – ровно произнесла классная руководитель–ница, развернулась и, не оборачиваясь, покинула помещение.

В коридоре нам встретился учитель математики – худощавый мужчина лет тридцати пяти. Увидев мою физиономию, он сочув–ственно скривился. Дарья Семеновна сказала ему, что задержит меня минут на двадцать, на что он молча кивнул и поспешно про–следовал в класс. Урок должен был начаться с минуты на минуту.

В учительской никого не было. Дарья Семеновна села за стол, пальцем указала мне на стул с другой стороны. Я опустился на предложенное место и приготовился внимать нравоучениям. Но речь пошла немного о другом:

– Если тебе есть что сказать, можешь говорить смело. «Типа, медленно диктуй имена хулиганов, я записываю, да?»

– Я могу сказать, что пропускаю геометрию и волнуюсь по этому поводу, – ответил я с младенческой невинностью.

– Та-а-а-ак… Для человека, которому так разукрасили лицо, ты выглядишь уж очень… воодушевленно. – В словах Дарьи Се–меновны сквозило подозрение. Оно и понятно: мое настроение не вписывалось в привычные рамки, а потому очень походило на «неадекватное поведение».

– Господи, Дарья Семеновна, какие пустяки! Пара синяков –с кем не бывает?

– Ну-ка давай к Насте… Анастасии Михайловне сходим, –вдруг приняла решение Дарья Семеновна, решительно подня–лась и направилась к выходу. Я пошел следом.

В то время в школах начали внедрять практику наблюдения подростков профессионалами от психических наук. Наша шко–ла была одной из передовых в этом деле, так что у нас имелся личный психолог, которому Дарья Семеновна и захотела меня показать.

Анастасия Михайловна оказалась невысокой худощавой де–вушкой. На вид ей было года двадцать три – двадцать четыре. Когда мы вошли, она сидела к нам спиной, пила чай и листала какой-то цветастый глянцевый журнал. Я отметил, что по срав–нению с пестрыми страницами этого журнала вся обстановка комнаты, включая саму хозяйку, выглядит как-то блекло. Анас–тасия Михайловна поднялась нам навстречу, поздоровалась с Дарьей Семеновной, протянула мне руку для рукопожатия, улыб–нулась. У нее была располагающая дружеская улыбка, малень–кая теплая ладонь с изящными пальчиками и грудь третьего размера. И еще… от нее пахло медом, должно быть, она добав–ляла его в чай.

Скользнув взглядом по такому богатству, как грудь третьего размера, я подумал, что с определением «блеклый» в описании хозяйки кабинета погорячился. Я тут же низвел ее из Анаста–сии Михайловны до Настеньки. Мысленно, конечно, для внут–реннего пользования, так сказать.

Психолог бессовестно рассматривала мое лицо секунд де–сять, потом спросила:

– И как зовут нашего героя?

– Гвоздь, сударыня, – ответил я, вкладывая в слова макси–мум обольщения. Чего греха таить, Настенька возбуждала во мне древний инстинкт продолжения рода. А в четырнадцать лет этот инстинкт уже дает о себе знать вполне конкретными толч–ками, баллов эдак пять-шесть по шкале Рихтера.

– Интересное имя. Но вот форма гематомы на твоем лице куда интереснее! И кто же способен так фигурно ставить синя–ки?

«Типа хитрая, да?»

– Фонарный столб, Анастасия Михайловна. Они и не на та–кое способны!