Ольга Григорьева - Найдена Страница 16

Настоятель шагнул к Борису. Чуть выше трех колотых ран горло мертвеца перерезала тонкая, едва различимая полоска.

– Отмучился, несчастный, – чуть слышно прошептал Рикон.

Анастас неловкими пальцами зацепил упавшую тряпку и опустил ее в бадью. Теперь вода в ней казалась совсем черной.

Он не помнил, как обмыл и одел князя. Не помнил и того, как вышел из терема. Ноги сами несли его к единственно верному убежищу – Десятинной церкви. Только там Анастас мог замолить свои грехи…

Он прошел мимо городских ворот и вдруг услышал громкий крик.

– Посторонись! – орал позади звонкий молодой голос.

Анастаса толкнули и прижали к городьбе.

– Прости, отец игумен.

Словно в тумане, перед настоятелем проплыла виноватая рожа какого-то ремесленника.

– Ничего, – прохрипел он.

Ремесленник удовлетворенно кивнул. В лицо Анастасу полетела пыль. Сминая зазевавшихся прохожих, мимо промчались вооруженные всадники.

– Неймется Окаянному, – зло пробурчал кто-то. – Опять свою свору на охоту за человечиной выпустил.

– Поговаривают, будто он и с князем Борисом что-то худое сотворил, – подхватил женский голос, – будто резня на Альте его рук дело…

– Заткнись, дура, – зашипели на нее. – Или жить надоело?

Анастас почувствовал на себе чужие взгляды. Они касались его лица, перебирая мохнатыми лапами, ползли к глазам, но, так и не достигнув цели, отскакивали, будто пугливые тараканы.

«Боятся, – сообразил игумен. – Меня боятся… Знают, что я с князем повит одной веревочкой. Чуют. В крови я. А эти… – Он взглянул вслед ускакавшим воинам. – Эти, должно быть, за сотником Бориски… Как его там? Апонницей… Да, Апонницей…»

Внезапно ему захотелось оправдаться. Он сам не ведал, перед кем. Может, перед этим грубым и ничтожным ремесленником, а может, перед всем киевским людом… «Нельзя, нельзя, я же…» – вертелось в его голове, но, споря с разумом, губы разомкнулись и выдавили:

– Простите, люди добрые…

Он ждал ответа, как не ждал ничего в жизни. От этих мелких, случайно встреченных на пути людишек зависела его судьба, а его душа качалась на волоске над бушующим пламенем ада… «Простят – буду спасен, простят – буду спасен», – молитвенно звенело внутри.

– Да у него никак жар… – услышал Анастас смущенный женский шепот и потерял сознание.

11

– Журка… Помоги, Журка, – попросила я и вдруг вспомнила: «Ах, нет, Журка не поможет. Он остался там, в челноке, а я покачиваюсь за широкой спиной одного из воинов Апонницы… У Апонницы белые как снег волосы и ясные глаза. Они жгут меня ненавистью. Нужно отвернуться, чтоб не видеть этих горящих глаз…»

Я попробовала повернуть голову, застонала от прострелившей шею боли и открыла глаза.

Надо мной нависал серый в щербинах земляной потолок. Сквозь округлую дыру сверху сочился слабый свет.

«Яма или высохший колодец», – подумалось устало. Как я очутилась в колодце? Я не помнила…

– Лежи тихо, – раздалось сбоку.

Я покосилась на говорящего. Рядом с кружком света на влажном полу сидела худая женщина в грязной рубахе. Распущенные волосы укрывали плечи и грудь незнакомки, сползали на скрещенные ноги и паучьими лапами тянулись по земле. Таких длинных волос я никогда не видела. Между лежащими на полу прядями виднелась плотно перехваченная кольцом щиколотка. От кольца тянулась цепь. Я пригляделась и ахнула.

– Чего дивишься? – низким голосом спросила женщина. – Золота не видела?

Я видела золото. Но не золотые кандалы.

– Это все из-за моего дара, – глухо пояснила женщина. – Из-за него и сижу тут.

Я попробовала встать. Боль швырнула назад. «Апонница! Зачем так-то было бить?» – мысленно упрекнула я дружинника.

– Ты Апонницу не вини, – неожиданно отозвалась незнакомка. – Он нынче неподсуден.

Как она узнала мои мысли?

– И все земные ошибки ему прощены.

«Сумасшедшая», – сообразила я и притворно кивнула:

– Да, да, Бог ему судья…

Женщина пошевелилась. Цепь лениво звякнула, черные ввалившиеся глаза незнакомки уставились на меня.

«Нужно убираться отсюда, – решила я. – Кто знает, что придет в голову спятившей бабе. Вон какая она тощая и грязная. Небось давно тут сидит… И глаза блестят как-то нехорошо».

– Зря стараешься. Отсюда не уйдешь, – сказала сумасшедшая. – И избил тебя не Апонница, а Святополковы слуги. Еще повезло, что не убили. Апонницевых-то воинов овиноватили в смерти князя Бориса и зарубили неподалеку от города, в овраге. То-то воронам радость.

В смерть Апонницы не верилось. Его всадники казались такими сильными. Они верили Святополку и искали у него правды. Не послушали меня…

– А как же я?

– Видать, нашлись добрые души, пожалели.

– Пожалели? – Я обвела глазами сырые стены.

– И то верно, какая уж тут жалость… – Она улыбнулась. В пустом рту показались два острых, как волчьи клыки, обломка. – Их-то сразу, быстро, а тебе теперь мучиться в Ведьмачьей яме.

– Ведьмачья яма?

– О ней немногие знают, а нас с тобой угораздило в ней очутиться. Она за городом, у реки. Потому тут и стены такие мокрые, и под ногами сыро. Стражи нет. – Незнакомка улыбнулась еще шире. – И еды не дают. Сюда бросают ведьм. Помирать… Какой дурак станет вытаскивать ведьму и кликать себе беду?

Меня передернуло. Ведьм я не боялась. Люди часто так называли знахарок, что лечили травами, ведуний, которые умели по течению реки или заходу солнца указать верный путь, и даже хитрых бабок-повитух, которые помогали при тяжелых родах, но эта… В ней чуялось что-то необъяснимое и поэтому страшное…

– Не бойся, я не ведьма, это Святополк меня так нарек… Ну ничего, ему злодейства еще аукнутся. – Она встала и вскинула вверх руки. Маленькие сухие кулачки утонули в светлом луче.

– Окаянный!!! – завизжала помешанная. – Сдохнешь, как собака, и никто о тебе доброго слова не скажет!

Я тихонько отползла к стене. Сумасшедшая заметалась по яме, изредка поднимая к потолку искаженное яростью лицо и взвизгивая:

– Все тебя бросят, все оставят! Задохнешься собственной кровью! И Ореев меч тебе не поможет! Тело у него человечье, а душа – каленая, холодная… – Она внезапно остановилась, по-птичьи склонила голову к плечу и хихикнула: – Хотя тебе-то, дураку, неведомо про Ореев клинок… Ты и не знаешь, какую силу в руках держишь. Приказываешь ему, а он лишь самому прародителю Орею[14] был по руке! Даже Сварогов[15] кузнец его не удержал, куда уж тебе, глупый князь!

Она расхохоталась и смолкла. Забившись в угол, я настороженно следила за ее движениями. Однако сумасшедшая не нападала. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и плавно опустилась на пол. Ее голова склонилась на грудь, и нечесаные космы скрыли лицо. Я прислушалась. Дыхание безумицы было ровным. Заснула…