Флетчер Прэтт - Колодец Единорога Страница 16

— мое сердце? — Старик не ответил, и он продолжал с отчаянием: — Тот раз у меня был хотя бы выбор. А теперь?»

«Чем ближе к вершинам, тем круче становятся горы, — промолвил мудрец. — Ну, да не мне объяснять тебе это. Решай сам, что для тебя дороже — женская любовь или корона.»

«Да плевать я хотел и на корону, и на королевство! — вспылил Аргентарий. — Пусть герцог Микал… — Но заметил улыбку Астли и сник: — Да, конечно, ты прав, он сразу окажется под ее каблуком, и не я один от этого пострадаю. О Небо, осталось ли еще в этом мире хоть что-нибудь незамаранное?..»

Астли так ничего ему и не ответил. Король покинул его и уехал в Малый Лектис, и Ланхейра отправилась туда с ним.

Там они прожили почти целый год в любви и полном согласии, и она родила ему сынка по имени Моркар. Однако потом пришла весть о немирье между Бабоем и Пермандосом, причем оба города выслала корабли и нещадно грабили берега. Аргентарий действовал решительно, как всегда. Вышел в море, передав баронам приказ присоединяться. Ланхейре же было ведено ехать в Стассию, во дворец, и там ждать его возвращения. Королева Край выведала обо всем этом у мореходов Джентебби — ведь это наши посудины переправляли мариоланское ополчение на войну. И вот она собирает своих приспешников, этих синемордых из Ураведу, и отправляется Ланхейре наперерез. И как раз подгадала, должно быть, не без колдовства, — застигла ее в шхерах возле устья Наара. Да, злое дело там совершилось: на корабле Ланхейры перерезали всех, кроме ее самой и сынишки. Их двоих бросили в море, да еще распустили слух, будто это дело рук пермандосских пиратов. Вот так…

Одного только не учла королева Край, — в тамошних шхерах самая рыба, а где рыба, там и рыбаки. И вот один вагейский кораблик набрел, понимаешь, на судно, полное трупов, а неподалеку нашли и Ланхейру, — она все еще держалась на воде, завернув сына в свой плащ. Дело было к осени, и она простыла насмерть, бедняжка, но перед смертью успела-таки рассказать, что с ними на самом деле случилось. Говорят, когда королю Аргентарию передали, он сразу кинулся на Вагей, и по дороге люди мало что от него слышали, кроме приказов. Он велел привести королеву на площадь, и весь остров сбежался взглянуть, как ее будут судить. Что ж, Аргентарий задал ей только один вопрос: «За что?»

«За то, что ты презрел мою любовь, — ответила Край. — Попробуй-ка презреть мою ненависть! О, я отомщу, и это будет славная месть! Ты, побрезговавший испить со мной из Колодца, породишь династию королей, даже императоров, — но все будут с червоточинкой, все будут тщетно пить и пить из Колодца, стремясь к недосягаемому умиротворению и взыскуя славы, которой не достойны… А эти рыбаки — вас, неблагодарные, ответившие предательством на мою щедрость — вас я проклинаю! От рук морских демонов познаете вы Хохочущий Ужас!..»

Ей позволили уложить волосы по-ураведийски и перерезали горло. Мы, рыбаки, получили от Аргентария вечную хартию вольности. Герцог Микал удалился от двора и выстроил себе замок на самой границе с Миктоном; от него пошли герцоги Ос Эригу. И все это истинная правда — так рассказывал мне мой дедушка, Гийор Седовласый.

— А что сталось с Моркаром? — спросил Эйрар.

— Да ничего хорошего. Моркар и его сын сделались пиратами. В царствование Аурункулия оба попались лотайским купцам и угодили на виселицу. Ну, хватит болтать, пошли-ка на палубу! Слышишь, кричат? Должно быть, Вагей уже показался.

7. СНОВА НА ЙОЛЕ. ПОДАРКИ И ОТДАРКИ

Над морем вовсю светила луна; оказывается, они уже входили в лагуну. Вагей высился впереди, похожий на спящего сфинкса. Между каменными лапами, далеко вытянутыми вперед, было удивительно тихо — рыбаки, переговариваясь, вытаскивали весла. Домики на берегу казались плоскими в лунном пепельном свете: казалось, дремлющий сфинкс надел ожерелье.

— Она жила вон там, за горой, — вытянул руку рассказчик. — С тех пор там никто так и не поселился.

Эйрар промолчал. Слабость и дурнота, причиненные колдовством, почти улетучились, но поздний час и резкий ночной холод вызывали неодолимую зевоту. Весла мерно поскрипывали: не занятые греблей спускали и сворачивали паруса. Всматриваясь, Эйрар разглядел на берегу фигурки встречавших. Неподвижно и молча стояли они у края причала. Неверный свет делал их похожими на сгрудившихся детей.

— Твои?.. — спросил он старого Рудра. Тот проследил направление его взгляда… и вдруг заорал, что было мочи:

— Лево руля!.. Демоны! Морские демоны!.. Лево руля, говорю! Эй там, внизу, не жалеть весел!..

Кормчий с руганью навалился на руль, разворачивая суденышко. Рыбаки лихорадочно прятали последние паруса, втаскивали на борт весла и кувырком скатывались в палубные люки — а странные существа между тем были уже в воде и стремительно плыли навстречу, высоко держа круглые головы и почти не поднимая волны. Эйрар сунул руку в кошель, судорожно ища Книгу… Проклятие! — она осталась внизу, в каюте, в седельной сумке. Где-то рядом грохнула крышка люка, раздался испуганный крик:

— Откройте! Впустите меня! Впустите!.. — И вот уже морской демон взлетел на палубу йолы по оставленному кем-то веслу и кинулся прямо к несчастному, протягивая короткопалые ручки.

Рыбак кинулся было бежать, но тварь оказалась проворней. Настигнутый зашелся жутким хохочущим криком. Голос его сорвался на визг. И вновь дикий, нечеловеческий смех сумасшедшего…

— Шевелись, чародей!.. Сюда!.. — позвал голос Рудра из приоткрытого люка. Но Эйрар, не слушая, со всех ног пролетел мимо него к гарпунам, сложенным на козлах у мачты. Еще одна черная тень легко перемахнула фальшборт и метнулась к нему. Эйрар успел заметить горящие глаза под низким широким лбом и перепончатые лапы, распахнутые для объятия… и вогнал гарпун прямо в скользкое горло, выкрикивая первое, что явилось на ум:

— Йа-ада, аулне!.. Сгинь!

Пронзенная тварь все-таки задела когтями его локоть.

Краткого мгновения оказалось достаточно — Эйрара охватил тошнотворный, чудовищный ужас, какого он не знал еще никогда. Он почувствовал, как встают дыбом волосы; а рот ощеривается по-звериному. Судорожным, непроизвольным движением он рванулся назад, выдергивая засевший гарпун… Морской демон рухнул на палубу, окатив напоследок Эйрара холодной, черной, пузырящейся кровью.

Страх тотчас пропал. Юноша огляделся, трудно дыша. Ночные твари бесследно исчезли. Корабли чуть покачивались на волнах, лишенные управления, легкий бриз играл наполовину спущенными парусами. Сумасшедший рыбак приплясывал возле мачты, то и дело разражаясь леденящим душу хохотом, всякий раз переходившим в отчаянный крик ужаса. Эйрар услышал такие же вопли, доносившиеся с других кораблей. Несчастные безумцы один за другим выбрасывались через борт, милосердная вода навсегда смыкалась над ними. Дошел черед и до бедняги на йоле: на глазах у Эйрара он отлепился от мачты, смертоносная пляска повлекла его к краю палубы — к борту.