Сергей Смирнов - Цареградский оборотень Страница 16

Ныне княжич стоял где-то поблизости и смотрел на град. В неподвижном, безмолвном пламени его ромейской мудрости, пламени, похожем на купола цареградских храмов, святилищ Бога, Который у ромеев один,-- в том пламени весь град сгорал без остатка. В ромейской мудрости сгорало начало времен Турова рода, и сгорала, становясь бессильным прахом, шуяя великого князя Тура, таившаяся в основании града и доныне оборонявшая его от врагов.

Полный век миновал с той поры, когда по славянским землям пронеслись полчища обров-авар[38]. Дыхание у авар было красным, а у их кони скакали по земле не на копытах, а на волчьих лапах. Их мечи состояли из трех полос, сплетенных косою, и только одна из полос была железной, остальные же две полосы одноглазые аварские кузнецы выковывали целиком из ядовитых аспидов. Аварские щиты могли схватить вражеский меч зубами, аварские стрелы всегда попадали в сердце, потому что перед выстрелом стрелки на каждый наконечник осторожно надевали живое ястребиное око.

Никто не мог победить авар.

Половину восточных славян, антов[39], авары сделали рабами, а другую половину аварские колдуны превратили в овец, чтобы кормить своих хищных жеребцов их мясом . Полянам, как рассказывали самые старые, слепые поляне, авары вспарывали их большие животы и, повесив тела под седлами, качали в них, как в люльках, своих младенцев, пивших кровь вместо молока. Древлян авары загнали под землю, в норы, и затоптали конями. Дреговичам пришлось погрузиться глубоко в топи и годами дышать в темной глубине через камышовые трубки.

Только северцы не испугались клыкастых аварских коней и колдунов, но северское племя таяло в битвах, как брошенная на очаг горсть снега.

И вот однажды, когда северских воинов оставалась всего одна сотня без недели во главе с князем Туром, князю удалось хитростью зарубить их кагана, и тотчас все авары пропали, будто и не было их в помине.

Своего кагана, который вместо рта держал третью ноздрю, питавшуюся дымом жертвенных коней, авары всегда хранили в самой сердцевине войска и берегли пуще, чем муравьи или пчелы берегут свою плодовитую матку. Смерть от врага не могла угрожать кагану, ибо никому никогда не удавалось пробиться на своем коне в середину аварской орды, а все копья и стрелы, брошенные через головы авар,  застревали в чаще их высоких султанов. Никто не мог добросить копье или добить стрелой до кагана.

Однажды на закате северцы разбили посреди Поля стан и поклонились Солнцу, полагая, что видят светило в последний раз. Они ждали, что наутро подойдет аварская орда, и всем им придется погибнуть.

Однако ночью, раньше авар, подошла огромная туча, и бог Перун, показав из тучи по локоть свою шуюю, в которой был зажат огромный лук, выпустил в землю громовую стрелу, ослепившую северских коней. Пришлось воинам идти пешком на то место, куда угодила Перунова стрела. Там они наткнулись на теплый холм, в котором не сразу угадали великого тура, сраженного насмерть небесным князем.

Возрадовались северцы и отбили у тура его великие рога. Из рогов они к рассвету сделали могучий лук, а из яремной жилы быка вытянули тетиву, которая -- если ее оттягивали на один шаг и отпускали -- легко перебивала подставленый острием меч.

И вот перед самым восходом Солнца затмила весь восток и поползла по земле с гулом и грохотом, сверкая зубами щитов, другая туча -- черная аварская. Тогда князь Тур надел на себя три кольчуги, а на голову -- три железных шишака, для чего у двух верхних пришлось надрубить края. В правую руку он взял свою тяжелую пику, свитую косой из трех молодых ясеней, а в левую -- топор, выкованный целиком из железного самородка.

Воины князя вбили две берцовые кости тура в землю вроде столбов для ворот и прикрепили к ним жилами лук на высоте человечьего роста. Потом двое самых сильных богатырей сначала обмазали своего князя жиром, чтобы легко пошел по отшлифованной ладонями седелке лука, а потом осторожно, с натугой, подняли его и положили сверху, уперев подошвами сапог в тетиву. Князь пришелся своим пупом как раз на седелку. Княжеский конь, разрывая копытами землю, потянул тетиву, и тогда уж князь Тур последний раз вздохнул и запер дыхание, чтобы не завихлять при выстреле и не улететь не на славу а на позор, куда-нибудь в кривую канаву.

На два шага сумел отойти конь, напрягши все силы, и захрипел, да уж и того хватило -- по плечи князю пришлась седелка. Тут младший брат Туров размахнулся мечом и разрубил жилу, одним концом прикрепленную к тетиве, а другим -- к седлу жеребца.

Гукнула тетива так громко, что ближайшие воины опрокинулись навзничь и обмерли, а у остальных просто уши позаложило. Князь же северский полетел в сторону аварской орды, так что ветер пронзительно засвистел в щелях его шишаков. Хотели воины вскочить на коней и кинуться следом, да разве поскачешь прямо, а не вкривь, на слепых конях. Так и осталась вся сотня на месте, щурясь и ожидая, что будет.

Увидели авары живую стрелу, блестевшую на солнце невиданным наконечником, остановили коней, сгрудились и подняли мечи. А их зубастые щиты широко разинули свои пасти и стали пихаться -- всякий хотел заглотить целиком такую славную добычу.

Тогда и князь, летя да зорко поглядывая, приготовился к скорому бою, выставил копье и поднял руку с топором. Канул он в аварово войско и понесся сквозь, пробивая живую силу своим тройным шишаком. Дюжина аварских щитов подавилось княжьим копьем, но отяжелело оно от такой снизки и упало на землю. Авары стали махать своими аспидными мечами и изо всех сил рубить князя, шинковать его на лету. Удалось врагам рассечь его на мелкие кусочки. Отрубили они князю и руку с топором, но не удалось им сбить с неудержимого лета княжью шуюю. Так сильно выстрелил князем турий лук, что вооруженная рука, отскочив от тела и завертевшись на лету, снесла дюжину аварских голов, а тринадесятой достала безротую голову кагана. Каган не вскрикнул да и не успел бы, даже если бы мог. Удар топором пришелся ему прямо в лоб. С треском развалился каганов череп, и вместо крови вырвался из него вверх столб красного пара.

В мгновение ока сдулся весь каган, как проколотый бычий пузырь. А паровой столб закружился вихрем, подхватил всех авар и поднялся тучей. Не успели опомниться северцы, как им на головы посыпались с помутневшего неба всякие потроха и панциры, клешни и усики, ракушки и чешуя, и всякие диковинные хвосты и конечности морских уродцев, которых славяне никогда не видели. Зато всю эту водяную нечисть видели в прошлые века на своих золотых блюдах и тарелках, не имевших дна, как море, желтолицые императоры, что правили на самом краю земного востока. И не только видели, но и все давным-давно съели, оставив шелуху и очистки пропадать в глубине бездонных тарелок. Вот чем оказались на самом деле страшные обры-авары. А их кони -- те и вовсе не понятно из чего взялись и куда подевались. Когда пришли северцы на место, где остановилась перед сечей орда, то вместо коней нашли на следах от копыт и кучах лошадиного помета россыпи свитков, исписанных мудреными значками и буквицами. Разным картинкам подивились воины. Там были голые люди; у одних от пупов или ото лбов расходились круги, точно от брошенного в воду камня, а другие были все разделены межами на ровные части, как поле.