О. Шеремет - Большая Игра Страница 16

— Он старший ведь. А ты помнишь, как и почему мы выбрали его страшим? Да и вообще… не нравится он мне, мутный, — признал нехотя Клот. — Что, составим против его заговор?

Хоть Атропос и фыркнула, но идея показалась ей привлекательной. Ввести Игру в сердце Большой Игры… Оставить соперников в дураках не только ан Игровом Поле. Каково, а?

Они скрепили договор рукопожатием.

Скульд стоял, прижавшись лбом к холодному стеклу. Коагуляция. Затвердевание жидких веществ. О да, Алхимики знали своё дело. Аллегории, сплошные аллегории — всё для того, чтобы скрыть тайну превращения человека в Мага. Именно так, с большой буквы, а не в какого-то жалкого ярмарочного фокусника. А ему, Скульду, теперь приходится разбираться в том, что же имели в виду полубезумные старцы под всеми этими этапами Великого Делания!

Итак, он уже начал очищение духа Аски, нарушив её душевный баланс, выведя её на новый уровень восприятия мира. Боле тонкий, более болезненный. Теперь надо было закрепить её, уверить в том, что она никогда не станет такой, как прежде.

Но как? Кнут и пряник, не иначе. Кнут. Она понимает, что вляпалась в крупные неприятности, окунулась с головой в грязную лужу… Убедить её, что она не имеет права вылезать из этого дерьма. Что ей там — самое место. И в то же время показать, что и в луже есть приятные моменты.

И гениальная (само собой) идея скромно постучалась в дверь, придя откуда-то с задворков сознания… Грех. Сладкий запретный плод. Уж в чем, а в этом Повесе не было равных.

Они собрались в Сердце Лабиринта, как всегда. Наряженные, молчаливые. Разминка закончилась, герольды уже трубили в свои трубы, развернутые знамена метались по ветру. Вперед! Скульд бросил кости, не раздумывая. Не важно, что выпадет, впервые он ощутил прелесть своей тактики: не обращать внимания на внешние обстоятельства, воздействовать на Фишку только своими силами… ну, разве что оберегать её от смерти. Фишка сходит с дистанции по этой причине — и только по этой.

Клетка «Выбор».

— А ты не боишься, что она чего-нибудь вредное выберет? — Клот внимательно следил за Фишкой. — Паинек, как твоя, вечно на дрянь тянет.

Повеса не счел нужным отвечать, пожал плечами. Кажется, этот универсальный жест входит у него в привычку.

Вердан, не комментируя происходящее, поставил свою Фишку на пустое белое поле…. Но тут же раздался визг тормозов. Грохот и взрывы. «Несчастный случай», — испуганно шепнула клетка. Лахе ахнула и в испуге посмотрела на Лорда Как он поступит? Ему придется постараться, чтобы спасти свою Фишку!

Но на холеном лице аристократа не отразилось ни единой эмоции.

— Ваш ход, леди.

Лорда начали беспокоить настроение остальных Игроков. Неужели ему не удалось справиться со своими обязанностями? Какая уж там Игра, если стены Лабиринта вибрируют от незаданных вопросов, задушенных в себе подозрений.

Но, как бы то ни было, приходится сохранять хотя бы внешнюю заинтересованность в Игре. Как же это сложно, о великая Тихе!.. А они даже не знают, к чему стремятся.

Буква ЮД

«Вошла буква юд и сказала: „Творитель мира! Хорошо мною сотворить мир, потому что мною начинается твое святое имя“. Ответил ей Творец: „Достаточно того, что ты вписана в мое имя, в Меня, и все твои стремления ко Мне, и нельзя удалять тебя из всего этого“».

И всё-таки не удалось избежать осложнений. Вместо долгожданного выздоровления Елена снова слегла в постель с температурой и рвотой. Игорь предлагал остаться, твердил, что ему никакой Египет не нужен… Но женщине не очень-то хотелось, чтобы муж видел её такой — неухоженной, больной, жалкой. Пусть лучше отдохнет, да соскучится как следует. Свой билет она отдала дочке подруги, работавшей в флюорографии — студентка-отличница, которую после тяжелой сессии ветром шатало.

Когда всё так хорошо устроилось, она усердно принялась за лечение. Но ничего не помогало: у Елены началась лихорадка, головная боль почти не проходила, от яркого света резало глаза.

Врач поставил диагноз — менингит.

— …так что вам придется лечь в больницу. Елена Сергеевна, вы меня слышите?

Слова доходили как по испорченному помехами радиотелефону, путаясь, играя в прятки и постоянно натыкаясь на черное веретено. Оно крутится, крутится, ввинчиваясь в виски и вызывая эту страшную боль.

— Да, — женщина с трудом облизнула пересохшие губы. — Как скажете.

Когда она пришла в себя, вокруг стоял запах, знакомый по работе — больничный, лекарственно-гигиенический.

«У меня же менингит», — вспомнила женщина. Она повернула голову: рядом с койкой сидела молоденькая медсестра и читала журнал.

— Простите, — попробовала позвать её женщина, но из горла вырвался только слабый сип. Тем не менее, медсестричка услышала и подняла голову, улыбнулась. У неё был высокий белоснежный лоб и лицо с настолько правильными чертами лица, что, казалось, должно было принадлежать статуе. Елена подумала, что где-то она уже встречала эту красавицу… Быть может, она стажировалась у них в больнице?

— Что со мной? Меня скоро выпишут?

— Скоро, скоро, — успокоила её девушка, протягивая капсулу в яркой оболочке и стакан теплой воды. — Выпейте лекарство, пожалуйста, и за вашего мужа не волнуйтесь, никуда он от вас не денется…

— Что? — Елена от удивления едва не уронила стакан. — Что вы сказали про моего мужа?

— Разве? Я только попросила вас принять лекарство… Вам послушалось. При менингите бывают нарушения слуха.

Адам остался ночевать у трех подруг — ему положили в комнате надувной матрас, который всю ночь скользил по полу, стоило парню только перевернуться с боку на бок. Он смотрел в потолок и думал, что, пожалуй, такого с ним ещё не случалось… и ему это нравилось, черт возьми! Пусть Аска, как и грозилась, ушла гулять и вернулась поздно, когда их маленькие посиделки были в самом разгаре, она вела себя куда дружелюбнее.

Время от времени взгляд девушки становился бессмысленными, и приходилось повторять её имя два или три раза, прежде чем она реагировала, зато отвечала Аска с неизменной рассеянной улыбкой. Что-то в ней было от запутанной геометрической задачи, когда и не знаешь, с чего начать, чтобы найти решение.

Англичанин закинул руку за голову. Она сможет его изменить — такая спокойная, рассудительная, серьезная. В конце лета он предложит ей выйти за него замуж, и она, конечно, сначала обомлеет и попросит время подумать… Нет, не так. Она замолчит и покраснеет и отведёт глаза. А Адам тогда обнимет её, поцелует в шею — нет, в плечо, она будет в открытом летнем платье — и прошепчет что-нибудь типа: «Ну и каков же твой утвердительный ответ?». И…мм-м… они вернутся в Лондон, он представит Аску отцу. Тот сначала будет недоволен, но потом растает, когда увидит, какая она положительная со всех сторон. Адам окончит университет, станет работать в отцовской компании, а потом вечером, сидя за ужином (а Аска будет готовить умопомрачительно вкусно, потому что больше ей будет нечем заниматься), скажет, что хотел бы выдвинуть свою кандидатуру в Палату Общин… Нет. За какие-нибудь выдающиеся услуги королева сделает Адама пэром, и он будет заседать с важным видом в Верхней палате, говорить умные речи на злобу дня, и, когда он сядет, все будут рукоплескать ему, встав со своих мест… Потом почему-то чудесный сон смялся и превратился в одно веретено. Оно вертелось, жужжало и отплясывало какие-то дикие танцы, приближаясь в Адаму и увеличиваясь в размерах. Он пытался убежать, но гигантское веретено догоняло его, и вот уже тень нависла над ним…