Роберт Джордан - Око Мира Страница 16

— Слушайте все! Успокойтесь и послушайте! — Выкрики перешли в приглушенное бормотание. — Это уже не просто новости из внешнего мира. Это должно быть обсуждено на Совете Деревни. Мастер Фейн, если вы не против присоединиться к нам в гостинице, то мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

— Добрая кружка горячего вина с пряностями оказалась бы для меня сейчас кстати, — усмехнувшись, ответил торговец. Он спрыгнул с фургона, вытер руки о куртку и с готовностью оправил плащ. — Вас не затруднит присмотреть за моими лошадьми?

— А я хочу услышать, что он скажет! — раздался протестующий выкрик, потом еще несколько.

— Вы не можете так просто увести его! Меня жена послала за булавками! — Это заговорил Вит Конгар; он горбился под пристальными взглядами остальных, но стоял на своем.

— Мы тоже хотим задать вопросы! — крикнул кто-то из глубины толпы. — Я...

— Тихо! — гаркнул мэр, добившись испуганного молчания. — Когда Совет получит ответы на свои вопросы, мастер Фейн вернется и расскажет вам все новости. И продаст вам горшки и булавки. Эй, Тэд! Уведи лошадей мастера Фейна в стойла.

Тэм и Бран пошли рядом с торговцем, прочие члены Совета — вслед за ними, и вся процессия чинным шагом направилась к гостинице «Винный Ручей» и скрылась за плотно закрывшейся дверью, которая захлопнулась перед носом у тех, кто хотел проскользнуть вслед за Советом. На стук откликнулся лишь мэр:

— Ступайте по домам!

Люди бесцельно кружили перед гостиницей, переговариваясь, обсуждая то, что сказал торговец, и что это означает, то, о чем спросит Совет, и почему им должны дать все услышать и задать свои собственные вопросы. Кое-кто пробовал заглянуть внутрь через фасадные окна, а некоторые даже пытались расспрашивать Хью и Тэда, но о чем они хотели узнать, им и самим было не очень-то ясно. Два флегматичных конюха в ответ лишь бурчали и продолжали методично распрягать лошадей Фейна, одну за другой уводя в конюшню. Когда последняя лошадь оказалась в стойле, к фургону конюхи уже не вернулись.

Ранд не обращал внимания на толпу. Он присел на край древнего каменного фундамента, завернулся в плащ и уставился на дверь гостиницы. Гэалдан. Тар Валон. Сами названия городов и стран звучали необычно и волнующе. О тех местах он знал только понаслышке, от торговцев и по историям, что рассказывали охранники купцов. Айз Седай, войны, Лжедракон... сказки перед камином поздним вечером, когда единственная свеча отбрасывает на стену причудливые тени, когда за ставнями завывает ветер. Вообще-то Ранд считал, что ему хватает волков и буранов. Но там, за границами Двуречья, все должно быть совсем по-другому, как будто живешь в сказаниях менестреля. В приключении. В одном долгом приключении. Всю жизнь.

Жители деревни мало-помалу расходились, по-прежнему ворча и покачивая головами. Вит Конгар приостановился, чтобы посмотреть внутрь оставленного у гостиницы фургона, словно предполагал обнаружить другого спрятавшегося там торговца. Наконец осталось всего несколько человек, одна молодежь. Мэт и Перрин неспешным шагом подошли к Ранду.

— Не понимаю, как менестрелю удастся его переплюнуть, — возбужденно сказал Мэт. — Эх, знать бы, доведется ли хоть одним глазком увидеть этого Лжедракона?

Перрин тряхнул лохматой головой:

— Что-то мне не хочется смотреть на него. Может, где-нибудь в другом месте, но не в Двуречье. Не здесь, если это означает войну.

— Конечно, не здесь, если из-за этого тут появятся Айз Седай, — добавил Ранд. — Или ты позабыл, кто вызвал Разлом? Начать его мог и Дракон, но ведь именно Айз Седай разрушили мир.

— Я слышал однажды рассказ, — медленно сказал Мэт, — от охранника купца, что закупал здесь шерсть. Он говорил, будто Дракон может возродиться в час величайшей нужды в нем и спасет всех нас.

— Что ж, значит, он глуп, если верит в такое, — твердо сказал Перрин. — А ты был дураком, раз его слушал. — В голосе его не было гнева; он редко выходил из себя. Но иногда его сердили неуемные фантазии Мэта, и на этот раз в тоне его проскользнула нотка раздражения. — Сдается мне, потом он заявил еще, что мы все живем в новой Эпохе Легенд.

— Я не говорил, что поверил, — возразил Мэт. — Я всего-навсего слышал это. И Найнив тоже слышала, и я подумал тогда, что она готова содрать шкуру и с меня, и с охранника. Он сказал — это я про охранника, — что многие люди в это верят, только боятся говорить вслух. Боятся Айз Седай или Детей Света. После того, как на нас наткнулась Найнив, он больше ничего не стал говорить. Она передала его слова купцу, и тот заявил, что для охранника это была последняя поездка с ним.

— Вот и хорошо, — сказал Перрин. — Дракон собирается нас спасать? Звучит так, словно я с Коплином разговариваю.

— Что за нужда должна быть, чтобы нам захотелось Дракона в спасители? — сказал задумчиво Ранд. — Это почти то же самое, что просить помощи у Темного.

— Об этом он не говорил, — смущенно ответил Мэт. — И про новую Эпоху Легенд — ничего. Он сказал, что появление Дракона разорвало бы мир на части.

— Ага, наверняка это спасет нас, — сухо отозвался Перрин. — Еще один Разлом.

— Чтоб я сгорел! — заворчал Мэт. — Я лишь пересказываю то, что говорил охранник.

Перрин покачал головой:

— Я только надеюсь, что Айз Седай и этот Дракон, настоящий он или нет, останутся там, где они сейчас. Может, Двуречье переживет и без них.

— Ты думаешь, они на самом деле Друзья Темного? — Мэт глубокомысленно насупил брови.

— Кто? — спросил Ранд.

— Айз Седай.

Ранд глянул на Перрина, тот пожал плечами.

— Сказания... — начал он медленно, но Мэт перебил его:

— Не во всех сказаниях говорится, что они служат Темному, Ранд.

— О Свет, Мэт, — промолвил Ранд, — они же вызвали Разлом. Чего тебе еще надо?

— Да я так, раздумываю. — Мэт вздохнул, но в следующий миг снова ухмылялся: — Старый Байли Конгар утверждает, что их не существует. Ни Айз Седай. Ни Друзей Темного. Говорит, что это все россказни. Он заявлял, что и в Темного не верит.

Перрин фыркнул:

— Коплинские разговоры от Конгара. Чего еще можно ждать?

— Старый Байли называл Темного по имени. Держу пари, этого-то ты не знал.

— Свет! — выдохнул Ранд.

Ухмылка Мэта стала еще шире:

— Это произошло прошлой весной, как раз перед тем, как гусеница озимой совки появилась на его полях, и больше ни на чьих. Как раз перед этим все его домашние слегли с желтоглазой лихорадкой. Я все слышал. Он по-прежнему говорит, что не верит, но теперь, когда я как-то попросил его назвать Темного по имени, он швырнул в меня чем-то тяжелым.