Ник Перумов - Черное копье Страница 165

Однако остановить уцелевшие полки центра и правого крыла войска марки оказалось непросто. На их дороге встали отброшенные гвардейцами короля дунландцы, потрёпанные, потерявшие множество своих; и, мстя сразу за всё, в том числе и за будущий триумф сегодняшних врагов, прорываясь к спасительным лесам, всадники Рохана разметали дунландский строй окончательно и пошли по телам.

Но уже смыкались руки-крылья Олмерова войска, мчались истерлинги, ангмарцы, хазги, напирали орки, вновь появились всадники с тигроволками на длинных ремнях; роханские сотни щедро тратили последние стрелы, дорого продавая свои жизни, каждый шаг стоил врагу огромных жертв.

Королевское знамя вздрогнуло и исчезло среди моря конских и человеческих тел. Властитель Эдораса не стал искать дороги к спасению. Он принял смерть на поле, где похоронен был свободный Рохан…

Кольцо врагов сомкнулось. На упорно цепляющийся за жизнь четырёхугольник вестфольдской фаланги ударили со всех сторон. Какое-то время роханские храбрецы ещё находили в себе силы сопротивляться; но вот орки, не щадя себя, по телам своих мёртвых дорвались до самой линии щитов – и в невообразимой рукопашной, где в ход пошли уже не мечи и копья, а кинжалы, кулаки и чуть ли не зубы, сломали-таки строй противника. Началась кровавая резня…

Однако всемогущая Судьба хранила друзей и в эти страшные минуты. Они сумели не потеряться; держались рядом все: и эльфы, и гномы, и Атлис. Бойня кипела повсюду, под ногами хлюпала кровь – но надо было выбираться, если они хотели жить. И Атлис, рыча, вцепился в древко отскочившего от его кольчуги копья, ярость гондорца была столь велика, что он одним движением вырвал хазга из седла. Тот покатился прямо под ноги Торину, гном взмахнул топором… Атлис швырнул поводья хоббиту.

– Добывайте коней! – рявкнул гондорец.

И когда на них наскочили трое ангмарцев, эльфы без лишних слов срезали их подобранными тут же на земле стрелами, а Торин с Малышом, приняв грудью выпущенные в упор стрелы двух хазгов, сполна отплатили лучникам. Теперь можно было прыгать в сёдла…

Им вновь повезло. На их пути оказались конные ховрары – неважные лучники. Те попали несколько раз в закрывавших друзей собственными телами хоббита и гномов, но мифрил легко отразил их стрелы, а друзья отчаянным натиском продрались сквозь ховрарские ряды – и внезапно очутились на свободном месте. Они вырвались за пределы вражеского кольца; рядом спасительной тенью чернел лес. Бессмысленно было возвращаться в безнадёжно проигранное сражение; и они погнали коней к зарослям, вслед за другими роханцами, вышедшими из кольца врагов. Король Рохана ценой своей жизни проложил дорогу уцелевшей части своего войска. На поле боя ещё гремело оружие, ещё кто-то сопротивлялся, так и не сумев пробиться, но спасшимся приходилось удирать.

Дунландская доблесть! О тебе слишком долго не вспоминали. Горцы отомстили – легли сами, но дело своё сделали. Последний рубеж обороны был прорван. Вождю открывалась прямая дорога на Арнор.

Глава 11

Слово Санделло

Глухая чащоба. Овраг, дно устлано сухими травами. Кони привязаны к деревьям на склонах. Внизу, у груд жёлтого трескучего папоротника, собрались люди – человек сорок, может, даже пятьдесят. Высокое небо чисто, неяркое зимнее солнце скупо освещает глубокую ложбину. На небольшом костре жарится дичина, вокруг разложено разнообразное оружие. Царит тишина, лишь изредка, переступая с ноги на ногу, хрустнет сучком лошадь.

Уже пятый день уцелевшая половина роханского войска уходила от врага. Пятый день, как сотни посланных вдогон хазгов, волчьих всадников и орков обшаривали холмы и долины в поисках отставших небольших отрядов роханцев. Схватка неравная – врагов было стократ больше. Однако разбитые, частично рассеянные воины марки не помышляли о сдаче: роханцы по-прежнему огрызались при первой возможности, забирая, сколько могли, вражеских жизней. Но как!..

Фолко сидел у костерка, обхватив колени. Схлынуло отчаяние первых дней; осталось холодное упорство, слитое с тяжкой, подсердечной ненавистью.

Его товарищи при первом удобном случае предают огню и мечу дунландские деревни; Фолко не мог одобрить этой бессмысленной жестокости. Роханцы не щадили никого, даже кошек и собак; почти вся дунландская пехота полегла в битве, в селеньях оставались лишь старики да молодёжь; женщины молили о пощаде – тщетно; в глазах воинов марки этот народ стал главным виновником гибели их армии и королевства – и они отводили душу. Не считаясь с опасностью того, что их заметят, роханцы жгли дома, резали скотину, убивая всех, кто попадался под руку; спрятавшихся, впрочем, не искали.

Умом хоббит понимал кровавую свирепость своих товарищей по оружию. В отряде не осталось человека, у кого не погиб или не пропал бы без вести друг, брат, сын или отец; их родина осталась в руках неприятеля, и они могли только гадать, что приключилось с их близкими, никто не знал, живы ли остатки их семей, те, что укрылись в горах…

Фолко мог понять происходящее, но не простить. Его мутило от кошмарных кровавых сцен, свидетелем которых он стал; однако, как он ни отговаривал спутников, его не слушали; дело доходило до серьёзных ссор. Роханцы тешили сердца кровавой местью, и, для того чтобы наверняка остановить их, Фолко пришлось бы перебить весь их отряд.

Хоббит, эльфы и гномы, которым тоже претило убийство безоружных и бессмысленное разорение страны, пытались уговорить воинов марки скорее покинуть эти места и пробиваться на север, откуда неминуемо должны были наступать многочисленные арнорские полки. Роханцы отвечали на всё это полубезумным смехом. Фолко казалось, что многие просто повредились в уме от горечи поражения; они не хотели никуда уходить, они желали мстить, а на вполне резонные замечания Амрода и Беарнаса, что мстить должно только тем, у кого в руках оружие, следовала лишь чёрная брань. У Фолко начала зреть мысль об уходе из отряда. Однако после четырёх спалённых деревень роханцы как будто бы несколько поуспокоились.

…Много было раненых, чудом спасённых с поля боя. Мало стрел, мало еды, мало лечебных снадобий; где-то неподалёку слышался гнусный звук орочьего рога. Враг был близко, но никто не торопился схватиться за оружие. В непролазную крепь орки не лезли – они не знали леса, боялись и не доверяли ему. Из-за каждого ствола могла ударить смертельная стрела – а воинам Олмера после великой и очень большой кровью доставшейся победы теперь вовсе не хотелось умирать.

Не хотели умирать и те, кто вырвался из жерновов битвы на Исенской дуге. Они хотели дожить до того дня, когда последний враг будет изгнан из свободных земель Заката. Армия марки была разбита. Мрак простёр крылья далеко на запад, к берегам Великого моря; но что им с того? Пока есть силы и дыхание, они будут драться. Говорили, что принц Эодрейд, сын короля, Первый маршал марки, вырвался живым со смертного поля и теперь собирает уцелевших.