Нефритовый тигр - Сутямова Александра Страница 17

Когда сообщили, что горячая вода готова, Сона отвела «потерянную» в освещённую единственной свечой купальню. Комнатка располагалась в дальнем углу внутреннего двора, интерьером ей служила длинная промасленная бочка. Помещение хорошо проветривалось, поэтому запах сырости был слабым, а чёрная плесень если и появлялась, то незамедлительно травилась какими-то резкими настоями. Дощатый пол практически отсутствовал и выстилал малый кусок до ванны и под ней. Гости и мужчины дома пользовались бочкой, хозяйка же и слуги довольствовались вёдрами и ковшом, скрытыми в передней части помещения, за ширмами. Аи считала ванну для себя непростительной тратой дорогостоящего ресурса, а рабам она была не положена. Хотя если посмотреть, сколько хлопот доставляло девушкам вскипятить и перетаскать воду из кухни в отдалённую ванну, а затем вычерпать её назад, начистить и высушить купальню, то становится очевидно, что самим им вполне хватало инвентаря за ширмой.

– Тебе нужна помощь? – укладывая на лавку при входе чистую одежду, спросила девочку Сона. Но та не ответила и осталась неподвижной.

Тогда девушка помогла ей залезть в ванну и принялась осматривать длинные, потерявшие цвет волосы ребёнка на предмет наличия непрошеных жителей. Диагноз оправдал все опасения: лечение предстояло долгое. Первым делом было решено взять ножницы, затем, нанеся приготовленную служанками мазь по всей длине заметно укороченных волос, она перешла к обработке ссадин от старых побоев, сплошь покрывающих спину и руки рабыни.

«Зверство! Люди настолько панически боятся собственного ничтожества, что готовы втоптать в грязь любого, лишь бы казаться чуть выше, а если при этом удовлетворяются ещё и лень с жадностью или больные желания, то это уже джек-пот. Но ребёнок тут причём?! Бедняжка… Больше тебя никто не ударит! Нужно пригласить лекаря на завтра… А это что? – Ковш с тёплой водой, из которого поливали девочку, завис в воздухе. – Скоты!»

На левом предплечье девочки находился давно выжженный квадрат с витиеватым узором, складывающимся в слово «пен кхон»[77], что на языке Западного солнца значило «принадлежать».

– Не бойся, – неожиданно для себя Сона вновь заговорила на другом языке, так же, как тогда в лагере. Новая фонетика была трудной для ней, не привыкшей к языку западной страны, и выдавала неизвестный слышащим акцент. – Я не позволю тебя обижать. Твоё имя Кхуамван? Так записано в документе.

Но подопечная и в этот раз не ответила.

«Может, она забыла родной язык? Забуду ли я свой?»

– Не бойся, – повторила девушка уже на знакомом языке Южных равнин. Она помогла гостье дома надеть свежую одежду, старательно закрывая длинным рукавом предплечье рабыни, хранившее ужасающую тайну прошлого. – Запомни, никому не показывай клеймо и ни с кем не разговаривай, кроме того юноши и меня, – Сона на всякий случай продублировала своё наставление жестами.

«Надо придумать какую-нибудь повязку, чтобы ни у домашних, ни у врача не возникло вопросов».

Завершив санитарные процедуры, Сона отвела девочку на кухню, где её дожидался горячий ужин и сладости. Собравшиеся наблюдали за тем, как ребёнок боязливо тянется к тарелке, опасаясь, наверное, наказания за такую обыденную для всех вещь – еду.

«Люди так живут? Это же невыносимо! А их там целый рынок, и каждый терпит подобное. – В голове Соны вдруг мелькнула ранее старательно отгоняемая мысль: – Жу был прав, за эту цену мы могли бы спасти несколько детей. Я слишком плохо торгуюсь!»

– Кушай, кушай, всё тебе, – мягко подбадривала Аи. – Мэй[78], принеси каштановый пирог, – обратилась она к хрупкой рабыне дома.

– Но вы готовили его на завтра… – поспешила напомнить та.

– Время есть, испечём новый. Посыльный придёт только после первого часа утреннего Солнца.[79]

– Не стоит, – перебила их Сона. – Должно быть, она не ела целый день, не стоит тяготить оголодавший живот.

– Совсем бедняжка, – искренне сопереживала женщина. – Куда бы нам пристроить очередного постояльца?

– Поживёт со мной, – отозвалась Сона.

– Не потеснит?

– Если позволите, я расстелю для себя те тёплые одеяла, а гостья займёт мою лавку.

– Да-да, конечно, и не спрашивай! – по-доброму, но с заметным облегчением согласилась хозяйка дома, ведь проблема размещения неожиданного гостя разрешилась сама собой.

– Хотела бы попросить на завтра новый ковш с углём.

– Мэй принесёт утром, – Аи посмотрела на служанку.

– Слушаюсь, – ответила Мэй.

– Какое у тебя имя? Кто твои родители? – хозяйка перевела внимание на гостью.

Девочка вопросительно посмотрела на спасительницу и, вероятно, прочитав на её лице запрет, вновь застучала ложкой по тарелке.

– Думаю, она не знает южный язык, – ответила за свою подопечную Сона.

– Будет сложно… Утром отправлю Мана на площадь разузнать, что известно.

– На кухне и без того забот достаточно, – остановила её Сона. – Я обременила вас просьбой о Ху Цзы и не посмею просить о прочем.

– Разве можно так говорить о детях?! – отмахнулась женщина.

– Сам схожу, – вступил в разговор появившийся в дверях Чжу Жу. – Нечего ему без толку слоняться, а то взвалит свою работу на девушек, а те и боятся главному слуге поперёк возразить.

– Так мне даже спокойнее будет, – согласилась Аи. – А тебя, – она повернулась к неизвестной, – я пока назову Ми Лу, согласна? Нехорошо человеку быть без имени, даже у рабов оно есть.

Стремление добронравной Аи помочь «потерявшемуся» ребёнку рвало Сону изнутри:

«Мне стыдно вас обманывать. Однако покупка нелегальная, следовательно, чем меньше людей знают, тем лучше. Надо найти способ вывести её из города. Документы у меня, а клеймо… Придумаю. У ворот потребуют именную табличку, которой нет. И разрешения Юй Куо, до сих пор числящегося хозяином, тоже нет. Что делать? Получается, по моей вине девочка застряла в городе? Есть только один выход – ей нужно стать свободной. Да, только так она раз и навсегда избавится от преследования, ведь будет свободной по закону страны. Но для меня это опасно. Иностранка, нарушившая закон. Теперь я вор. Если поймают… Стоит ли оно того?»

Сона продолжала смотреть на этого затравленного молчаливого ребёнка. В ответ истощённая девочка взглянула на свою благодетельницу, накладывающую ей добавку жидкой рисовой каши, и широко улыбнулась.

«Да, стоит».

* * *

– Госпожа Бай, к вам гость, – сообщил вечно уставший Ман.

Вслед за ним появился знакомый мальчишка в запылённой шёлковой одежде белого цвета. Теперь, при дневном свете, Сона могла разглядеть его лучше. Это был и вправду пухловатый школьник с широкими бровями и немного задранным кончиком носа. Учение Чи порицало принесение жертв простыми людьми, не служащими в храмах, а потому его последователи не носили красный биси[80], в отличие от других представителей знати. Вместо него, даже перед церемониями, повязывался фиолетовый, под цвет головному убору учёного, тканевый пояс, расшитый изображениями Духа мудрости[81] Гуй Сюэ. Плечи и грудь носившего форму также украшала большая черепаха. Такие нашивки, в виде круга, олицетворяли благоразумие и опыт, необходимый миру, и срывались с формы ученика при уличении его в неподобающем философу поведении. К поясу Сяо Ла были прикреплены тяжёлый кошель и нефритовая подвеска рода.

– Госпожа, – мальчик приложил кулак к груди.

Сона находилась на заднем дворе посреди разнообразия плетёной посуды со множеством различных ботанических экземпляров. Незнающему могло показаться, будто он попал в лавку аптекаря: корешки и стебли, кусочки стволов и кора деревьев, сушёные перец и горькие травы, кожура фруктов и семена злаков – сегодня Соне было поручено смешать в определенных пропорциях приправы для знаменитого трёхвкусового бульона Аи, ради которого в закусочной часто собирались достопочтенные горожане. «Трёхвкусовым» он назывался из-за того, что для его приготовления варилось два вида субпродуктов, говяжьи и свиные, а также целая утка. Запах пряных и острых специй разносился далеко за пределы дома, тщательно оберегавшего семейный рецепт, полностью известный лишь хозяйке.