Джон Толкин - Хоббит или туда и обратно Страница 17

Глубоко-глубоко под землей у темной воды жил старый Голлум, маленькое склизкое существо. Не знаю, откуда он пришел и кто вообще такой. Он — Голлум, черный, как тьма, только два больших круглых глаза белеют на узкой морде. Он тихо плавал в лодочке по большому, глубокому и холодному, как смерть, озеру — греб без единого всплеска, свесив за борт большие перепончатые лапы. Бледными глазами-прожекторами высматривал Голлум слепых рыб и быстрее мысли хватал их длинными пальцами. Мясное он тоже любил, особенно гоблинов, когда мог раздобыть; но сам никогда не попадался им на глаза. Он душил их сзади, если какой-нибудь бедолага в одиночку спускался к воде. Случалось это редко: у гоблинов было чувство, что в самой глубине гор обитает что-то нехорошее. На озеро они наткнулись давным-давно, прокладывая туннель, и, поняв, что дальше дороги нет, на этом месте остановились. По своей воле они сюда не ходили, только по приказу Великого Гоблина. Иногда ему хотелось рыбки из озера, и часто он не дожидался ни рыбы, ни рыбака.

Вообще-то Голлум жил на склизком каменном острове посредине озера. Сейчас своими белесыми глазами он как в бинокль изучал Бильбо. Хоббит его не видел, а вот Голлум усиленно гадал, кто это такой, потому что явно не гоблин.

Голлум сел в лодку и оттолкнулся от берега. Бильбо тем временем сидел на берегу в полной растерянности, совершенно сбитый с дороги и с толку. Вдруг появился Голлум и с присвистом зашипел:

— Тсс, моя радоссть! Ссдается, что это нечто съедобное, лакомый кусочек для нас, голлум! — При слове «голлум» он громко булькнул горлом, сглатывая слюну. Отсюда он и получил свое имя, хотя сам называл себя не иначе чем «моя радоссть».

Бильбо чуть из кожи не выпрыгнул, когда у него зашипело под самых ухом, и внезапно увидел перед собой бледные светящиеся глаза.

— Ты кто? — спросил хоббит, выставляя вперед кинжал.

— Кто оно, моя радоссть? — прошептал Голлум (он всегда говорил сам с собой, потому что больше никого рядом не было). Сейчас им двигал не голод, а любопытство, иначе он сперва бы схватил, потом зашептал.

— Я — мистер Бильбо Бэггинс. Я потерял гномов и потерял волшебника и не знаю, где нахожусь, и не хочу знать, мне бы только отсюда выбраться.

— А что у них в персстах? — спросил Голлум, глядя на меч, который ему совершенно не понравился.

— Меч, клинок из Гондолина!

— Шш, — сказал Голлум и сразу стал очень вежливым. — Шшто если оно посидит и посудачит с нами, моя радоссть? Оно любит загадки, ссдается, моя радоссть? — Голлум старался казаться приветливым, по крайней мере сейчас, пока не узнает больше про меч и хоббита, действительно ли он совершенно один, годится ли он в пищу, и хочется ли Голлуму есть. Кроме загадок ему ничего в голову не пришло. Загадывать их и иногда разгадывать — единственная игра, в которую он играл с забавными тварями, сидевшими по норам — давным-давно, до того, как растерял всех друзей, и лишился дома, и вынужден был уползти далеко-далеко в недра горы.

— Хорошо, — ответил Бильбо. Он старался казаться сговорчивым, пока не узнает больше про это создание, совсем ли оно одно, не злое ли и не голодное, и не дружит ли с гоблинами.

— Загадывай первым, — сказал хоббит, потому что не успел придумать загадку.

И Голлум прошипел:

Что к самому небувзросло без корней,высокого дубасильней и видней?

— Это легко! — ответил Бильбо. — Гора, я думаю.

— Оно быстро соображает? Устроим состязание, моя радоссть! Если радоссть спросит, а оно не ответит, мы его съедим, а если оно спросит, а мы не ответим, мы сделаем, что оно хочет, а? Мы покажем ему дорогу наружу!

— Идет! — сказал Бильбо, не решаясь спорить и лихорадочно придумывая загадку, которая спасла бы его от пасти этого существа.

Белые конина красном склоне.Коням несыто,стучат копыта.

Это все, что он смог вспомнить — мысль о пасти не шла у него из головы. Загадка была старая, и Голлум не хуже вашего знал ответ.

— Просто, просто, — зашипел он. — Зубы! зубы! моя радоссть; но у нас их только шесть!

И он задал вторую загадку:

Бескрылый летает,безрукий стучит,беззубый кусает,безгубый кричит.

— Минуточку! — вскричал Бильбо, который по-прежнему думал о пасти. К счастью, он раньше слышал похожие загадки, и, взяв себя в руки, быстро придумал ответ. — Ветер, ветер. — Он так обрадовался, что с ходу сочинил новую.

«Это заставит скользкую подземную тварь поломать голову», — подумал хоббит.

Смотрит синее лицожелтым глазом вниз,а зеленое лицожелтым глазом ввысь.

— Шш, шш, шш. — Голлум так давно жил под землей, что про все такое забыл. Однако, как только у Бильбо появилась надежда, что гадкое создание сдастся, Голлум вспомнил то, что видел давным-давно-предавно, когда жил с бабушкой в норе под речным обрывом.

— Шш, шш, моя радоссть, — сказал он. — Это солнце смотрит на маргаритку.

Врочем, обычные наземные загадки его утомили. Они напоминали о днях, когда Голлум не был таким одиноким, гадким и грязным, а это его злило. Более того, это разбудило в нем голод, и он решил выдумать что-нибудь похитрее и менее приятное.

Она никогда не рождалась на свет,ни вида, ни звука, ни вкуса в ней нет;она обитает в глубинах земли,в закрытом ларце и в надзвездной дали;она есть начало всего и конец;и страх в ней великий для смертных сердец.

К несчастью для Голлума, Бильбо слышал похожую загадку, к тому же ответ окружал его со всех сторон.

— Тьма! — ответил он, даже не почесав в затылке и не пораскинув мозгами.

Шкатулка без крышки, ключа и щелей;но клад золотой заключается в ней.

Бильбо хотел выиграть время, пока не придумает что-нибудь покаверзнее. Уж эту-то Голлум разгадает с ходу, хотя он и немного изменил слова. Однако для Голлума загадка оказалась крепким орешком. Он зашипел про себя, но разгадка не приходила, поэтому он продолжал шипеть и отдуваться.

Бильбо начал терять терпение.

— Так что это? Ответ — не кипящий чайник, как можно подумать по звукам, которые ты издаешь.

— Надо поразмыслить, пусть оно даст нам поразмыслить, моя радосс-сс-сть.

— Ну, — сказал Бильбо, дав ему основательно поразмыслить, — что-нибудь надумал?

И тут Голлум внезапно вспомнил, как давным-давно разорял птичьи гнезда, и сидя под речным обрывом учил свою бабушку высасывать…