Алексей Чернов - Темный рыцарь Алкмаара Страница 17

— Могу я переговорить с инквизитором? — внезапно сбавив тон, спросил Ренард.

— Нет. Твое дело — указывать дорогу. Тебе ясно? — Монах попытался изобразить что-то уж совершенно снисходительно-начальственное.

«Вот сука, — подумал Ренард. — Я всегда готов служить Империи! Но почему приходится при этом служить всякой мерзкой дряни?»

— Ясно. Да не совсем. Нужны деньги на припасы — сухари, уксус, сыр, копченые ребра, горох. Овес для лошадей. Кто выдаст? Старший ключник?

— Лишних припасов в замке нет, — объявил монах.

— Тогда деньги.

Монах сначала посерел, потом покраснел.

— Жители города обязаны снабжать армию по первому требованию… — выдохнул он, весь трясясь от праведного гнева.

— Без денег ничего забирать не буду. Деньги, да не зеленая медь, по краешку вся обкусанная, а полновесное золото или, на худой конец, серебро. Или езжай сам проводником — и следуй своей инструкции! — Голос Ренарда заледенел от ярости.

— Да тебя в подвалы инквизиции запрут!

— Отказ грабить свое же население — ересь?

Монах побагровел. Потом засунул руку в карман свой коричневой рясы, немного помедлил и, наконец, извлек заранее приготовленный кожаный мешочек. Не прояви Ренард настойчивости, сей мешочек так бы и остался в кармане монаха.

Следопыт буквально вырвал добычу из пухлых пальцев, растянул ремешок. Внутри было серебро — монет двадцать. Ну что ж, не так уж и плохо. На припасы должно хватить.

— Здесь распишись! — монах подтолкнул сшитую суровыми нитками книгу. — Получил двадцать пять серебреных «демосов» на нужды отряда.

— Двадцать пять? — Ренард высыпал серебро на стол и стал пересчитывать.

— Двадцать… — откашлявшись, сказал монах и ткнул пальцем в нужную строчку.

Ренард ссыпал двадцать монет назад в мешочек и расписался.

— Доволен? — Монах сопел от злости, будто отдал следопыту свои последние личные сбережения.

— Да что уж там! — махнул рукой следопыт. — Давай сюда твою поэму.

Монах открыл рот, чтобы одернуть наглеца, но ни одной подходящей фразы не нашлось. Посему рот захлопнул, свернул свиток с наставлениями и протянул Ренарду.

Следопыт сунул свиток за пояс. Ну что за дурацкое задание! Тащиться в полуразрушенный Ниинорд, когда огромная армия проклятых собирается в землях Империи неподалеку! Да, лучники и рыцари смело сражаются, но как им устоять против тех, кто не боится смерти и, пав в бою, снова возвращается в армию Бетрезена из Преисподней, получив новое тело?

Но приказ есть приказ, и в Империи, — которая сама, в общем-то, и есть одна сплошная армия, только тем и занятая, что постоянно молится и воюет, — приказы не обсуждают.

Монах закрыл чернильницу, сгреб свитки в кожаный футляр и потрусил из залы. Ренард слегка поклонился — получилось так, что поклонился он спине и заднице этого треклятого монаха. Цесарея даже не заметила ни спора из-за денег, ни ухода казначея.

Монахиня-то она монахиня, но при этом совсем девочка, бледное лицо кажется прозрачным из-за темного убора и парчового платка, плотно обхватившего тонкую шею. И платье на ней длинное, до полу — в таком неудобно сидеть верхом на лошади, и уж тем более карабкаться по каменистой тропе где-нибудь в приграничье. Но монахиням не положено иное платье, хотя все же в дорогу можно и переодеться…

Ренард зачем-то вытащил свиток из-за пояса и вновь пробежал глазами начало инструкции:

«Приказываю отвезти монахиню Цесарею в Ниинорд…»

Ну что ж, раз приказано довезти и оставить в этом самом Ниинорде, будто кинуть в пасть демонам, значит, будет сделано.

Мерзкие нынче наступили времена. Немногие купцы, что вернулись из Алкмаара, доносили, что там бушует эпидемия чумы. Все порты на имперском берегу Горгового моря уже закрыли, и прибывших посадили на карантин. Товары сожгли вместе с одеждой, а корабли окуривали дымом можжевельника и чистили потоками сильнейшей магии. На счастье, чума так и осталась в алкмаарских землях. Да, эту беду пока удалось отвести, а вот что делать с проклятыми — никто, похоже, не ведал. Когда расселась земля, и из адского пламени вылезли огромные демоны, дыша огнем, все будто обезумели от страха. Одни бежали, куда глаза глядят, другие в ужасе преклоняли колена перед проклятыми. Каждому вновь обращенному демоны выжигали пентаграмму на лбу, после чего, потеряв остатки воли, одержимые готовы были без звука умереть по приказу Бетрезена.

Ренарду довелось сражаться с одержимыми — они были плохими вояками, но брали числом, ни минуты не колеблясь, кидались на клинки и копья голой грудью.

«А ведь это все наши, наши», — гнал Ренард мысль, причиняющую почти физическую боль.

Уничтожив Бетренбург, проклятые двинулись не на столицу Империи, как все ожидали, а на северо-восток. Зачем? Неведомо. Ясно было одно — их гонит туда воля Падшего. И движутся они то ли в земли гномов, то ли эльфов, сжигая при этом города и села Империи. Умники в столице предлагали вообще не оказывать сопротивления — отступить, сберечь армию и поглядеть, что будет. Отдельные следопыты, такие как Ренард, пытались увести беззащитных жителей с пути проклятой армии. Две деревни удалось спасти, три были сожжены дотла.

Ниинорд был захвачен легионами проклятых, разграблен, сожжен, а потом внезапно оставлен армией Бетрезена. Отступавшие разрозненные отряды Империи снова заняли развалины и даже кое-как смогли подреставрировать стены и закрепиться в полуразрушенном городке. В крепость теперь стекались уцелевшие беженцы с близлежащих земель, туда же свозили раненых, а их было много, очень много, и они умирали десятками каждый день. Им в самом деле нужна была монахиня, способная магией излечивать раны. Нелепость и безвыходность всегда соседствуют на войне. Хорошо бы найти такого мага, который сумел бы предусмотреть все ошибки и промахи подчиненных. Но с провидцами дела пока обстоят туго, а потому, потеряв отличную крепость Бетренбург, солдаты Империи должны оборонять ни на что не годный Ниинорд.

— Ты хоть лечить умеешь? — спросил Ренард у девчонки, вновь пряча свиток с приказом за пояс.

— Умею. — Голос ее зазвенел, будто колокольчик.

— У меня тут язва.

Он наклонился, сдернул грязный платок и продемонстрировал серую шею, на которой ближе к правому уху цвел алый фурункул, крошечный гнойный вулкан.

— Сядь, пожалуйста, достойный воин, тебе будет удобнее. — Цесарея указала на деревянное кресло у окна.

Одна створка рамы была открыта, и солнечный свет падал ярким платком на каменный пол, вторая половина оставалась затворенной, и лучи, проникая сквозь зеленые и красные стекла тяжелого свинцового переплета, ложились на пол цветным узором.