Customer - Власть над водами пресными и солеными. Книга 1 Страница 17

Зато он красивый.

Притягательность красивых смертельных миров — глобальна. Вот и сэр Галахад с его полуэльфийкой подпали под их обаяние. И регулярно убегают из скучной повседневности во вселенную фэнтези, где самые задрипанные делишки и людишки расцветают дизайнерскими клумбами. Я их понимаю. Гера тоже понимает, хотя поначалу морщился.

От ролевиков все морщатся. Не могут удержаться, натыкаясь на нелепые имена, с четырьмя гласными-согласными подряд — «иаиэль»! «ррск»! на доспехи травленого алюминия, на попытки фехтовать самодельным оружием в самодельном стиле… И главное — упорство раздражает. Упорство, с которым каждый эскапист восстанавливает свой игрушечный мир, потоптанный железным сапогом здравомыслия.

Наверное, потому Галахад с подругой и навещают меня, что в моей голове здравомыслия немного. То есть ровно столько, сколько требуется мне. И я не делюсь его запасами ни с кем. Пусть живут безмятежно.

Я не говорю им, что все это — фальшивая магия. Механический божок, весь на тросиках-пружинках, демонстрирует нам фокусы-покусы, подпрыгивая на ниточках. А мы, дети у будочки кукольника, смотрим, раскрыв рты. И воспринимаем, как настоящую, — до тех пор, пока не придет время положиться на эту магию. Вверить ей что-нибудь действительно дорогое. Жизнь. Любовь. Здоровье.

Может быть, вера в магию нас и спасет. А может, и нет. Вера, как на нее ни налегай, не всесильна. Хоть и прибавляет сил, когда их почти не осталось. Но все-таки не делает нас ни могущественными, ни даже просто могучими.

Фальшивой магии в мире пропасть. И каждая ее частица зазывно переливается, шепчет: доверься мне! Положись на меня! Задействуй меня! Отдайся мне! И будет тебе счастье…

Но единственное место, где магия действует — это подсознание. Только здесь слова, жесты и биохимия — пассы, заклинания и снадобья — преображают реальность, изменяя суть вещей, делая их новыми, неожиданными, пугающими или прекрасными. Подсознание и есть страна настоящих богов, демонов, колдунов и монстров. В окружающей действительности наши внутренние суры и асуры[13] бессильны.

Убей я в своем верхнем мире хоть того же папашу сэра Галахада, в нашем мироздании он и ломоту в шее не заработает. Я уж у Майки поинтересовалась — жив-здоров, что ему сделается.

Но как же хочется обрести тайную власть над людьми, вещами и событиями! Пошептать, покружиться, воткнуть иглу в восковую куколку — и противник у тебя в руках, поверженный и недужный. И хорошо, что так не выходит. Магия — палка о двух концах. Если ты кого-то уделал — значит, кто-то и тебя уделает, когда доберется. Для сознающего, где проживает истинная магия, главное не впускать врага в свое подсознание. Чтоб не покуражился, не скрутил тебя в бараний рог и в морской узел. И будешь принадлежать себе — насколько это вообще возможно.

Зато ничто не мешает раскрыть сокровищницы своего подсознания слушателю, словно страницы старинной книги с драгоценными миниатюрами и витиеватой каллиграфией.

Потому я и рассказываю о верхнем мире, как рассказывают о замысле будущей книги, излагаю его законы, видимые мне одной, иногда даже беседую со слушателями от лица Морехода, которого сэр Саша и полуэльфийка Ира очень уважают за здоровый цинизм и умение ориентироваться в потемках человеческой души.

Если бы на месте Герки на наших сборищах присутствовала его матушка, она бы мигом решила: эти дети плохо на тебя влияют, Ася! Они потакают твоей болезни! Они принимают твой бред всерьез! Они доведут тебя до ручки, а это моя привилегия. Так что все вон!

Хорошо, что Гера не похож на мать.

— А что было… — племянник останавливается на полуфразе и задумчиво прищуривается на люстру. Он у меня тормоз.

— Потом? — не выдерживаю я.

— Не потом, а перед тем, — мягко поправляет Гера. — Откуда я взялся?

— Ну, — давясь хохотом, начинаю я, — сначала Майя Робертовна решила, что не пошли бы мы нафиг со своими попытками познакомить ее с мальчиком из приличной семьи. И уехала, никого не спросясь, в археологическую экспедицию. Вернулась и заявила, что все археологи — козлы. Потом был фестиваль бардовской песни, там тоже преобладали парнокопытные…

Гера продолжал смотреть на люстру со скучающим выражением лица. Свое по поводу отсутствия Большого Папы он давно отстрадал и забил на вопрос о биологическом отце себя. Но мне все равно стало стыдно.

— Ладно, ладно, молчу.

— Лучше не молчи, а ответь на МОЙ вопрос.

— Ну, не могло же мое подсознание обойти молчанием твой светлый образ? Тебя не то что обойти — тебя и объехать не всегда получается… Мы столько лет вместе, вот и мое альтер-эго обзавелось альтер-Геркой.

— Но у этого малого с ласковым именем Дубина есть хоть какая-то биография? — с неожиданной обидой поинтересовался Гера.

— Ну разумеется, есть! — безапелляционно заявила я, не зная, как бы поделикатнее выпутаться из этой ловушки. — Только она… не похожа на производственную характеристику.

— Так я преступник? — оживился Герка.

— Хуже! — обрубила я. — Палач.

Его биография — как и биография Старого Викинга — до поры до времени оставалась смутной. Ну да, какие-то они маргиналы — то ли воры, то ли киллеры, то ли одичавшие фрилансеры… Куда их несет и зачем — тем более непонятно. И уж совершенно покрыто мраком тайны, откуда.

А вот откуда. Оказавшись в шкуре, а главное, в психологическом поле Дубины, я ощутила совершенно незнакомое мне до сих пор удовольствие от подчинения. Это было настолько непривычное чувство, что я возмутилась всеми своими ипостасями: да я, да я! Да я ни одной задачи, начальством поставленной, не выполнила, не побрюзжав! Да я всю жизнь свою построила так, чтоб мне никто (ну, почти никто) не мог указать: быстро пошла и сделала то-то и се-то! Да я одиночка и строптивица, каких поискать!

Впрочем, все мои привычки так при мне и остались. Просто «я» Геркулеса демонстрировало себя: видишь, можно жить и так…

И тут выяснилось, что Дубина был… принц. Королевский отпрыск. Самых что ни на есть голубых кровей. И поэтому он так хорошо сжился с ролью раба. Короли и их отпрыски — существа подневольные. Своих чувств, мыслей и планов у них быть не может. По жизни и по определению. Когда тебе собственные яйца не принадлежат и ты смотришь на них, как на государственное достояние, тебя очень легко превратить в племенного производителя. Что ненамного лучше рабства. Уменьшить порцию комфорта, положенного чемпиону породы, — и ты уже раб.

Дубине нравилось слушаться. Он любил, чтобы им руководили, чтобы ему приказывали, чтобы им распоряжались. Он даже не оценивал данные ему указания. Удовольствием было получить приказ и выполнить его с нечеловеческой четкостью, не набиваясь на хозяйские похвалы и награды.