Ахэнне - Virgo Regina Страница 17

Неправильно — элитнику любить третьесортника. Неправильно — третьесортнику надеяться на любовь элитника.

Но законы и логика разрушилась, будто трухлявая стена от чугунного орудия — в момент, когда Доминик сбежал от госпожи и воли Королевы. Его не хватились и не объявили в розыск, хотя он пока остерегался выходить на улицу под вездесущие камеры. Впрочем, его устроило бы жить хоть сто лет, хлопоча по хозяйству дома, поддерживая идеальный порядок и не сталкиваясь с окружающим миром. К коему особой приязни не питал.

Устроило бы?

Теодор порой задерживался до вечера, сумерки плотным киселем заливали окна, ползли по полу и стенам. У сумерек душа одиночества. И поскольку вечером все дела закончены, Доминику становилось неуютно, хотелось бежать на улицы, искать своего покровителя; здравый рассудок удерживал его от подобных безумств, но ядовитые побеги тоски прорастали быстро, за каких-то полчаса.

В такие моменты Доминик становился у большого ромбовидного окна, клал ладони на подоконник и пел.

Кажется, он зарекся петь? Никому не нужный талант едва не отправил его в ад. Поначалу Доминика тянуло вырезать голосовые связки — схватить нож и чиркнуть, будто спичкой, по горлу. Конечно, он был неспособен на такое.

К боли нельзя привыкнуть.

'Но ведь вместо путевки в ад я очутился у Тео'.

Сумеречная тишина казалась тягостной, невыносимой; нужно было сражаться с ней, а иного оружия, кроме собственного горла у него нет.

Итак, Доминик пел.

И Теодор услышал его.

Теодор стоял позади, как ему удалось не вспугнуть осторожного Доминика — неясно; он стоял позади и слушал, а затем три раза хлопнул в ладоши. Доминик немедленно сжался, чувство 'поймали, стыдно' всколыхнулось ярко, до холодного пота на лбу. Он напомнил себе: Тео не враг. Паника сменилась смущением.

— Ой… я не видел, что ты пришел.

— И хорошо. А то лишил бы меня такого удовольствия, — усмехнулся Теодор, привычно потрепал по щеке, — Тебе когда-нибудь говорили, что ты уникален?

— Я?!

— Конечно. Твой голос… видишь ли, когда-то, еще на Материнской Планете, высокие мужские голоса не были такой уж редкостью, но позже… Вся эта генетическая коррекция, стремление создавать солдат, а не людей искусства практически уничтожило таких, как ты.

Внезапно Теодор расхохотался.

— Тебя считали 'третьесортником', - сквозь смех проговорил он, — На самом деле ты стоишь сотни 'элитников'… и ты достоин большего, чем сидеть дома и готовить обед.

Доминик понял: Тео сулит перемены. Доминик не был уверен, что жаждет их, покой и постоянство — разве не к этому стремился всю жизнь?

И все-таки…

Доминик перехватил Тео за запястье:

— Ты знаешь, что я доверяю тебе. Теперь ты знаешь все, — 'почти', мысленно добавил он, прогнав жуткий образ Королевы, — Если желаешь — пользуйся и моим голосом.

— Не я, — уточнил Теодор. — Ты воспользуешься.

Завершая разговор, он поцеловал Доминика в губы.

А перемены явились вместе со следующим утром; Тео бесцеремонно растолкал Доминика часов в восемь, тот слегка похныкал, но подчинился.

Мувер двигался выше и выше, скоро показалась разноцветная чешуя богатых домов.

— Куда мы едем? — спросил Доминик. Теодор только ухмыльнулся, словно обещая сюрприз В блестящей шкатулке.

Доминик второй раз в жизни разглядывал мегаполис, и теперь сравнил его с абстракцией. Картиной из мириадов цветных пятен, наклеенными на холст осколками стекла и комьями грязи внизу. Алмазы и сточные канавы. Одна колония.

Интересно, каково в других?

Выше и выше. Слишком быстро — у Доминика заложило уши, и картинка сбилась в разноцветное крошево.

— Куда мы едем? — повторил он вопрос, а ответом получил внезапный полумрак; на долю секунды почудилось — вернулись к госпоже, но Доминик сдержал вскрик.

Конечно, нет. Совсем иное место. Вроде дна колодца. Солнечные лучи рассеиваются по пути сюда.

Доминик несколько неуклюже вылез из мувера. Оглядывался. Дворец госпожи был из камня и железа, здесь — только камень. Мерзлый черный мрамор или обсидиан.

— Где мы? — жалобно спросил он. Теодор успокаивающе приобнял:

— Все в порядке.

Из полутьмы они проследовали в полную темноту.

Пахло сыростью, холод забирался под тонкую одежду. Доминик ежился, оборачивался по сторонам, как намагниченный цеплялся за Теодора. Блеклая суспензия-туман — единственный источник недосвета, ретушировала обрывы ступенек и блестящие черные кротовьи лазы. Доминику слышался скрежет механизмов…или ржавых цепей.

Но настоящего страха он не испытывал.

'Тео не причинит мне зла'.

Мысль была защитой, доспехами и успокоительным. Холод и туман пугали не сильнее плохой погоды.

Теодор молчал. И без того немногословный, он будто лишился дара речи — на все десять или пятнадцать минут, пока они шли, и Доминик не решался обратиться к нему.

Путь завершился в небольшом помещении, которое Теодор открыл нажатием пальца на выемку в мраморной глыбе. Спрятанный датчик среагировал и распахнул двери.

— Ну вот, пришли, — Теодор слегка волновался, но и все. Откуда-то достал черный шелковый балахон. Два балахона, уточнил Доминик, когда Теодор облачился в первый, а другой протянул ему.

— Зачем?

— Так полагается. Всего лишь формальность, — и снова губы близко-близко от щеки Доминика, словно собрался целовать его прямо здесь. Вместо этого протянул лист бумаги, Доминик вытаращился на раритет и не сразу взял его:

— Что это?

— Текст песни. А сейчас послушаешь мелодию. Чтобы быть готовым.

— Но… — Доминик моментально перепугался. Петь для кого-то? Возможно — для госпожи Теодора (бывают же у хозяек странные фетиши!)

Не готов. Точно не готов.

— Тео, пожалуйста.

— Все будет хорошо, — традиционная улыбка сродни новокаину.

— Я попробую, — пробормотал Доминик, меньше всего уверенный, что сумеет выдержать 'экзамен'.

Но мелодия, которую включил Теодор, убеждала в обратном. Негромко-торжественная, с нотками печали и какой-то сдерживаемой силы, подобной заточенному в свинцовой скорлупе урану — и внешне сложная, она подходила Доминику, будто сшитая по его меркам одежда.

Его мелодия. Да, он знал ее. Лучше, чем собственное имя.

Он стал подпевать.

Доминик сравнил мелодию с искусно выделанным имплантатом, какие вживляют для улучшения реакции, быстроты и прочих военных целей. Мелодия-имплантат. Забавно.

— Я должен буду повторить? — теперь идея не казалась такой уж бредовой. Почему бы и нет? Кто-то создал одежду/имплантат/фрагмент его собственного сознания, его 'я'. Повторить эту мелодию — что может быть проще?