Ксения Медведевич - Ястреб халифа Страница 17

— Залп!..

За его спиной то же самое выкрикнул Юсуф. Над их головами полетели горящие стрелы, выпущенной второй полусотней. Теперь снова пришел их черед:

— Залп!..

После тридцатого залпа — Тарик сказал: «Не нужно беречь стрелы, мы найдем их достаточно, когда окончится бой», — в лагере джунгар горели все юрты с южной стороны стойбища. От воплей мечущихся в огне людей волосы вставали дыбом. Среди пораженных стрелами и горящих на земле тел катались, бегали и пытались стряхнуть с себя пламя еще живые джунгары.

Саид услышал в голове шелестящий голос самийа: «Не мучить, не калечить, не щадить. В атаку». В прозрачном воздухе степи, вторя мысленному приказу Тарика, разнесся голос трубы.

— Вперед, во имя Всевышнего! — заорал Саид, высоко вскидывая длинное копье.

И они подняли коней в галоп.

…Джунгары, нужно отдать им должное, все-таки сумели построиться для встречной атаки. Полусотня Саида уже оставила копья и взялась за мечи, когда с обоих флангов раздались улюлюкающие вопли и посвистывание налетающих кочевников — и тяжелый топот слаженно бьющих в землю тысяч и тысяч копыт. Ответом мерзкому визгу стал мощный выкрик «Али!», и в бой вступили две тысячи Хасана ибн Ахмада.

Джунгар, однако, было так много, и так была велика их мстительная ярость, что всадники Хасана не сумели их задержать. Кочевники прорвались обратно в лагерь. Бой барабанов подал сигнал отойти и перестроиться.

Из дымного удушливого лабиринта пылающих юрт им удалось вырваться на удивление быстро. Небо уже совсем посветлело, но трава еще казалось серой. Кони плясали на истоптанной и взрытой земле, когда их осаживали и разворачивали. «В строй, в строй», гремели барабаны-таблы. Саид оглянулся на белое знамя Аббасидов над холмом, и вид длинного, извивающегося на ветру кольцами стяга вселил в него радость.

Под золотистой дымкой розовеющего неба вспыхнули, затем погасли, а затем снова засверкали копья отряда резерва — колышась, конная тысяча приходила в движение.

А в степи стояла пыль, в ней мельтешили высверками оружия бьющиеся конники. Поле боя заволокло настолько плотно, что Саид не мог понять, идет ли к джунгарам подкрепление, или грохот, крики и ржание лошадей поднимаются к небесам доблестными усилиями воинов Хасана ибн Ахмада.

Потом Саид узнал, что из степи действительно шло еще несколько тысяч конных джунгар, и юноша задумался о мудрости Всевышнего: знай он об этом в то утро, возможно, его сердце охватило бы отчаяние.

— Прощай, мученик! — несмотря на грохот и шум боя, его воины готовились к атаке согласно обычаю.

Саид обменялся последним приветствием верующего с Галибом Крохой и потянул из ножен меч. Хищное металлическое свиристение обнажаемого оружия послышалось со всех сторон — этот звук он различил бы среди сотен других. Юноша не сумел сдержать улыбку.

Перед ними прорысил вестовой, размахивая рукой и крича:

— Идем в бой вместе с резервным отрядом!

Над холмами мерно, как на молитву, били барабаны, обещая белый виноград и свежую воду в зеленых садах Али.

«В атаку» — спокойно и уверенно приказал у него в голове голос Тарика.

— Али-и-иии!..

Саид поддал шипами стремян в бока аль-Аксума. Конь вскинулся и рванул вперед так, словно хотел выбежать из-под седла.

…— Он убил его! Убил хана Булга! — крикнул Галиб, показывая туда, где все равно ничего не видно было за плотной пылью.

— Откуда ты знаешь? — изо всех сил заорал Саид и тут же закашлялся.

Впрочем, джунгары покидали поле боя, бросали поединки и разворачивались в степь. Над головами кричали ястребы. Птиц не было видно в пыли — пока они не пикировали вниз и не вцеплялись когтями в лица кочевников. Джунгары орали как резаные и глупо размахивали руками.

В той стороне, куда показывал Галиб, заорали еще сильнее. Налетел порыв ветра и погнал пылищу прочь. В желто-сером мареве Саид увидел, наконец, силуэты всадников. А когда пригляделся, то не поверил собственным глазам. Впрочем, ему приходилось видеть, как много может сделать хороший, прямой как стрела киблы, толайтольский клинок в умелой руке. И Саид, конечно, много раз видел, как убивают с одного удара. Но он ни разу не видел, чтобы убивали с одного удара всякий раз, когда наносили удар. Отмашка — труп. Отмашка — труп. Тарик рубился сплеча и очень быстро.

— Да помилует нас Всевышний, — зачарованно прошептал Саид, глядя, как вокруг самийа снопами валятся джунгары.

— Ааа! — в восторге заорали все, кто мог видеть бьющегося нерегиля. — Вперед, во имя Всевышнего! К стремени военачальника!

Саида потом много расспрашивали: а правда? Неужели это возможно? И всякий раз Саид важно кивал и, засвидетельствовав свою честность перед Вечным Судьей, отвечал: чистая правда. Направо взмахнет — голова с плеч. Налево — из седла выбьет. И мы собрались у стремени Тарика и рубились до полудня, пока трупы врагов не покрыли степь на многие фарсахи вокруг, и трава не стала мокрой от крови, и наши кони не стали оскальзываться и падать. Нет, это не поэты придумали. Это так и было.

Саид действительно упал, вместе с конем. Правда, аль-Аксум не поскользнулся — ну, тут важно не врать в главном, не правда ли? — а неудачно прыгнул через завал из конских и человеческих тел. Так они вместе и завалились — слава Милостивому, ничего не сломали, ни он, ни конь. Воистину, у повода этого самийа летела удача.

Поднимая на ноги своего золотистого красавца, Саид осмотрелся. В схватке они вырвались на разнотравье, и пыль улеглась. Ускакавшие вперед воины придержали поводящих боками коней и остановились. За их спинами барабаны прогрохотали сигнал прекратить преследование и возвращаться.

…Вернувшись, им пришлось еще навести порядок в разоренном джунгарском становище. Уцелевшие кочевники, большей частью женщины и дети, просили о милости. Тарик велел в милости отказать. Саид с остальными отправились подбирать стрелы, свои и джунгарские. Много времени это не заняло: когда солнце перешло на запад и присело над холмами, они уже набрали полные колчаны — и столько же запасных стрел. Впрочем, расстреливая уцелевших джунгар, они опять израсходовали весь запас, и им снова пришлось отправляться на поиски — а это было уже нелегко, потому что день клонился к вечеру и стало темнеть.

Наконец, Тарик приказал залить все, что еще не сгорело, сырой нефтью и поджечь.

Занимая свое место в походном строю, Саид обернулся. В темном вечернем небе колыхалось зарево пожара. Тарик черным силуэтом стоял над бушующим пламенем, из которого взлетали вверх искры, выстреливали головешки, доносились слабые человеческие вскрики и пронзительный визг раненых и недобитых лошадей.