Ульяна Соболева - Легенды о проклятых. Безликий Страница 18

Наверное, эти стройные голые ноги, которые пытался раздвинуть грязной лапищей солдат или светлые волосы, разметавшиеся по плечам, взгляд затравленный, гримаса ужаса на хорошеньком личике. Я помнил, что такое насилие…эти ПЯТЕРО…напомнили мне о том, что я хотел забыть, то, о чем ни один нормальный мужчина не хотел бы чтобы узнали другие.

Когда здоровяку удалось порвать на девчонке платье и грязная ладонь легла на упругую белоснежную девичью грудь, словно пачкая, марая похотью. Во мне поднялась волна ярости. Той самой неуправляемой злости которая напрочь сносила все планки и превращала меня в животное. Я расстрелял их всех. Одного за другим. Идиоты настолько увлеклись, что поставили свои мушкеты у стены, видимо считая, что им здесь больше ничего не угрожает. Обливаясь кровью, они попадали к ногам обезумевшей девчонки, которая тяжело дыша, сжимала разорванный ворот. По ее щекам катились слезы, и она смотрела на меня… Черт меня раздери если кто-нибудь когда-нибудь так на меня смотрел…. В то время, когда все знакомые мне женщины были шлюхами и в их глазах я мог прочесть лишь похоть и жажду наживы.

Она смотрела с немым благоговением, благодарностью, восхищением.

Я шагнул к девчонке, и она вздрогнула. Боится. Правильно делает. Я конечно не насильник, на меня девки сами вешаются, но мужикам доверять нельзя, особенно в военное время. Да и черт его знает, что придет в голову моим дружкам по несчастью. Они вполне могут довершить начатое солдатами. Девка ведь красивая.

- Не бойся, - сказал по-польски, - я их уведу, а ты сиди тихо. Твои на Юг пошли, мы уйдем и догонишь их, если успеешь.

Мой польский оставлял желать лучшего. Я подошел к окну и выглянул наружу. Мужики тащили пару тюков с наживой. Таки отыскали что-то пока я здесь игрался в благородного рыцаря. Все, пора сваливать. Чем быстрее уйду, тем больше шансов, что девчонка жива останется. Хотя, долго сама не протянет. Только меня это не должно заботить. Я сам по себе.

- Наши идут. Все, мне пора.

Я попятился к двери, а она…вдруг встрепенулась вся, подбежала ко мне, заглянула в глаза, удерживая за рукав. А во взгляде столько отчаянной мольбы… Я потонул, пошел ко дну с камнем на шее. Ну и что она смотрит на меня как на Бога? Нашла защитника. Я ведь и сам не прочь. Тем более, когда девка такая хорошенькая. Только от взгляда ее мороз по коже, когда женщина на тебя ТАК смотрит, член в штанах начинает оживать. Тем более я все еще прекрасно помнил: и голые стройные ноги, и округлую грудь под лапой солдата. Я глазастый. Иногда даже слишком. Только не хотелось мне ее травмировать и так натерпелась. Пусть идет своей дорогой.

- Мы беглецы, мародеры. Так что я давно вне закона. Иди к своим хорошо?

Она отрицательно качнула головой, а я пожал плечами. Значит пусть здесь остается. Мне какое дело? Я проголодался и устал как собака. Кусок хлеба, пару тюфяков и меня вырубит до утра.

Вышел на улицу, а дуреха эта за мной увязалась. Мужики присвистнули, когда увидели ее у меня за спиной. Чертовая девка, сказал ей не высовываться.

- Ух ты… вы смотрите, Николас наш опять девку нашел. О, дает. Впрочем, как всегда…что не новая деревня, а у нашего синеглазого новая шлюха и одна краше другой. А эта не просто красивая. У глазищи какие, ведьминские. Никогда таких, не видел. Ну что, Николас.. Добычей поделишься?

Выкрикнул Петро и плотоядно осмотрел девчонку. Только этого дерьма мне сейчас и не хватало. Конечно, я всех их уложу на раз, два, три, но куда я потом пойду вместе с этой… Она только мешать будет.

- Это не добыча. Солдаты пытались снасильничать. Я пристрелил их. Не трогать ее. Пусть своих ищет, - посмотрел на них исподлобья и взялся за кинжал, давая понять, что пиршества похоти не будет. Василь, брат нашего атамана, усмехнулся и его длинные усы задергались в уголках тонкого рта с желтыми зубами:

- Где ж она их теперь найдет? Они уже за речку ушли. Если привалов делать не будут не догонит. Посмотри худая какая, кожа да кости. Сдохнет по дороге с голоду или дикие звери раздерут. А так нам хорошо и ей может понравится. А шляхтичка? По душе тебе румынские парни?

Я посмотрел на девчонку - да, худая, бледная, зареваная. Жалко стало. Довольно паршивое чувство, я усмехнулся уголком рта.

- Уймись, Василь. Я сам проведу ее и вернусь. Она девчонка совсем, тебя Марийка ждет с пузом в придачу.

Василь оскалился, а все остальные заржали. Марийка держала нашего здоровяка в ежовых рукавицах. Бой баба. Но это не мешало ему трахать девок, а потом получать от своей женщины тумаки.

- Рыцарь выискался, у самого молоко под носом не обсохло. Солдаты еще близко. Нечего по лесу самому шастать. Нам воины молодые нужны, пристрелят тебя и нас на одного меньше, а к границе еще идти и идти.

Прав, черт его морду жирную раздери. Одному в лесу опасно. Отморозков хватает, да и нас ищут уже давно.

- Так бери ее с собой, Николас. Будет у тебя баба постоянная. Ты только посмотри она с тебя глаз не сводит. Красивая… ладная. Давно пора девку себе найти…а среди наших никто не по душе. Забирай шляхтичку белобрысую, она похоже не прочь с тобой уйти.

Я повернулся к девчонке и судорожно сглотнул, она по прежнему смотрела на меня своими светлыми сиреневыми глазами, до костей пробирало, до самого сердца. Ведь и правда сгинет, не протянет сама.

- Пойдешь со мной? Не бойся, не обижу.

Я думал откажется, испугается, а она за руку меня взяла и пальцы мои сжала, а ладонь нежная гладкая и прохладная. Мужики заржали, развернулись к лесу. Я улыбнулся девчонке, а она покраснела. Дьявол меня раздери, но мне это понравилось. Похоже я за все двадцать два года моей жизни не видел краснеющих женщин. Разве что когда они, разгоряченные диким сексом, кончали подо мной. А эта смущается. Искренне, натурально.

- Откуда ты взялась такая?

Молчит. Только смотрит. Глаза огромные и в них мое отражение. Сильнее сжала мои пальцы. Неужели боится, дурочка? Все, она теперь с нами. Никто не тронет. Не посмеют.

- Скажи хоть что-нибудь. Звать тебя как?

Девчонка приложила пальцы к губам и отрицательно качнула головой. У меня внутри все сжалось…какая дьявольская несправедливость, она немая что ли? Вот такая совершенная, нежная, красивая и немая. Нет идеальности в этом мире, а справедливость я никогда и не искал.

Позже, уже в лагере она написала свое имя палкой на земле. Ее звали Анна…

Она была похожа на Марианну. Как две капли воды. Теперь я это понимаю так же отчетливо, как если бы они стояли рядом. Обе. Просто время стерло лицо Анны из моей памяти…но не стерло воспоминания из моего сердца. Когда потом, через много лет, я впервые увидел Марианну…наверное, тогда я осознал, что это ОНА. Единственная. Сердце ее, душа ее. Потому что только ОНА могла и умела меня ТАК любить. Правда Анне я достался еще человеком, порочным, развратным, грубым, но все же человеком. Она не узнала Зверя. Ей я дал все то хорошее, что я мог и хотел дать женщине. Долгими веками я проклинал Бога за то, что он отнял ее у меня, столкнул в пропасть, отобрал веру и свет в моем сердце. Оставив только ненасытного Зверя, который сам нашел свой адский путь в этом мире. Я не верю в случайности, я получил то чего заслуживал, свой персональный ад на земле, но я побывал в раю. Дважды. Ничтожно мало, но побывал.

Она прижилась в лагере. Ее полюбили. Я бы удивился если бы было иначе. Анна особенная, у нее чистота во взгляде, свет, искренность. Никогда не видел столько доброты в одном человеке. Идеальная красота внутри и снаружи, и я весь черный, нутром прогнивший, рядом с ней как сам дьявол. И самое удивительное она меня полюбила. Все мое существо не хотело это принимать, отторгало, противилось и в то же время я горел от желания касаться ее волос, слышать дыхание по ночам и охранять ее сон, как сторожевой пес. Надо мной посмеивались, что я никак не пытался трахнуть свою добычу. Видит дьявол, что я хотел…до скрежета в зубах, до изнеможения и не мог. Она слишком хороша для меня. Я влюбился. Запоздалой первой любовью, когда разум застилает, робость сковывает тело, а от взмаха ресниц все внутри скручивает в узел. Не смел даже прикоснуться, в глаза не мог посмотреть. Чувствовал себя последним идиотом и не мог. Боялся испачкать. Боялся увидеть слезы, страх, презрение. На всех плевать по жизни, а ее боялся.

Анна пришла ко мне сама, когда мы вернулись с очередного похода за наживой и меня продырявили солдатским кинжалом. Она плакала от счастья что я остался в живых, а я судорожно глотал воздух, когда смотрел на ее личико, на грудь под легким платьем, на завитки светлых волос и хотел ее до одури. Анна заштопала мое плечо, а потом поймала мой голодный взгляд и взяла меня за руку, притянула к себе. Я перехватил ее запястья, а она положила мои ладони к себе на грудь. Это было похлеще удара плетью, меня подкинуло, вывернуло, словно содрало кожу живьем.

Я целовал ее губы в диком исступлении, а потом отталкивал, чувствуя, что не могу сдержаться, а она снова тянула к себе. Ее рот был мягким, нежным, податливым. Той ночью я забрал ее девственность. Наверное, в тот момент я был самым счастливым безумцем на земле, потому что это было впервые. Первая девственница в моей жизни и мы боялись оба. Она меня, а я ее. Помню, как долго ласкал нежное тело, как всматривался в ее горящие глаза, как сошел с ума, когда они закрылись в экстазе и по ее телу прошла судорога оргазма. Наверное, это было гораздо эротичнее чем все те кричащие и воющие подо мной шлюхи. Потому что Анна заплакала, смущенная и испуганная, а я осторожно вошел в ее тело и взял, то что она так нежно предлагала. Я боялся причинить ей боль, я был нежен и осторожен. Я ласкал ее юное тело со всем пылом безумно влюбленного мужчины, вылизывал и покрывал поцелуями каждый сантиметр, пил ее влагу, целовал соленые слезы, ловил прерывистое дыхание. Я был счастлив. Это были самые лучшие дни в моей человеческой жизни. Мы занимались любовью по нескольку раз в день, а ночью я продолжал упиваться ее сладостью. Утром Анну шатало от усталости, а я чувствовал себя всемогущим Богом секса.