Агнес на краю света (ЛП) - Маквильямс Келли Страница 18

Глаза мистера Джеймсона переключились на дверной проем, глядя сквозь сестер, словно те были стеклянными. Агнес вспомнила сопереживание Дэнни, когда он смотрел на нее. «Ты в порядке?», — спросил он тогда, и Агнес подумала, какая горькая ирония, что она впервые ощутила мужскую доброту от Чужака.

— По моему опыту, женщины остепеняются, выйдя замуж, — продолжил мистер Джеймсон. — Им только нужна крепкая рука. Я буду рад помочь Бет избавиться от остатков ее бунтарства.

От этих слов у Агнес внутри все сжалось.

«Не соглашайся на это, отец. Не смей соглашаться».

Пока отец раздумывал, сложив руки под подбородком, Агнес молилась так сильно, как никогда в своей жизни. Бет не могла выйти замуж за этого человека. Не должна была.

В медленной, неохотной улыбке отца Агнес узнала скрученную проволоку капкана для животных, и ее затошнило. Да, он выдал бы свою пятнадцатилетнюю дочь замуж за этого холодного человека вместо шестнадцатилетней дочери, если бы это хоть немного облегчило ему жизнь.

— Как я могу тебя отблагодарить?

— Не нужно благодарности. Просто еще стакан воды.

Агнес поспешила налить ему еще один.

— А Пророк?

Джеймсон ответил:

— Я поговорю с Роллинзом. Уверен, у него будет еще одно откровение.

Отец засмеялся, и стакан воды выскользнул из рук Агнес, разлетевшись на осколки.

— Глупая девчонка, — рявкнул отец. — Что с тобой не так?

Она рискнула взглянуть в глаза Мэттью. Считалось, что он был праведным и верующим человеком; и тем не менее, он говорил о видениях Пророка, как будто они были сподручной ложью. Явным враньем.

«Я поговорю с Роллинзом. Уверен, у него будет еще одно откровение».

Пока Агнес оцепенело подметала битое стекло, мужчины пожали друг другу руки и ушли. Дверь трейлера с лязгом захлопнулась за ними, так, что вздрогнули алюминиевые стены.

Смахивая осколки, Агнес изо всех сил пыталась перевести дыхание. Теперь она точно знала: Бог не имел никакого отношения к свадьбам в Ред-Крике. Мужчины хотели того, что хотели. Вот так вот просто и жестоко. Но слова Джеймсона были еще не самым худшим. Хуже всего было то, что они смеялись.

Агнес попыталась перехватить взгляд Бет, ожидая увидеть ее возмущение. Но та выглядела бесцветной, почти прозрачной, маяча в дверном проеме, словно призрак.

Агнес больше не могла ни молиться, ни думать. Они стояли среди обломков самой ужасной лжи — а мужчины смеялись, не заботясь, что она услышит правду. После стольких лет принудительного повиновения, им было все равно, что она узнает. Они просто ожидали от нее подчинения. И прежняя Агнес так бы и поступила: похоронила это маленькое противоречие в темном грунте своей веры, никогда не вспомнив о нем снова.

Но она изменилась. Чужаки, пространство молитвы, телефон…

Девушка, которая повиновалась без вопросов, была мертва, похоронена на семейном кладбище Кингов. Только одна мысль горела в ее мозгу сейчас — яркая, как полярная звезда:

«Не важно, есть ли Извне вирус; я должна забрать отсюда детей». 

— 14-

БЕТ

Покайтесь с совершенным послушанием,

и все вы, грешники, будете спасены.

ПРОРОК ДЖЕЙКОБ РОЛЛИНЗ

Бет пришла в неистовство, собирая все, что напоминало ей о грехе и Кори Джеймсоне.

Она выбросила шпильки, заколки и даже свой драгоценный лосьон с ароматом ванили в мусорное ведро; затем вырвала страницы дневника и выбросила их в мусорную корзину.

— Бет, ты не должна этого делать, — взмолилась Агнес. — Ты в порядке такая, какая есть.

— Я не в порядке, — взвилась Бет. — Наши люди хотят, чтобы я горела в аду.

— Это просто слова. Жестокие, бездумные слова.

Ей хотелось ударить кого-нибудь.

— Я была неуправляема, Агнес. Почему ты не остановила меня, не помогла мне? Я нуждалась в тебе, а тебя не было рядом!

— Ты переутомилась. Давай я принесу тебе что-нибудь поесть.

— Ты с ума сошла? — закричала она. — Нам полагается поститься.

— Бет, может быть…

— Да что с тобой такое? — Бет не могла припомнить, чтобы когда-нибудь испытывала такую ярость. В груди у нее словно что-то сжалось. — Разве ты не видела записку? Неужели ты не понимаешь?

Слухи не были безобидными. Это были отравленные стрелы, вонзившиеся ей в сердце и наполнявшие ее мучительным ужасом. Она снова и снова чувствовала, как яйцо разбивается о ее лицо. Ей все время мерещилось это уродливое слово — «распутничает».

Знать, что ее ненавидят, отвергают, презирают… девушке хотелось вырвать свои мятежные внутренности и заменить их другими, праведными. Все ее мучительные сомнения в себе поднялись на поверхность, жаля хуже, чем пощечина отца.

«Я тщеславная и жестокая, эгоистичная и трусливая. Я ленивая, всегда позволяю Агнес взять на себя самую тяжелую работу по дому и все же обижаюсь на нее за то, что она любит Иезекииля. Я несчетное количество раз лгала и грешила».

Никогда прежде Бет не испытывала такого мучительного чувства ненависти к себе, и она сделала бы все, что угодно, лишь бы заглушить боль.

— Я не буду такой, как жена Лота, — поклялась она. — Я не буду оглядываться назад.

Но тут явилась глупая Агнес, предлагая ей запретный стакан молока.

Она оттолкнула руку сестры, и молоко выплеснулось на пол.

— Что с тобой случилось, Агнес? Раньше ты была такой хорошей. А теперь?

— Ты не должна выходить за него замуж, Бет. Есть другой способ…

— Может быть, мне стоит сказать отцу, что ты уходила по ночам? Держу пари, что это вселит в тебя страх Божий, — рявкнула она.

Глаза Агнес наполнились слезами, и на полсекунды Бет почувствовала жалость и отчаянное желание заключить сестру в объятия. А потом эти грязные слова хлынули обратно в её разум — «Бет распутничала с Кори Джеймсоном» — и следом нахлынула боль. Ее страдания были так велики, что не оставляли места ни для чего другого.

— Просто уйди, Агнес. Оставь меня одну.

Сапоги сестры с сожалением застучали по кафелю. А потом она исчезла.

Оставшись одна на кухне, Бет застонала, как раненое животное. Никакого другого звука, кроме капель из протекающего крана. Даже дети, прятавшиеся в гостиной, на этот раз молчали.

Девушку затопило унижение.

Внезапно она перестала ощущать землю под ногами. Не было больше устойчивости, не за что было держаться. Не имело значения, что она когда-то сомневалась в правоверных и в их Законах. Все, что имело значение — это то, что триста человек желали ей зла, и она чувствовала, что их суждения бьют ее, как камни. Ее душа сжалась, смертельно испуганная и отчаянно ищущая убежища. Все мышцы в её теле напряглись, превратившись в сталь.

— Я только хотела, чтобы меня любили, — прошептала она.

Конечно, Законы её раздражали, но она все равно должна была им следовать. Она должна была хотя бы притвориться, что верит, потому что последствия ее вялого бунта — этот безжалостный, мучительный стыд — были слишком ужасны, чтобы их вынести.

Она опустилась на колени в кухне и попыталась помолиться, зная, что уже слишком поздно. За ее спотыкающейся попыткой обрести веру не последовало никакого покоя.

Но ещё не все потеряно.

Мэттью Джеймсон протянул ей руку. Все, что нужно было сделать, это принять ее.

— Жена патриарха, — произнесла Бет вслух.

И не просто какого-нибудь патриарха. Самого лучшего и самого мудрого из всех, за исключением Пророка. Если она выйдет замуж за второго по святости человека в Ред-Крике, то снова будет в безопасности.

В безопасности.

Ибо кому тогда придет в голову упрекать ее?

С каждым ударом сердца Бет меняла свою судьбу. Она решила выйти за него замуж.

И тут же успокаивающее оцепенение расцвело в ней черным бархатным цветком. Она никогда не обращала на это особого внимания в церкви. Так что она действительно не знала, что означает это новое чувство.