Александр Сапегин - Жизнь на лезвии бритвы (СИ) Страница 18

— Мама с папой нашли малыша?! — радостно воскрикнул Дадли.

— Ищут, Дад, ищут, — травмировать дальше детскую психику я не решился. Способы поиска до поры до времени остались для кузена тайной за семью печатями, хотя в последнем я не уверен. В конце августа, после посещения семейного врача и гинеколога, тётя обрадовала мужскую половину семейства благой вестью о грядущем пополнении.

За пять дней на море мы успели загореть до черноты, а семейная пара Дурслей стала неформальными звездами пляжа и гостиницы. На пятый день мы с братом решили слинять с пляжа в город (не помню уж по какой причине), но не успели выйти за ограждение гостиничного комплекса, как нарвались на стайку мелких мальчишек арабской наружности. Французский у нас был далек от совершенства, об арабском я даже не заикаюсь. Языковой барьер не помешал выходцам из французских колоний в Африке докопаться до двух «лайми». На международном языке жестов нам посоветовали поделиться наличностью, на что вымогатели получили не менее международный «фак». «Робин Гуды» местного разлива ожидаемо оскорбились, а так как их было четверо против двоих, спор о принадлежности денег моментально перетёк в физическую плоскость. Не отходя от кассы, нам навешали люлей. Мы не остались в долгу, отдарившись фингалами и синяками, хотя общий счёт оказался не в нашу пользу. Дадли драться не умел и мне пришлось биться за себя и «того парня», лихие девяностые, жестокие драки за раздел сфер влияния во дворе и районе, а также секция бокса кого угодно научат махать кулаками. Арабчики тоже оказались не пальцем деланные, стая налетала умело, гаденыши с первого взгляда определили слабое звено, заставляя меня отвлекаться на его защиту. Вскоре к чумазым афроцыганятам присоединилось ещё два кореша и я, словив в табло, несколько потерял ориентацию. Появившийся на горизонте полицейский спас нас от избиения, а вымогателей от знакомства с магическим выбросом, я уже был на грани. Думаю, не удержись я, простыми переломами они бы не отделались, раскидало бы пацанят по всему кварталу. Из‑под подворотни раздался свист стоявшего на шухере мальчонки, противников будто ветром сдуло, мы тоже подхватили ноги в руки, сдриснув в сторону гостиницы. Дадли подсвечивал фофаном и хлюпал разбитым носом, мне же выбили зуб и рассекли губу. Одна радость, зуб был молочным и уже начинал пошатываться. Глядя на «разукрашенные» физиономии сына и племянника, Вернон хмыкнул и пообещал найти мелким драчунам учителя или спортивную секцию, где из нас выбьют всю дурь, и научат не подставляться под чужие кулаки.

Мужик сказал — мужик сделал. На третий день после возвращения в родные пенаты младшее поколение было загружено на заднее сиденье реставрированного «Лэндровера». Непродолжительная поездка завершилась у ворот утонувшего в зелени домика в восточном стиле. Узенькая тропинка, начинавшаяся сразу за калиткой, привела гостей к типичному додзе, спрятанному в тени раскидистых дубков и нескольких сосенок, придававших окружающему воздуху непередаваемый аромат хвойного леса. Отодвинув обтянутую бумагой дверь в сторону, навстречу дяде вышел завёрнутый в юкату пожилой японец небольшого ростку и с густой проседью в чёрных волосах. Разувшись, мы прошли в дом. На чистом английском нас с Дадли попросили немного обождать, а дядю уважительно пригласили на чашку чая. Вернон перебросился парой фраз с хозяином, видимо они ранее уже обо всём договорились. В быстротечной беседе меня насторожил один момент, согласно которому японцу разрешалось «ВСЁ», как‑то тянуло от словечка неприятностями и проблемами для пятой точки, при этом мелкий узкоглазый хмырь — метр с кепкой на тумбочке с приступкой, предвкушающее улыбнулся. Допив чай, дядя поклонился хозяину и пошёл на выход, а мы остались.

— Меня зовут Йоши Кояма, но с этого дня вы можете называть меня сэнсеем или учителем, — пристукнув по ноге длинной бамбуковой палкой, неизвестно откуда возникшей в руке, сказал старикашка. — Вы будете учиться почтению, уважению, терпению, преодолению, презрению, познанию себя, но сперва вы познаете страх. Обещаю, вы обязательно возненавидите меня и проклянёте тот день, когда переступили порог этого додзе. Можете уже начинать бояться.

— Чего? — спросил Дадли. Бум! По лбу брата гулко стукнула бамбуковая палка. У — у–у, дурак, тебя кто за язык тянул?

— Э — э–э?! — попробовал возмутиться он. Бум! Бум!

— Её! — треклятый самурай ловко перебросил палку в левую руку. — Бегом, бегом!

Ну, дядя, ну удружил! Садист из Страны Восходящего Солнца, недоделанный потомок самураев ушатывал нас так, что сил хватало только добраться до постели. Если у меня был бонус в виде магии, с помощью которой ваш покорный слуга на утро из сморщенного овоща превращался в свежий пупырчатый огурчик, то Дадли подобным похвастать не мог. Положенный им вечером на плечо язык к утру оставался там же, только присохший и вяленый. Магия же оказалась для меня главной пыткой. Представляете, на какие муки и пытки приходилось идти, чтобы не приголубить по гладко выбритой головёнке выбросом посильнее? Кояма не зря упоминал терпение, преодоление и превозмогание. Означенные выше дисциплины пришлось осваивать на ходу. Наставник оказался прав, первым юные «падаваны» познали страх. Через день мы до дрожи в коленях боялись его вездесущей палки, которой он охаживал нерадивых гайдзинов с завидной регулярностью. Неотвратимое наказание следовало моментально и без скидок на возраст. В додзе было ещё три десятка мальчишек, через неделю количество учеников сократилось в три раза. Похвалой и премией за старание служило отсутствие наказания. Оригинально и, главное, действенно. Первые дни злобный японец мучил нас на пыточных агрегатах, с помощью которых устранялись пробелы в гибкости и недостаточной растяжке. Пробежка, разминка, разогрев организма — добро пожаловать на пыточный агрегат. Позже, когда мы смогли по три минуты выстоять согнувшись в три погибели и прижав лбы к коленям, пошли силовые упражнения и разучивание основных стоек и поз.

Дадли, ухайдоканный вусмерть, пробовал надавить на жалость папани, ибо делать щенячьи глаза перед мистером Коямой было бесполезно. Злобный японец только ласковей поглаживал свою палку и чаще пускал её в ход, выбивая пыль, дурь, лень и последнюю надежду на смерть узкоглазого засранца от несварения желудка. Да — а, послушанию и уважению к старшим в маленьком филиале Японии учат отменно. Дадлины потуги выбить слезу из отца пропали втуне. «Предок» остался глух к мольбам и слёзам потомка, выжав жилетку, он развернул «Дэйли ньюз» и уткнулся в биржевые сводки. С тем же успехом можно было плакаться медному истукану. Аппеляция к сердобольной матушке привела к первому походу в Косой переулок и Тёмную аллею, благо в воскресенье тренировок не было. Каменные рыцари отсалютовали мечами, пропустив меня и тётю в пристанище тёмных магов. Предварительно навестив гоблинов, мы поскакали по торговым точкам. Затарившись дополнительной литературой и ингредиентами, она на скорую руку сварила укрепляющий бальзам и бодрящее зелье.