Александр Рау - Меч, палач и Дракон Страница 18

Он встал, просунул руки в рукава рубашки (дремал, не снимая штанов) и отдернул щеколду.

— Что случилось?

— Гийом, галеоны прямо по курсу. Мы нашли их! — ответил Себастьян Мендоза — капитан «Акулы» — лучшей королевской галеры. Голос его был одновременно и радостным, и встревоженным.

Рядом с капитаном стоял Кербон, руки молодого человека не знали покоя, беспрерывно крутя какой-то брелок.

Гийом нырнул обратно в каюту, вернулся с большим запечатанным пакетом.

— Вскрой и ознакомься, — он протянул пакет Кербону.

Ученик не замедлил исполнить его приказание. Как только он вскрыл сургучную печать лицо, его приобрело серьезнейшее выражение, которое нисколько не изменилось во время прочтения. Гийому это не понравилось, нельзя так спокойно реагировать на свое первое задание. На такой приказ.

— Тебе все понятно? — спросил он зло.

— Да, — спокойно ответил Кербон, — Задача — уничтожить экспедицию Джона Гилберта так, чтобы Камоэнс нельзя было ни в чем обвинить.

— Помогать я тебе не буду, это экзамен. Меня здесь нет. В вопросах твоего задания распоряжаешься только ты, — уточнил Гийом, — но пару советов дать могу.

— Нет необходимости, — мотнул головой ученик, он не был ни заносчив, ни самоуверен, просто действительно считал, что прекрасно справится сам.

Его наставник замолчал, бросил долгий и грустный взгляд на белевшие вдалеке паруса галеонов.

— Капитан, дайте им знак. Мы идем навстречу, — приказал он Мендозе.

Ответом ему были два удивленных лица.

— Нам всем будет полезно увидеть Джона Гилберта — великого мореплавателя, который был первым, кто заплыл за Жаркий Берег.

Мендоза пожал плечами и распорядился о выполнении приказа. Кербон усмехнулся.

— Хочешь показать мне жертву, Гийом? Чтобы я осознал, что делаю, и не возгордился? Не бойся, я умею бороться с эмоциями — ты научил. Мы служим Камоэнсу.

Матросы развели огонь в специальном переносном очаге-котле, вынесенном на палубу. Сигнальщик с помощью полотенца дымом передал галеонам просьбу о встрече. Вечер был еще далек, поэтому галеоны спустили паруса, давая галере возможность догнать их.

Ветер едва чувствовался, но Гийом сумел приманить его заклятием — так что тяжелая галера обошлась без гребцов, которых в целях экономии продовольствия в этом походе было меньше половины обычного расписания.

Три галеона остияков, покачивавшиеся на волнах, казались большими черными птицами, сложившими крылья-паруса. Остию не зря называют Великой — эти суда были великолепны. Специально построенные для далеких странствий, они имели крепкий корпус из просмоленной до черноты древесины; высокие мачты, способные поймать даже самый слабый ветер; две или даже три палубы: для команды и грузов; просторный трюм, экипаж составлял от ста до двухсот человек.

— Привет, морские странники! — закричал в рупор Мендоза, когда галера остановилась в опасной близости от флагмана, над которым развивался большой золотой штандарт с черной королевской пантерой, приготовившейся к прыжку.

Расстояние между суда и было минимальным — равным броску абордажного крюка. Остияки — чьи осторожность и алчность давно вошли в поговорки — держали гостей под прицелами арбалетов и труб, плюющихся морским огнем.

— И вам здорово, сухопутные крысы! — рассмеялись в ответ, — с чем пожаловали? — донеслось с высокого борта.

— Хотим посмотреть на галеоны и познакомиться со знаменитым Гилбертом! — прокричал бледнолицый маг.

— Ну, так спускай шлюпку, какой смысл драть глотку? — ответили с галеона.

Гийом кивнул Мендозе, матросы тут же засуетились, готовя восьмивесельный баркас.

Джон Гилберт оказался крепким седовласым стариком в простой матроской куртке. Его обветренное лицо было словно высечено из камня, первый раз он вышел в море в десять лет. Сын и внук моряка, он не ведал другой жизни.

— Здорово, камоэнсец, — ладонь остияка была жесткой, рукопожатие — в меру сильным и уверенным, — Как я тебе? — Гилберт вновь рассмеялся.

— Ничего. Почти такой, каким и представлял, только борода длиннее и гуще.

Магу импонировала его искренняя грубоватая приветливость. Кербон, которого он взял с собой, молча встал на шаг позади наставника.

— Не ожидал вас здесь увидеть, камоэнсец. Я и не знал, что галеры так далеко от берега заплывают. И гребцов у вас мало. Помощь нужна?

— Нет, — грустно улыбнулся чародей.

— Ты не тушуйся, парень. Сейчас войны между нами нет, а ли уже есть? — я полгода в плавании. — Гилберт внимательно посмотрел ему в глаза.

— Нет войны. Пока нет, — честно ответил Гийом, он чувствовал, как напрягся за его спиной Кербон.

Его расчетливый ученик все же умел волноваться.

— Ну, так давай доведу до берега. Негоже людей в море в беде бросать. Тем более, что нечисть в этот год оживилась. Все плавание русалки якоря воровали. Не поверишь, мы пять штук не досчитались. Зачем они им? — ума не приложу, — Гилберт излучал энергию и оптимизм.

— Мы здесь по приказу. Благодарю за предложение, — ответил маг и в свою очередь спросил:

— А тебе, остияк, не страшно плыть в неведомые дали, черт знает за чем, не зная конца пути?

Пришла очередь Гилберта мотать седой головой.

— Отвечу тебе так, камоэнсец:

Четыре вещи на светеДля моря годятся мало.Ветер, волны, весла,И страх налететь на скалы.

— Хорошо сказано, — искренне похвалил маг, — Твое?

— Не поверишь, да. Люблю это дело: строчки слагать, в молодости помогало вахты стоять. И сейчас балуюсь, только песни все больше матерные выходят, — признался прославленный адмирал, — Понимаешь, камоэнсец, весь смысл жизни как раз в том, чтобы плыть черт знает куда, навстречу опасностям и приключениям.

В море нет интриг и заговоров, оно прекрасно и манит меня сильней самой красивой бабы. Что до опасностей, то бой с морем честный. На равных, для мужчин.

Я возвращаюсь из-за Жаркого Берега, камоэнсец. Представь себе целый мир, мир незнакомый нам, со своими богами и героями, замками и городами. Мир без привычных границ, без конца. Туземцы такие люди как и мы, только дикие и с красной кожей. Земля там плодородна и нежна как женское чрево. Там Свобода. Все, кому надоели короли и налоги, могут плыть туда….

Джон Гилберт говорил и говорил, его глаза горели, суровое лицо озарялось неведомым внутренним светом. Гийом слушал его, затаив дыхание, не решаясь вставить слово, прервать этот поток мыслей и чувств.