Наталья Игнатова - Причастие мёртвых Страница 18

Заноза снова перевел взгляд на голову дракона. Она как-то успокаивала. 

— Это не постояльцы, — Мартин неверно истолковал его заминку, — это какие-то знакомые Мигеля. А вон его меч, видишь? — он показал на гигантских размеров мачете, висящее выше бутылок и ниже черепов. — Называется «Смеркалось».

— И это не настоящий дракон, — сказала Лэа. Но едва Заноза задумался над тем, рад он или разочарован, добавила: — это тарвудская виверна, они живут в горах на севере. Неразумные, а так, с виду, от дракона не отличить. Мы с Мартином ходили на такую охотиться.

— Чуть не легли там, — буркнул Мартин. — Нельзя на дракона без пулемета, но огнестрел тут не работает.

Из этого короткого и не очень понятного диалога, Заноза уяснил главное: на Тарвуде нет привычного ему оружия, и второстепенное: Лэа и Мартин безоружными ходили охотиться на дракона. Какая новость хуже — невозможность стрелять или неадекватность работодателей, он не знал. Решил, что обе плохи.

А пока он размышлял, из кухонной двери вышел и проследовал за стойку человек-гора. Огромный, смуглый до оливковой прозелени, черноволосый и до того страшный, что череп его мог бы занять достойное место на стене за стойкой. На лице было поровну шрамов и татуировок, на руках, до закатанных по локоть рукавов, татуировок было, кажется, чуть больше, чем шрамов. А белая, идеально-чистая ткань рубашки, контрастом превращала темную кожу в шкуру броненосца.

— А это Мигель, — сказали Мартин и Лэа хором.

— Угу, — Заноза кивнул, — я догадался.

Этому типу «Смеркалось» был как раз по руке. И «знакомые», висящие на стеночке, были подходящей компанией. Это его Лэа запугивать собиралась?

— Привет, Мигель! — Лэа первой пошла к стойке, — это Заноза, он будет жить у тебя.

— Буэнас диас, сеньора и сеньоры, — густой бас подходил этому громадному человеку как нельзя лучше. Из-под черных густых усов сверкнули белые зубы, и это, определенно, была улыбка.

— Глоссолалия… — Заноза забыл поздороваться. — Это же испанский! А ты, — он развернулся к Мартину, — говоришь на итальянском. На английском я слышу только Лэа.

— Я говорю на русском, — Лэа озадачилась.

— А я почти не знаю русского, поэтому слышу тебя по-английски. Но знаю испанский и итальянский, и Мартина слышу то как итальянца, то как англичанина, а вы, — Заноза взглянул на Мигеля, — говорите на мексиканском испанском.

Еще одна улыбка:

— Вы тоже, сеньор, вы тоже.

— Это я машинально.

С каждым нужно говорить на родном языке — неизменное следование этому правилу делало его основной дайн неотразимым. В Алаатире это работало как прикормка для зверья между охотничьими сезонами: эффект дайна накапливался, влияние росло, возможностей становилось все больше. Ну, а в тех краях, где приходилось бывать наездами, знание языков было катализатором дайна. Вот и здесь сработало.

Значит, Мигель не просто слышит его речь, как испанскую, а знает, что он действительно говорит на испанском.

— А если так? — спросил Заноза на итальянском, и вопросительно уставился на Мартина поверх очков, — есть разница?

— Сейчас ты говоришь по-итальянски. Интересно… я же тебя и раньше по-итальянски слышал, но знал, что это другой какой-то язык.

Мартин был озадачен. Лэа тоже. А вот Мигель — ни капли не удивился.

— Всегда так было, — прогудел он, поставив на стойку перед Мартином чашку с горячим кофе, — с испанским и французским, а, может, и с остальными, их я не знаю. — Перед Лэа была поставлена чашка с чаем и вазочка с горячим, хрустящим печеньем. — Ана по-французски говорит, Берана по-испански, теперь и сеньор Заноза тоже. Их совсем по-другому слышно, чем вас, сеньор Халькон, или сеньору Дерин, или тех, кто на тарвудском разговаривает. 

— Если сеньор, то Сплиттер. А если Заноза, то без сеньора.

— Каморриста[12]? — переспросил Мигель, снова улыбаясь в усы.

Это было ужасно интересно. Сплиттер, и Каморриста — одно и то же слово, первое на немецком, второе — на испанском. И для Мигеля оно должно было звучать одинаково. Но звучало по-разному.

–  А ты разницу слышишь? — спросил Заноза у Мартина.

— Между Сплиттером и Занозой? Слышу, конечно.

— А ведь по-итальянски «каморриста» — «бандит», а не «заноза».

— У нас тут хороший переводчик, — сказал Мартин гордо. — Переводит как надо, а не как правильно.

— Хорошие микробы, — уточнила Лэа.

— Я думаю, это вмешательство демонов, — поделился мнением Мигель.

Как это ни печально, скорее всего, он был ближе всех к истине. Тарвудская глоссолалия работала бессистемно, зато максимально близко к духу, а не букве слов. Не похоже ни на микробов, ни на какую-нибудь программу-переводчик, даже с неограниченным словарным запасом. Куда больше похоже на разум.

А, поскольку демоны — почти то же самое, что магия, эту тему стоило выкинуть из головы до лучших времен. Если они когда-нибудь наступят.

Оказалось, что большая часть второго этажа таверны отведена под игорный дом. Об этом рассказала Ана, старшая официантка, которой Мигель поручил проводить нового постояльца в номер. Лестница вывела в маленький зал, где, не мешая друг другу, были расставлены низкие столы, кресла и пара диванов. Здесь тоже пахло кофе, немного вином и еще откуда-то тянуло благовониями. Легкий запах, не раздражающий, но не без афродизиаков.

Ана свернула направо, в коридор, отделенный от зальчика массивной дверью.

— Прошу за мной, сеньор, жилые комнаты здесь. А там, за холлом, — она махнула рукой в сторону широко открытых дверей напротив, — казино. И дом свиданий. Девушки у нас самые дорогие в городе, — добавила Ана, не чинясь, — но самые лучшие.

Девушки — это живая кровь. Если понадобится. А она понадобится. Заноза не знал, сколько протянет на консервах, ему сама идея питаться кровью из бутылок была внове. В прежние времена, когда в больницах сохраняли кровь, а не плазму, некоторые упыри кормились на станциях переливания. Но они были жалкими и слабыми, не умели или не смели охотиться, не могли сделать так, чтоб жертва сама начала мечтать о «поцелуе».

До тех пор, пока он не определится с тем, на кого и как охотиться на Тарвуде, ему тоже придется пить сцеженную кровь. Для того чтобы поддерживать существование, просто приходить в себя после алого солнца, нужно съедать трех человек. Фигня для Алаатира, с его двадцатью миллионами населения, и серьезная заявка на неприятности на Тарвуде, где на всем острове едва наберется двадцать тысяч. Из которых, к слову, еще и люди — не все, а можно ли пить кровь нелюдей, придется выяснять без предварительных испытаний на кроликах. В общем, пока только бутылки. А их наверняка окажется недостаточно. Так что девушки, которым можно просто заплатить, это спасение.