Татьяна Умнова - Вампиры замка Карди Страница 180

— Горьки воды твои, Господи. Познаю ли я когда-нибудь сладость?

Гарри положил одну руку — на плечо Мойше, другую — на плечо Джеймса. А Гели порывисто обняла Митю, прижала его к себе, словно именно в этот момент он нуждался в утешении и защите.

Гарри подумал, что следовало бы вернуться и прикончить оставшихся вампиров, чтобы уничтожить проклятье замка Карди раз и навсегда. Но глядя на Гели, он понимал, что не посмеет даже заикнуться об этом. К тому же перед ними сейчас лежала сложная, практически невыполнимая задача: выжить на вражеской территории и как-то добраться до дома.

Эпилог

I. Возвращение Эстер Фишер

Майкл Хольмвуд, приемный сын сэра Джеймса Хольмвуда, лорда Годальминга, сидел на подоконнике в своей комнате — в той комнате, которую отвели для него в роскошном лондонском доме Хольмвудов.

Комната была обставлена спартански — как и полагалось комнате английского мальчика из хорошей семьи. Единственным послаблением, которое леди Констанс позволила для ослабленного пережитыми страданиями приемыша, был ковер на полу — чтобы не холодно было ногам — и дополнительный плед. Ее собственные сыновья обходились без этого, но Майкл казался ей слишком хрупким… И, кроме того, это был чужой ребенок. А значит — к нему она могла проявлять нежность, не боясь осуждения со стороны общества. Поэтому воду для умывания Майкла всегда подогревали, а за столом ему накладывали столько же, сколько и взрослым. Будь он английским мальчиком из хорошей семьи, ему пришлось бы умываться ледяной водой, принимать холодную ванну и вставать из-за стола полуголодным. Но он не был английским мальчиком. Он был евреем. Евреем, чудом спасшимся от нацистов.

Леди Констанс рассказывала об этом своим знакомым с дрожью в голосе. Иногда даже не могла сдержать слез. Да, все родные Майкла погибли… Бедняжка столько пережил… О том, что Майкл чудом спасся не только от нацистов, но и от вампиров, леди Констанс, разумеется, никогда никому не говорила. Потому что сама в это не верила. Она считала себя трезвомыслящей особой. А мужа — немножечко сумасшедшим. Что вполне окупалось древним происхождением его семьи и благородством его собственной натуры. Кстати, сумасшедшим Джеймса его супруга считала вовсе не потому, что он верил в вампиров. В вампиров и призраков она и сама верила. В доме, где она провела детство, был призрак. Призрак одного целомудренного дворецкого, который упал с лестницы, спасая свою честь от посягательств распутной госпожи, и сломал при этом шею. Призрак был безобидный и все к нему привыкли… И воспринимали его, как нечто само собой разумеющееся. В каждом по-настоящему старинном английском доме был свой призрак! Стыдно было бы не иметь своего призрака! А раз есть призраки, значит, и вампиры могут быть. Но только сумасшедший может говорить вслух о том, что он верит в вампиров!

Майклу Хольмвуду, приемному сыну лорда Годальминга, недавно ему исполнилось пятнадцать лет. Лорд и леди Годальминг, и их сыновья, у которых сейчас как раз были каникулы, и все прочие новоявленные родственники, время от времени навещавшие дом Хольмвудов, — все были от него в восторге: Майкл был очень благоразумным и благовоспитанным мальчиком. Сокрушались они только о том, что Майкл не желал принять христианство. Но старались не слишком настаивать. Пока. Чтобы не травмировать лишний раз ребенка.

Майкл знал, что придет момент, когда они начнут настаивать. И он еще не решил: уступить ему или стоять на своем до конца. Он не считал религию чем-то по-настоящему важным. Но не будет ли крещение — изменой его погибшему отцу, тете, бабушке с дедушкой? Или — наоборот, крещение только поможет ему в той великой миссии, которую он для себя предопределил?

Но главное — он не считал себя англичанином. И имя «Майкл» было ему еще противнее, чем имя «Михель». Это было не его имя. Его звали Моисей. Мойше.

Он согласился бы еще стать католиком. Если бы это как-то помогло ему в его миссии. Но лорд и леди Годальминг были англиканцами. Тогда как англиканская церковь внушала ему отвращение фальшью идеологии и обрядов.

Мойше сидел на подоконнике и наблюдал за прохожими на улице, стараясь узнать что-то о каждом из них по деталям внешнего облика. Это у него с детства была такая игра: в Шерлока Холмса. Он умудрился так натренироваться, что в Германии с первого взгляда узнавал гестаповцев в штатском. Здесь гестаповцев не было. Но Майкл часто угадывал немецких военных, скрывающихся за личинами добропорядочных лондонцев. Таких было немало. Майкл никогда никому не говорил ни о них, ни об этой своей игре. Во-первых, он знал, что никто не бросится в полицию и не попытается их задержать. Англичане слишком далеки были от войны — и слишком заботятся о своем и чужом достоинстве. Они просто побоятся ошибиться, оскорбить ненароком невинного человека… А кроме того, Мойше считал, что время для разоблачений еще не пришло. Когда он станет старше. Когда найдет себе единомышленников. Вот тогда он устроит кровавую охоту! Будет загонять их — и убивать. Без суда. И без жалости. Да, когда-нибудь это обязательно будет. А пока надо скрываться. Но, вместе с тем, не утратить навыков.

Вот он и скрывался. Делал вид, что тратит на уроки два с половиной часа, тогда как успевал их сделать за сорок минут. А оставшееся время сидел на подоконнике. И смотрел на прохожих.

Эту женщину он заметил еще издалека.

Сначала подумал: она устала. Она еле шла. К тому же ей приходилось тащить за собой ребенка лет четырех. Ребенок тоже устал, время от времени ноги у него заплетались, и тогда мать поднимала его на руки и некоторое время несла. А потом опускала на землю. Долго нести его она была не в силах.

Когда женщина подошла ближе, он увидел, что она — еврейка. Евреев в Англии было много: здесь все еще жили все, кто успел бежать из Европы в самом начале… Но эта еврейка была не из Англии. Она была так плохо одета! За плечами — солдатский мешок, чем-то набитый. Ребенок — тоже в обносках. Прохожие оглядывались на нее: кто с жалостью, кто брезгливо.

Не доходя до дома Хольмвудов, она остановилась и что-то спросила у полисмена. Видимо, по-английски она говорила плохо, и полисмен долго не мог ее понять. Зато Мойше имел возможность разглядеть и ее, и ребенка. Ребенок оказался прехорошенькой девочкой, а она… Пожалуй, она была слишком стара для того, чтобы быть матерью такого маленького ребенка. А может, она перенесла тяжелую болезнь, голодала, и состарилась прежде срока? Волосы у нее были почти совсем седые. Лицо какое-то темное… И еще — она была очень похожа на Эстер. На его тетю Эстер. Наверное, так тетя Эстер могла бы выглядеть лет через двадцать. Если бы осталась жива.