Македонский (СИ) - Гуров Валерий Александрович Страница 19

Я опешил, медленно опустил руку держащую ксифос, убрал острое лезвие от шеи Архона. Тот загадочно улыбнулся в ответ.

— Требуются еще доказательства, Александр? Эту свинью подкупили персы, он повелся на их богатства и продал нас с потрохами! Но главное — он продал тебя, своего повелителя!

— Он хотел отправить тебя в ящик, мой царь! — взревел один из полководцев Таурон.

— Предатель! — послышались голоса других.

Я вырвал свиток из рук Пердикки, перечитал содержимое. Спина взмокла. Ящик… Уж не о том самом ящике, что лежал в моем тайнике шла речь? Выходит Архон и остальные ничего об этом не знали? Или делали вид? Почему еще они не понимали, что речь идет о сундуке Македонского… Я опустился на пол рядом с Аристотелем, попытался найти его взгляд. Глаза старика полные боли и отчаяния смотрели на меня.

— Ты предал меня, Аристотель? — проскрежетал я, чувствуя, как от злости сводит челюсть.

Старик моргнул, даже это движение причинило ему жуткую боль. Тот, кто изуродовал Аристотеля хорошо знал свое дело, у старика не осталось ни единого шанса оправиться. Он доживал свои последние минуты. Старик набрал полную грудь воздуха, силясь что-то сказать. Я ожидал, что из уст Аристотеля прозвучат слова оправдания, что он начнет отрицать свою вину, либо наберется мужества и признается в содеянном. Скажи он это и, я, пожалуй, отдам приказ вызвать в зал лекарей — в целом прикольный дед, кто не без греха. Но старик зашептал другие слова:

— Это оружие никогда не должно применяться тобой против людей, ибо, брошенное в малосильного, оно может сжечь весь мир, ты не тот, кто его достоин, ты не настоящий царь…

Он запнулся, замолчал, больше не в силах выдавить хотя бы слова. Поняв, что он больше не скажет ничего и отныне Аристотель не жилец, я поднялся и встретился глазами с Архоном. Полководец с нескрываемым удовольствием наблюдал за происходящим.

— Что прикажешь делать, мой царь? — спросил он, как будто слышал обвинение Аристотеля о моей «ненастоящести».

— Хочу, чтобы виновные были найдены и к утру казнены, — сказал я.

Архон учтиво склонил голову, улыбаясь.

— Я не шучу, — столь же учтиво улыбнулся я и похлопал полководца по плечу. — Если ты не найдешь виновных, то будешь казнен взамен.

Архон едва заметно вздрогнул.

— Что делать с этим? — полководец кивнул на старика.

— Казните его вместе с остальными.

Я развернулся и зашагал прочь, к своим покоям.

Глава 8

***

Часы, что остались до рассвета, я не сомкнул глаз. Из головы не выходили слова из записки, найденной у Аристотеля. Прокручивая их в голове, я все больше укреплялся в выводе, что речь в записке идет о сундуке из царского тайника. Кто кроме меня и Аристотеля о нем знал? Я до недавних пор всерьез полагал, что это моя уникальная пасхалка и ни у кого другого (кроме Аристотеля, который должен был выдать ее мне) доступа к ней быть не может. Но как выяснялось дед мог рассказать о ящике кому угодно и теперь сам стал жертвой сундука из-за своей жадности. Забавно получалось, тот, кто умело составлял хитроумные комбинации, уму которого не было равных, вдруг угодил в нелепейший капкан собственной алчности. Старый придурок, блин, а еще мудрец.

Гложило, впрочем, другое. Я так и не успел получить чертово задание от старика, чтобы начать прорабатывать игровой сценарий сундука. И откуда брать задание теперь? Вот этот вопрос мучал меня куда больше предательства деда.

Поэтому первым, что я сделал, вернувшись в царские покои, это бросился к сундуку. Я сидел у края кровати и рассматривал невзрачный на вид ящичек-шкатулку, стоявший на тумбе у стены, когда в дверь постучали. Я вздрогнул, памятуя о схватке с головорезами. Однако, после короткой паузы, послышался голос Пердикки. Несмотря на ранение, причем ранение серьезное, телохранитель не ушел с поста.

— Бактрийская княжна Роксана, царь!

Я не успел ответить, как дверь открылась. На пороге появилась стройная девушка, на вид не больше двадцати лет, одетая в просторный подпоясанный хитон из двух кусков ткани, крепившийся множеством застежек от плеч до локтей. Ткань, собранная в мелкую складку, красиво спадала до запястья. Поверх хитона на плечи был накинут плащ из тонкой ткани. Я сглотнул — хороша чертовка.

Роксана.

Бактрийская княжна.

Александр Македонский взял ее в жены после штурма Скалы Согдиана

Она на миг застыла на пороге, с беспокойством посмотрела на меня, а затем забежала внутрь и закрыла за собой дверь. Ее походка казалась воздушной, черные бархатные и непослушные волосы на греческий манер были собраны в пучок в форме факела и спрятаны в сетку из золоченых нитей. На меня смотрели карие выразительные глаза.

— Привет, красавица, — только и нашелся я.

— Ты не приказал сообщить мне о том, что произошло, — едва слышно шепнула она, задыхаясь от подступивших слез.

Губы ее задрожали. Бактрийка вот-вот готова была расплакаться и действительно, в следующий миг по ее щекам потекли слезы. Она сложила ладони на животе и только сейчас я заметил, что ее живот имеет округлую форму. Роксана была беременна, живот только только округлялся. Я, уже лелеющий мысли о том, что неплохо проведу остаток ночи, обломался.

— Ты не справедлив ко мне, Александр, ты не справедлив к матери своего будущего ребенка, — прошептала она. — Я ведь имела право знать, что с тобой? Я носила траур и думала, что осталась вдовой…

Роксана запнулась, слезы сжали ее горло и, не в силах продолжить, она бросилась ко мне в объятия. Щека красавицы легла на мою грудь, пальцы сжали мускулистую спину, когда как я растерялся, не зная, что делать с беременной женой Македонского. Поэтому так и остался сидеть на месте с сундуком в руках.

— Скажи, что все еще любишь меня! Скажи или клянусь, ты больше не увидишь меня никогда, Александр!

— Люблю… — я замялся, не выдерживая натиск Роксаны и не желая, чтобы беременная женщина нервничала. — Успокойся, тебе нельзя нервничать.

— Ты заставляешь меня нервничать! — взвизгнула бактрийка и впилась ногтями в мою спину так, что я едва не подпрыгнул. Она принялась покрывать мое тело поцелуями и коснулась своим мягкими, сочными, пухлыми губами моих губ, мы завалились на кровать. — Скажи, что все еще хочешь меня, как тогда, когда ты увидел меня в первый раз! Скажи, я хочу услышать это!

Я, понимая к чему все это может привести, ловко подхватил Роксану за талию и уложил спиной на кровать, оказавшись сверху. Княжна продолжала усыпать меня поцелуями, но я схватил ее руки за запястья, чувствуя ее горячее дыхание.

— Ну же, скажи мне это! — на меня смотрели ее страстные глаза, в которых бушевало самое настоящее пламя.

Я покачал головой, прислонил указательный палец к ее губам.

— Не сейчас, я люблю тебя, все такое, но не сейчас.

Лицо Роксаны исказила гримаса ярости.

— У тебя был кто-то Александр? У тебя успел побывать кто-то до меня? — прошипела она. — Ты звал к себе жен? Или кого-то из наложниц? Ну же, ответь мне, царь? Я имею право это знать!

— У меня никого не было…

Роксана долго смотрела на меня, а потом по ее щекам вновь полились слезы. Я почувствовал, что девушка перестала сопротивляться и, наконец, отпустил ее. Поколебался, но все же обнял ее, прижал к груди. Похоже, Роксана только и ждала этого.

— Мне не хватало тебя, — прошептала она.

Я ничего не ответил. Сейчас меньше всего хотелось выяснять отношения с ревнивой и беременной женщиной Македонского, но увы теперь от этого не уйти. Мы долго сидели молча. Роксана наслаждалась теплом, которое я ей давал, а мне в голову пришла мысль спросить о других женах и наложницах, но хватило разума промолчать.

— Я правда скучала, — Роксана вздохнула.

— Верю, — я аккуратно помог ей сесть на кровать, протянул платок, чтобы Роксана вытерла слезы. — Могу велеть накрыть на стол? Ты голодна? Покушаешь.