Инна Сударева - Судья Королевского дома Страница 19

— А кто защитил тебя от пирата? — парировал Судья, присаживаясь за стол. — Твой отец, что ли?

Агата обиженно надула свои румяные щеки еще больше.

Конечно, не стоило лишний раз напоминать девочке, что родителей уже нет рядом, но Фредерик рассуждал так: он сам в три года узнал, что такое смерть, когда погиб его отец, и это лишь сделало его тверже и жизнеспособнее, потому и малышка Агата должна знать о жизни не только миндальные стороны. «Чем раньше она сообразит, что осталась одна на свете, тем быстрее повзрослеет и поумнеет. И сил, не физических, так духовных, у нее прибавится, — говорил Судья. — Никто ведь с ней нянькаться не будет. Лучшее, что я могу сделать — отправить ее в свое поместье, под присмотр моей нянюшки, древней, как мой меч. Но она ее может испортить кружавчиками и рюшечками. Можно, правда, и в монастырь определить, да тоже жаль девчонку. С нянюшкой Судьи Фредерика куда как лучше».

Правда, он сам два последних дня возился с девочкой. Платьев ей накупил, игрушек, постоянно носил всякие сладости и вкусности. И почему-то ему нравилась эта нехитрая забота о малышке.

Агата действительно оказалась дочерью погибшего торговца Амадея Вельса. Вместе с родителями она совершала свое первое путешествие по Лесному морю: корабль шелковой гильдии отправлялся в очередной рейс, и Вельс решил взять с собой семью. Плавание казалось безопасным: торговое судно было снабжено двумя катапультами и имело на борту отряд воинов, вооруженных луками и дротиками.

Пираты напали поздней ночью из-за каменистого острова, которых в изобилии по всему Лесному морю. У них были черные паруса, и в темноте на торговце поздно заметили надвигавшуюся опасность.

Во время боя мама Агаты спрятала дочь в одном из сундуков с одеждой. Бандиты, разбирая добычу после схватки, там и обнаружили девочку. Убивать ребенка они не решились, и капитан забрал се себе с тем, чтобы позже затребовать выкуп с родных малышки. Правда, он не знал, что, погубив родителей Агаты, он оставил ее круглой сиротой...

Фредерик сделал так, как решил: во главе Шелковой гильдии он поставил пирата Алана, проведя перед этим с капитаном обстоятельную разъяснительную работу...

Агата же дулась, когда Судья пытался заниматься с ней — показывал буквы и цифры, учил их прописывать и считать яблоки. Когда же он сидел, нахмурившись, за столом, обдумывая всевозможные судейские дела, то девочка подходила ближе, устраивалась у его ног и так замирала, пока он не обращал на нее внимание.

Судью все беспокоило. «Еще немного, и я окончательно привяжусь к ней, — так думал он, наблюдая, как девочка заплетает куклам косы. — Надо бы отправить ее в поместье». Но это тоже влекло за собой проблемы: о том, что у Западного Судьи в усадьбе появилась воспитанница, тут же станет известно по всему Королевству, и этим не преминут воспользоваться враги Фредерика: они могут похитить девочку, как сделали это с Мартой, и шантажировать его. «Я совершаю вторую ошибку, — озабоченно тер лоб Фредерик. — Сперва привязался к Марте, теперь — к этой крохе. Слишком много уязвимых мест, господин Судья... Ни друзей, ни любимых — не забывай, чему тебя учили. Твой отец в свое время попался на ту же удочку и осиротил тебя».

За эти два дня он поднял всю свою сеть осведомителей, чтобы выяснить хоть что-нибудь о Филиппе, о его клане и о Марте. Судьба девушки беспокоила его с каждым днем все сильней. Хотя он понимал, почему похититель до сих пор не выставил свои условия. «Тянет время — хочет пощекотать мне нервы», — так думал Фредерик.

Филипп объявился сам: к концу четвертого дня их пребывания в Зимнем порту Марк принес запечатанный конверт, который, по его словам, без лишних слов ему в руки сунул какой-то до черноты грязный оборванец на выходе из «Шумихи».

— Он хочет, чтобы я пришел в заброшенные северные доки, один и без оружия, — сказал Фредерик, прочитав письмо. — Марта у него, жива и невредима.

— Мой лорд, это самоубийство! — воскликнул Марк. — Я надеюсь, вы этого не сделаете!

— Ну руки и ноги я ж себе не отрежу, а они — самое действенное оружие, — усмехнулся Судья.

— Сэр, прошу меня извинить, но, может быть, это тот самый случай, когда надо пожертвовать незначительным человеком, чтобы не потерять большего?

Фредерик покачал головой:

— Я думал над этим, но я не могу так с ней поступить. — В памяти Судьи вновь возникли мягкие булочки, душистый чай, теплые руки и большие влажные черные глаза, и Фредерик даже застонал от той боли, что возникла при мысли, что Марта умрет, причем, возможно, не самой легкой смертью. — Ты хотел бы, Марк, чтоб я так обошелся с тобой? Чтобы бросил, отказался от тебя? После всей твоей верной службы?

На это Марку нечего было сказать.

— Я допустил ошибку, непростительную, и плачу за нее теперь, — проговорил Фредерик.

— Но Филипп может убить вас обоих, сэр.

— Скорее всего, он так и задумал.

— Вы не пойдете один! Я соберу лучших парней...

— Что ж, вы всей оравой последуете за мной? Его люди заметят вас — это лишние неприятности. Я пойду один и без оружия — от этого зависит жизнь Марты. Может, это глупо, но что еще делать? Ситуации с заложниками никогда мне не нравились. Возможно, получу еще пару царапин... А вдруг повезет? И я раз и навсегда покончу с таким типом, как Филипп?

Марк лишь сокрушенно покачал головой.

— Почему бы нам просто не окружить доки и не потребовать выдачи Марты, мой лорд?

— Они убьют ее.

— Нет, она нужна будет им как прикрытие.

— Они опять выдвинут те же требования: чтобы я явился к ним.

— Но мы будем рядом!

— Это тупиковая ситуация, Марк. Мы перебьем друг друга.

— Но должен быть выход!

— Он есть — я пойду туда и сам разберусь с этим делом.

Марк развел руками, понимая, что Судью не переубедить.

Весь этот разговор происходил в «Шумихе» — в Пост они ходили ближе к ночи, чтобы узнать от Леона последние портовые новости.

В окна их комнаты несся обычный городской шум: разговоры, крики, грохот по мостовой тяжелых телег, топот лошадиных копыт. Фредерик глянул на окна соседнего дома: там миловидная девчушка поливала роскошную белую герань. Судья вдруг подумал, что смертельно устал. Устал от всего: от городов, шума, суеты, опасности, что все время крутилась рядом, бесконечных скачек, преследований и слежек. Где-то в его поместье кто-нибудь вот так же поливает такую же герань на клумбах, а в старом парке летит нежный пух с тополей, вечером стрекочут кузнечики и самозабвенно поют песни лягушки в озере. «Ты портишься с каждым днем, Судья Фредерик», — сказал молодой человек сам себе.