Ирина Якимова - Либитина (СИ) Страница 19

— Мы умеем заключать соглашения, — признает глава охотников, когда шум чуть стихает. — Договоримся и в этот раз… — говоря это, он не смотрит на противника в диалоге, хотя тот так и ест его глазами, он быстро оглядывает церковный зал. Острый взгляд отмечает взрывчатку прикрепленную к стенам, прослеживает ход шнуров от нее к алтарю, где находится основная масса взрывчатого вещества. Охотник всматривается в лицо женщины с факелом — жены главы поселения, которая, согласно плану мужа, должна поджечь шнур. Потом отступает на шаг.

— Владыка вампиров последние годы правит в Карде, скоро все изменится, — негромко, но уверенно говорит он, глядя опять не на главу поселения — убеждая толпу. — Но чтобы запустить лавину перемен, нужно исключить из борьбы за власть над землей страха чудовище севера — Либитину! Это совершенно непредсказуемый союзник и сильный враг. Верю, что до сих пор вы видели от нее лишь добро: хозяйке положено заботиться о скоте вплоть до отправки его на бойню. Но где сейчас забота Либитины? Осознаете ли вы, что это значит? Где вы сейчас находитесь?

До абсолютной тишины и внимания далеко, но толпа примолкает. Некоторые шевелят губами, беззвучно отвечая на вопрос охотника:

— На бойне…

— Либитина не так уж отличается от владыки вампиров, раз в пятнадцать лет объявляющего большую охоту в северных землях, — замечает другой охотник. Главный кивает:

— Вы полагаете, что поступаете благородно: защищаете Госпожу. Так берите оружие, сражайтесь за нее! Вы думаете, охотников настолько тронут ваши смерти, что они утратят защиту? Да, убийство разумной души способно разбить защиту нашей клятвы, но здесь я ни разума, ни души ни в ком не вижу. Вы пришли сюда стадом, без собственных мыслей о происходящем. Тупое ожидание смерти от чужой руки — это по-скотски, а не по-человечески, и защита охотников не пострадает!

Я понимаю, что он блефует, но, признаю: блефует увлеченно. Толпу привлекает его увлеченность, и он уже с вызовом посматривает на главу поселения. А тот бледнеет от ярости, потом краснеет, вскипая от злости.

— Либитина хочет, чтобы мы защищали ее до последней капли крови! — кричит он. — И мы будем защищать ее! Только благодаря защите Госпожи мы до сих пор живы в краю вампиров! Я знаю страшные цифры смертей в Карде! -

Я знала эту его реплику наперед, но сейчас все-таки дергаюсь от отвращения. Я не требовала у смертных защищать себя. Фанатики, нашли божество, которому удобно вручить жизни и свободу и не думать ни о чем, следуя извечной тяге людского рода сбиваться в стада и стаи! О, поджечь бы фитиль, скрыть этот позор под грудой камней, но нужно продолжать представление.

— Разговор закончен! Убирайтесь, не то мы взорвем церковь вместе с вами! — орет глава поселения. Но предводитель отряда, кажется, забыл об опасности.

— Мы пришли сразиться с Либитиной, — напоминает он и вдруг без перехода командует своим вскинуть оружие. Видимо, он всерьез решил довести главу поселения до вспышки ярости. Увлеченная происходящим, я не сразу понимаю, куда охотники будут стрелять. Вверх! В моих птиц!

Эхо подхватывает звуки выстрелов, носит его под высокими сводами церкви, превращая в оглушающий грохот настоящей войны. Птицы падают на пол черными комьями перьев. Боли я не чувствую — отпускаю тела марионеток в момент попадания, и глаз в церкви не лишаюсь: в толпе присутствуют две человеческие куклы. Они продолжают следить за происходящим.

В толпе начинается паника, глава поселения окончательно обезумивает. С криком ярости он бросается на главу охотников, в драку вовлекаются другие охотники и селяне. Скоро охотники отступают за двери, на ступени церкви. Глава поселения, уверенный в скорой победе, неосмотрительно бросается за ними… и первым падает на ступени, крича теперь от боли. Охотники, оставшиеся вне церкви, палят в селян, поддавшихся злости и выскочивших из церкви. Разумеется, они стараются лишь ранить, не убить. Раненный глава поселения выхватывает припрятанный револьвер. Его черная злость обратилась черным отчаянием. Он успевает выстрелить дважды — ранить двоих охотников, прежде чем получает пулю в голову от главы отряда. Этим выстрелом заканчивается короткая, но жестокая битва.

В это время в церкви кто плачет, кто кричит. Но никто не готовится к смерти. Они перестали быть бессмысленным стадом: просто напуганные люди, каждый сам за себя и родных. Жена главы поселения по-прежнему держит зажженный факел, но не подносит его к шнуру. В ее глазах растерянность.

Я могу выхватить у нее факел рукой куклы и взорвать церковь. Тогда охотники задержатся на неделю, а то и больше, чтобы разобрать завалы, давая мне время на восстановление сил и даже бегство. Кому-то из них во время печальной тяжелой работы попадется белая детская ручка, которую сначала примут за руку куклы, кто-то споткнется о женскую голову с полуоткрытыми глазами и ртом… После такого, несмотря на похвальбу их главы, некоторые покинут орден, может, уйдут многие. Оставшиеся с удесятеренной яростью бросятся мстить хозяйке смертных, но их фанатичная ненависть разобьется о мое ледяное равнодушие, как было в прежние времена. Это выгодный путь, почему же я медлю, почему жду решения от этих нелепых смертных? Что я опять ищу в золотистом ореоле свечи, горящей над ворохом исписанных листов и кипой еще не начатых?

Снаружи стихает перестрелка. Еще минута ожидания, и народ бросается прочь из церкви. Вот уже в давке у дверей кому-то ломают ребра. Жена главы поселения дрожит, но не двигается с места, боясь навлечь гнев госпожи. Когда здание опустевает, я подхожу к ней и отнимаю факел:

— Беги! — рычу я.

— Любимая госпожа… -

Смертную охватывает раскаяние, она начинает рыдать. Падает на колени:

— Вместе с вами, Госпожа…

«Дура!» — непонятно, кого я ругаю, ее или себя. Нужно взорвать хотя бы пустую церковь, но я позорно тушу факел в бадье с водой для питья. Оказывается, мне жаль и одной напрасной человеческой жизни.

— Так-так, — глава охотников встает в дверях церкви. — Владычица мертвых жалеет живых? Это было самое неудачное представление кукольного театра Либитины! — он хохочет, впрочем, больше от нервов, чем от действительного веселья. Кукла кидает на него уничтожительный взгляд и, завернувшись в крылатую тень, скрывается в алтаре, где находится выход в тоннель. Она мчится подземной дорогой прочь, прочь — воплощение моего сомнения, злости и боли… Что с тобой, Владычица мертвых? Слабость рассудка, настигающая многих бессмертных, достигших трехсотлетия? Жалость сердца, размягчившегося от гниющих четвертое столетие, не находящих утоления эмоций?