Роберт Джордан - Восходящая тень Страница 19

Не раздумывая, Перрин взмахнул молотом. В звоне металла о металл потонул отчаянный крик Фэйли. Топор пролетел через всю комнату, отскочил от дальней стены и снова метнулся к нему, угрожающе выставив лезвие. Перрин почувствовал, что волосы у него встают дыбом.

В тот миг, когда топор проносился мимо Фэйли, девушка обеими руками ухватилась за его рукоять. Топор как живой извернулся у нее в руках и наставил стальной полумесяц прямо ей в лицо. Бросив молот, Перрин прыжком кинулся вперед и схватился за топорище — он едва успел предотвратить смертельный удар.

Юноша боялся, что не переживет, если топор — его собственный топор — изувечит девушку. Он рванул топор на себя с такой силой, что тяжелый шип, уравновешивающий лезвие, чуть не вонзился ему в грудь. Хорошо, что удалось спасти Фэйли, только, похоже, самое страшное впереди. Топор вел себя как живое существо, движимое злобной волей. И это существо стремилось убить его, Перрина, — юноша чувствовал это так ясно, как будто враг кричал ему об этом в лицо. Причем неведомый враг был не только злобен, но и хитер. Когда Перрин тянул топор на себя, не давая лезвию коснуться Фэйли, тот использовал его же усилие, пытаясь вонзиться в грудь юноши, а когда он отталкивал оружие, лезвие вновь угрожало Фэйли, как будто понимая: чтобы уберечь ее, Перрин вновь обратит топор на себя. Перрин сжимал рукоять изо всех сил, но топор вертелся у него в руках, угрожая то острым шипом, то стальным полумесяцем. Мускулы кузнеца вздулись узлами, ладони его горели, пот градом струился по лицу. Перрин не знал, долго ли он сможет удерживать топор. Безумие, просто безумие — но думать об этом было некогда.

— Беги! — прохрипел Перрин сквозь стиснутые зубы. — Беги, Фэйли!

На побледневшем лице девушки не было ни кровинки, но она отрицательно качнула головой и, продолжая бороться с топором, выдавила из себя:

— Нет! Я тебя не оставлю!

— Так мы погибнем оба!

Она снова замотала головой.

Издав горловой рык, Перрин отнял одну руку от топорища. Удерживать топор одной рукой было совсем невмоготу — вертящаяся рукоять жгла ладонь. Освободившейся рукой он схватил девушку и начал подталкивать ее к выходу. Фэйли взвизгнула и уперлась в него кулачками, но Перрин, не обращая на это внимания, прижал ее к стене и оттеснил к двери. Как только удалось распахнуть дверь, он вытолкнул девушку наружу, повернулся к выходу спиной, движением бедра задвинул щеколду и снова схватился за топорище обеими руками. Сверкающий отточенный полумесяц находился уже в нескольких дюймах от его лица. Фэйли неистово кричала и барабанила в дверь, но Перрин едва ли осознавал это — толстая дверь заглушала звуки, да и не до того ему было. Невероятным усилием Перрин оттолкнул топор на длину руки. Желтые глаза юноши сверкали, будто вобрав в себя свет всех горевших в комнате свечей.

— Ну что, — проревел он, обращаясь к топору, — теперь мы остались один на один. Кровь и пепел, как я тебя ненавижу!

Внезапно на него напал истерический смех. Ведь все считают, что это Ранд должен сойти с ума. Ранд. А я дошел до того, что разговариваю с собственным топором. Ранд, чтоб ему сгореть!

Стиснув зубы, Перрин оттолкнул топор на расстояние шага от двери. Стальной полумесяц, дрожа, тянулся к нему — юноша почти ощущал переполнявшую его жажду крови. Внезапно Перрин обеими руками рванул топорище на себя и отскочил назад. Лезвие метнулось к его голове, и Перрину почудилось, будто он услышал торжествующий клич, словно его враг был живым. В самый последний миг Перрин отклонился в сторону, и просвистевший мимо топор с тяжелым лязгом вонзился в дверь.

Он чувствовал, как жизнь — а как иначе это назвать? — покидает плененное оружие. Торчащий в двери топор снова стал всего лишь топором — дерево, сталь, и ничего больше. Ну и пусть пока остается здесь, решил юноша, место подходящее. Дрожащей рукой он утер пот со лба. Безумие, безумие следует за Рандом повсюду.

И тут до него вдруг дошло, что из-за двери не доносятся отчаянные крики и стук. Поспешно откинув щеколду, Перрин распахнул дверь. Стальное лезвие топора поблескивало в свете масляных ламп, висящих на покрытых гобеленами стенах широкого коридора. Фэйли застыла перед дверью с поднятыми руками — видно, собиралась в очередной раз стукнуть по ней кулаками. Глаза ее были широко открыты. Девушка растерянно коснулась кончика своего носа и слабым голосом произнесла:

— Еще бы дюйм, и…

Неожиданно она бросилась к нему и, что-то бессвязно бормоча, стала исступленно целовать его, доставая губами только шею и бороду. Спустя мгновение, так же стремительно отпрянув, девушка с тревогой пробежала пальцами по его груди и рукам:

— Тебе больно? Ты ранен? Оно тебя не…

— Со мной все в порядке, — отозвался Перрин. — Ты-то как? Я не хотел тебя напугать.

Девушка уставилась на него:

— Правда? Ты совсем не ранен?

— Нисколечко, — подтвердил Перрин, и в тот же миг девушка влепила ему полновесную затрещину, от которой в голове у него зазвенело, как от удара молотом о наковальню.

— Дубина волосатая! Я ведь думала, что ты уже мертв! Боялась, что эта штуковина тебя убьет… Думала… — Фэйли замолчала в тот момент, когда Перрин перехватил на замахе ее руку, предотвратив вторую оплеуху.

— Пожалуйста, больше не делай этого, — спокойно попросил он. Отпечаток ее ладони еще горел у него на щеке — наверняка челюсть будет ныть всю ночь. Перрин удерживал ее руку так нежно, словно держал в ладони птенчика, но, хотя Фэйли отчаянно пыталась освободиться, его стальная рука даже не шевельнулась. Он привык целыми днями размахивать тяжеленным молотом и потому даже сейчас, после нелегкой борьбы с топором, почти не ощущал ее судорожных усилий. Дернувшись несколько раз, Фэйли, видимо, решила не обращать внимания на его хватку и вперилась в него взглядом. Черные и золотистые глаза не мигая смотрели друг на друга.

— Я могла бы тебе помочь. Ты не имел права…

— Еще как имел, — твердо заявил Перрин. — Ты не могла мне помочь. Если бы ты осталась, мы бы погибли оба. Я не мог одновременно и тебя оберегать, и с этой штуковиной сражаться. — Фэйли открыла было рот, но он возвысил голос и продолжал:

— Я знаю, тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но придется послушать. Я и так изо всех сил стараюсь не обращаться с тобой как с фарфоровой статуэткой, но если ты потребуешь, чтобы я спокойно смотрел на твою смерть, я свяжу тебя, как овцу на рынке, и отошлю к госпоже Лухан. А уж она-то не потерпит таких выходок.

Потрогав языком зуб и удивившись, как он еще не выпал, Перрин мысленно представил себе, как Фэйли пытается показывать характер перед Элсбет Лухан, — да, интересно было бы посмотреть на такое. Жена кузнеца держала своего мужа под каблуком, и вроде бы даже без особых усилий. Уж на что у Найнив язычок острый как бритва, но в присутствии госпожи Лухан и та предпочитала держать его за зубами. Перрин еще раз потрогал свой зуб и решил, что он держится достаточно крепко.